грузовиков, с четкими рисунками протектора. Он уносится вдаль,
узорчатый, прямой и непреклонный. Две его колеи постепенно сближаются
и наконец сливаются в одну узкую ленточку там, в мутнеющей ровной
грани пустыни и неба. Рядом идут еще следы, более старые, частью уже
сглаженные ветром, иногда перебрасывающиеся с одной стороны на другую,
описывая красивые пологие кривые. Иногда неведомые водители
предпочитали свой собственный путь - тогда, отделенный полосой
нетронутого песка от главной дороги, рядом тянулся неглубокий, но
отпечатанный во всех деталях протектора след, также прямо несущийся
через Танезруфт к невидимой цели. Вся мощь нашего времени, казалось,
сосредоточилась в этих стремительных, слишком прямых линиях, знаках
победы машины над пустыней, над самой недоступной и опасной частью
Сахары, которая не смогла ни задержать, ни замедлить бег железных
верблюдов двадцатого века.
Отважные водители жарили яичницу прямо на капотах своих машин,
раскалившихся под солнцем Танезруфта, и упорно пробивались вперед,
борясь с пугающими миражами. Если туареги видели в зное страшной
пустыни Деблиса - демона Танезруфта с пустыми глазницами, одетого в
черное покрывало, восседавшего на скелете верблюда и кружившего около
обреченных путников, - то шоферы рассказывали иное. У вехи 285, где на
строительстве дороги погибло множество осужденных за бунт солдат
Иностранного легиона, за автомобилями гнались их призраки - тонкие
извивающиеся фигуры, вертевшиеся вокруг машины, с какой бы скоростью
она ни шла. Они звали хриплыми голосами, и единственная возможность
спасения от них заключалась в жертве бурдюка с водой. Его надо было
бросить им, и тогда они отставали, а машина уходила на полной
скорости.
Многое чудилось изнемогающим от зноя людям - перегретый мозг
вызывал в глазах самые чудовищные видения. И все же прямые линии
машинных следов чертили пустыню гигантской линейкой!
Машина археологической экспедиции, постояв немного, пересекла
поперек путь транссахарских автомобилей и пошла печатать свой, здесь,
на ровном участке, такой же прямой и отчетливый. Путешественники
встретили дорогу между станцией Бидон-5 и вехой 540, далеко к северу
от оазиса Тессалит - преддверия уже менее пустынных степей Судана и
Нигерии. Одинокая машина долго шла в розовой мгле заката, затем по
узкой дорожке света фар в однообразном море ночной тьмы. Короткий
ночлег, и снова путь с остановкой задолго до наступления жаркого
времени дня, под высоким обрывом у начала большого эрга Аземнези.
Отсюда дорога сделалась тяжелой - рыхлые пески покрыли всю площадь
эрга волнистой чередой. Машина продвигалась в ней на подстилаемых
"лестницах" из связанных цепью деревянных плашек, сделав за вечер лишь
несколько километров.
На утренней заре грузовик, словно отдохнувший за ночь, быстро
вылез на сыпучий подъем окраины эрга. Дальше на запад местность была
усеяна конусовидными холмами песка, тупо срезанными на верхушках и
покрытыми удивительной рябью - сеткой чашеобразных углублений.
Тирессуэн повел машину в обход этих холмов, на подъем к каменистой
гряде, внезапно возникшей среди песчаного пространства.
- Далеко ли развалины, Тирессуэн? - окликнул проводника
профессор, с тревогой подсчитывавший в уме, сколько литров бензина
ушло на борьбу с песчаным дном эрга Аземнези.
- Уже близко, там. - Туарег показал на юго-запад, где на пологом
скате гряды виднелось множество закругленных ветром черных глыб,
издалека казавшихся толпой каких-то черепахообразных существ.
Ученый вздохнул с облегчением.
- Почему здесь такие странные холмы? - спросил он, указывая на
конусы песка с их скульптурной поверхностью.
- Ветер, - лаконично сказал туарег, описывая рукой несколько
кругов, и все поняли, что он говорит о крутящихся вихрях, вздымающих
столбы песка на высоту в полкилометра и сокрушающих все, что не камень
или не вросшее в землю двадцатиметровыми корнями растение пустыни.
Снова медленно ползущие, уподобляясь машине, часы. Опять
свинцово-серая мгла тяжкого зноя, звонкий стук пальцев перегретого
двигателя, едкий дым горящего масла. Но вот машина поднялась по
твердому скату, лавируя между изъеденными ветром валунами. Круглые
глыбы, пирамидальные навесы, острые выступы сменялись стенами,
башнями, воротами... Острая, тревожная догадка заставила профессора
встрепенуться. Невежественные и фантазирующие сыны пустыни иногда
принимают эти причудливые скалы за развалины. Неужели и его экспедиция
сделается жертвой подобной ошибки? Ох, ублюдок дьявола, так и есть!
Туарег властным жестом остановил машину в тот момент, когда
водитель собирался заявить профессору о необходимости остановиться и
переждать жару.
Вне себя от ярости, с помраченными жарой и тяжелой дорогой
чувствами археолог выскочил из кабины.
- Куда мы приехали? Где развалины? - завопил он.
Ясные серые глаза Тирессуэна блеснули гневом под навесом
головного покрывала. Неторопливо подняв левую руку с широким кожаным
браслетом, за который был заткнут кинжал с крестообразной рукоятью,
туарег показал вниз.
Машина остановилась на краю склона плато, заваленного сплошной
каменной россыпью. Черными контрфорсами спускались вниз сглаженные
ветром обрывы, прорезанные глубокими и короткими оврагами,
придававшими всей скалистой стене фестончатый контур, будто
выполненный руками человека в затейливом архитектурном замысле. Под
обрывом стелился небольшой серир - равнина, покрытая обломками
отглаженных ветром кремнистых сланцев с углублением древнего озера, от
которого осталось круглое пятно островерхих дюн.
А на равнине, отчетливые даже в дымке горячего воздуха, виднелись
обрушенные стены, сложенные из глыб красного камня, какие-то
пересекающиеся выступы, проходы ворот и улиц. Вот и несомненные
башни - только кретин может их спутать с нерукотворными созданиями
ветра! Площадь развалин была невелика, но постройки очень массивны и
обладали чертами большой древности, распознаваемой опытным взглядом
археолога.
Французы закричали. Секунду назад готовые смотреть на Тирессуэна
как на идиота и преступника, они наперебой хвалили проводника.
- Зачем же стоять здесь? - воскликнул профессор. - Осталось
несколько километров. Развалины совсем близко! - И археолог перевел
свой вопрос на арабский для Тирессуэна.
Проводник объяснил, что дальше дорога очень плоха. Будет лучше
пойти к развалинам пешком и осмотреть их.
- Нам не смотреть надо - изучать их, - возразил археолог. - Надо
пробыть там дня три, сколько хватит воды.
- Лучше посмотреть, потом приезжать снова. Привозить запас воды,
пищи...
- Сначала надо выяснить, стоит ли. Бессмыслица - ходить отсюда по
жаре, будто мы на курорте... - Профессор спохватился, что туарег не
понимает его и смотрит с вежливым, чуть снисходительным любопытством.
- Надо подъехать. И сейчас же. Незачем терять время на остановку, а
нужно окончательно расположиться на месте исследования! - настаивал
археолог.
Туарег послушно полез на свое место у кабины. Машина долго
заводилась и наконец тронулась. Проводник, умело выбирая путь, повел
ее направо, где плато плавно понижалось и фестоны крутых ущелий
превращались в широкие углубления промоин.
Визжа тормозами, машина спустилась по плитам песчаника в
углубление, крупный щебень заскрежетал под массивными шинами. Грузовик
пересек промоину. Форсируя мотор, водитель кинулся на штурм подъема.
Гром мотора, вой низшей передачи и обычное раскатистое эхо. Вдруг
стрелка масляного насоса упала налево, к нулю, слабый хруст послышался
в недрах двигателя, и побелевший шофер выключил зажигание. Машина
поехала вниз, скользя на крупном песке, катавшемся, как дробь, под
неподвижными колесами. Все метнулись к бортам в опасении, что грузовик
опрокинется. Но машина медленно сползла к промоине и задержалась,
упершись в выступ каменной плиты.
- Что, что случилось? - выдавил из себя археолог.
(Ответственность начальника, до сих пор существовавшая лишь в плане
исследования, вдруг стала огромной перед лицом опасности.) -
Попробуйте... - начал он.
Водитель мотнул головой и, запустив мотор, сразу же выключил его.
В гнетущем молчании все сгрудились около машины, в то время как шофер
полез под капот. Тирессуэн уселся на камнях и переводил взгляд с
одного лица на другое, стараясь понять случившееся.
Скоро выявилась вся серьезность повреждения. Маленькая шестеренка
масляного насоса разлетелась на куски, повредив вторую. Ошибка ли,
небрежность изготовления или плохое качество материала, там, во
Франции, угрожавшая лишь волочением на буксире или несколькими часами
ожидания, здесь, в Сахаре, для одинокой машины стала смертным
приговором. Только профессор и радист знали, что они отдали
радиостанцию капитану, понадеявшись на прочность своей машины и обилие
запасных частей. А среди всех этих частей не было нужной, ибо поломка
масляного насоса - редкий случай для современного автомобиля.
Пока сотрудники экспедиции осознавали положение - с проклятьями,
молчаливой тоской или в трусливом смятении, профессор и туарег,
согнувшись над картой, старались как можно точнее установить место
аварии. Самое близкое и самое надежное - линия транссахарской дороги,
которую они пересекли. Это сто двадцать километров на восток. Если
идти прямо в Бидон-5 - сто сорок пять километров. Зато там можно
достать шестеренки или вызвать срочную помощь. Европеец в Танезруфте
вряд ли пройдет и шестьдесят километров. Это значит: если за эту
попытку не возьмется туарег, то все они погибли.
Европейцы резко изменились. Шумные и нетерпеливые, заносчивые и
мелочные, они стали медлительны и суровы. Полные тревоги, они зорко
следили за Тирессуэном. Так мелкие хищники сидят вокруг льва в
ожидании, какое решение примет могучий зверь. Так следят обвиняемые за
судьей, вышедшим огласить приговор.
Туарег курил, бросая мимолетные взгляды на карту и снова уходя в
неподвижное созерцание чего-то, проходящего перед внутренним взором.
Все участники экспедиции знали, что Тирессуэн призвал на помощь всю
свою колоссальную память и опыт, все рассказы товарищей и старинные
предания, чтобы решить, куда идти. Сто сорок пять километров - это
было слишком много и для тиббу, не только для туарега, но Тирессуэн
считал себя равным этим замечательным властелинам пустыни.
Властелинам, завоевавшим ее без технической мудрости европейцев -
единственно с помощью своего выносливого тела и стойкой души!
День клонился к вечеру. Тирессуэн словно очнулся. Он откинул
назад головное покрывало, тяжело вздохнул и застенчиво улыбнулся. И
европейцы увидели, как еще молод и добр этот суровый кочевник,
становившийся таким грозным с закутанным лицом, в своих темно-синих
одеждах.
- Пойду на Бидон-Пять! - объявил туарег.
К нему бросились, пожимая руки, заискивающе хлопали по плечу,
предлагали любые консервы, вино и сигареты. Туареги не едят ни рыбы,
ни яиц, ни птицы, и Тирессуэн опасался консервов. Он согласился взять
флягу с водой, немного шоколада и соленых галет, а также набил пазуху
сигаретами.
- Возьмите мой компас, Тирессуэн, - предложил шофер.
Но кочевник отказался и от карты и от компаса.
Звезды и солнце - вот безошибочные путеводные маяки туарега, а
небо пустыни почти никогда не бывает закрытым,
- Мы так благодарны тебе, Тирессуэн! - воскликнул растроганный
профессор. - Мы, если спасемся, никогда не забудем, что ты делаешь для
нас...
- Я еще ничего не сделал, - туарег снова стал суровым, - и не для
вас - ведь я спасаю и самого себя. Если я буду ожидать счастливого
случая, то погибну наравне со всеми. Воды - на пять дней... Что
случится за это время?
- Да, да, конечно, - поспешно согласился археолог.
Сомнение метнулось в его следивших за Тирессуэном глазах, губы
дрогнули. На лице стоявшего рядом шофера отразился еще более
откровенный испуг. Тирессуэн понял. Как все мелкие люди, считающие
себя проницательными, они думали прочесть в Тирессуэне собственные
мысли и скрытые чувства. Они боялись, что туарег, спасая собственную
шкуру, сбежит куда-нибудь.
Подозрение спутников рассердило Тирессуэна, но он поборол себя,
сказав:
- Теперь надо спать - до наступления ночи!
Отойдя за каменный выступ, он принялся расстилать плащ на
маленьком пятнышке тени. Не успел он сделать это, как услужливые руки
раскинули брезент, положили мягкий туфяк. Спутники ходили тихо,
разговаривали шепотом. Туарег лежал и думал, почему европейцы могут
действительно хорошо относиться к жителям пустыни, лишь когда приходит
беда и необходимость в помощи. Европеец становится по-настоящему
человечным в тисках жестокой нужды - это туарегу казалось низостью.
Тирессуэн проснулся, как назначил себе - в вечерних сумерках.
После молитвы, напившись вволю и немного поев, он повернулся к
востоку.
- Барак аллах фик! (Бог да хранит вас!) - сказал туарег и
неторопливо зашагал, напутствуемый ободряющими криками оставшихся.
Профессор долго смотрел туда, где растворилась в прозрачной
темноте высокая фигура проводника. Снедаемый опасениями, он в сотый
раз клялся щедро наградить туарега, если тот вернется... Но ведь если
он не вернется, некому и не за что будет награждать. Их найдут,
конечно, но какое это будет иметь значение для всей его небольшой
экспедиции! И снова археолог проклинал себя, что поддался на просьбу
капитана. Никакая опытность не может противостоять случайности, и это
он, как ученый, должен был бы знать! К дьяволу эти терзания -
радиостанции-то нет!
Молодой ассистент профессора неслышно приблизился.
- Ваши распоряжения на завтра, шеф? - Ассистент был англофилом.
- Подъем до зари. Пойдем на развалины - надо же осмотреть это
трижды проклятое место! Огюст, шофер, останется с машиной и приготовит
обед. Отправимся мы трое - вы, я и Пьер.
Развалины отстояли дальше, чем показалось профессору. Они были к
тому же захватывающе интересными, и, когда археолог спохватился, что
пора возвращаться к машине, солнце поднялось уже высоко. Обратный путь
показался профессору настоящей пыткой. Борясь с желанием выпить весь
остаток воды во фляжке, грузно шагая по хрустящему грубому песку и
перекатывавшемуся под ногами черному щебню, археолог чувствовал, что
его тело ссыхается в палящей печи. Мысли мутились, назойливо
возвращались то к ледяной шипучей воде отеля в Таманрассете, то к
сказочному разнообразию напитков на любой из улиц Парижа, то просто к
холодным ручьям и рекам, которыми он так пренебрегал в Европе, не
подозревая, какую живительную силу таят в себе эти потоки обыкновенной
воды...
- Воды! - Профессор громко произнес последнее слово, слегка
всхлипнув от мысленного зрелища холодного и чистого горного потока,
так невыносимо чудесно журчавшего по камням.
- Сюда, шеф, - окликнул его молодой помощник, указывая на
небольшой песчаный холм с обрывистым восточным склоном. Растянувшись
на земле, за этим склоном можно было укрыться в спасительной тени.
Ассистент посмотрел через плечо на горный уступ, где засел
автомобиль, взвесил на руке фляжку и со вздохом положил ее обратно под
бок.
- Кажется, мы никогда не дойдем, - промямлил студент-радист Пьер,
перехватив взгляд ассистента. - Время тянется так же медленно, как
тащишься сам. И с каждым шагом теряешь силы. Знал бы, взял на плечи
ведерный термос...
- И тащился бы с его тяжестью еще медленнее! - возразил
ассистент.
- Зато пил бы! Пил! Представляешь, сейчас литра два холодной
воды...
- Довольно! - оборвал его сердитый окрик профессора. Археолог
лежал ничком, и его голос шел будто из-под земли. - Я запрещаю
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг