мясом молодых жирафов и прикончили весь запас пива. По дороге в хижину
Кидого заявил, что завтра все бывшие рабы, которых осталось двадцать
семь человек, будут держать совет о дальнейшем пути. Кидого удалось
поговорить с бродячими охотниками, которых он встретил в лесу. Они
хорошо знали местность к западу от селения и рассказали, куда идти.
Расстояние, отделяющее их от моря и родины Кидого, очень велико, но он
знает теперь, что за три месяца даже медленной ходьбы они будут там.
Что теперь может остановить их, испытанных в борьбе, крепких дружбой?
Каждый из двадцати семи стоит пяти воинов! Негр гордо расправил плечи,
поднял к звездам веселое хмельное лицо, обнял Пандиона и с волнением
закончил:
- Теперь мое сердце спокойно! Ты здоров - в дорогу! В дорогу хоть
завтра!
Пандион молчал, в первый раз чувствуя, что его желания не
совпадают со стремлением друзей. Молодой эллин не умел лицемерить.
После сегодняшнего свидания Пандион понял, что тоска, все время
остро бередившая его душу, вызвана любовью к Ируме. Девушка в расцвете
юной красоты встретилась ему после жестокой жизни раба, на пороге
свободы!
Неужели этого мало ему, так недавно цеплявшемуся за самую
маленькую надежду на дне темной ямы-тюрьмы? Что нужно, наконец, ему в
мире и жизни, когда любовь властно зовет его остаться здесь, среди
золотой степи? И тайное, скрываемое от себя самого стремление навсегда
остаться с Ирумой стало крепнуть в душе Пандиона. Доверчивая молодость
эллина незаметно уводила его в страну грез, где все было так легко и
просто.
Завтра он увидится с Ирумой, все скажет ей... А она - она тоже
любит его!
Бывшие рабы должны были встретиться на другом конце селения. Там,
в двух больших хижинах, они и жили. Кави, Кидого и Пандион занимали
отдельную маленькую хижину, отданную им из-за болезни эллина.
Пандион, точивший копье в углу хижины, встал и направился к
выходу.
- Куда ты идешь? - спросил его удивленный этруск. - Разве ты не
будешь на совете?
- Я приду потом, - отворачиваясь, ответил Пандион и поспешно
вышел из хижины.
Этруск внимательно посмотрел ему вслед и недоуменно переглянулся
с Кидого, усердно трудившимся около входа над большим куском толстой
кожи, изготовляя щит.
Молодой эллин не сказал друзьям, что Ирума ждет его сегодня на
опушке леса. Чувствуя, как с приходом товарищей выросла внезапная
угроза его только что родившейся любви, Пандион не в силах был
отказаться от свидания. Он оправдывал себя тем, что все равно узнает
решение совета от друзей.
Приблизившись к лесу, Пандион долго искал глазами Ируму, как
вдруг улыбающаяся девушка отделилась от ствола дерева и сама предстала
перед эллином. Ирума накинула отцовский охотничий плащ из мягкой коры
и в нем на фоне деревьев была совершенно незаметна. Девушка сделала
знак Пандиону следовать за собой и быстро пошла вдоль опушки к
полукруглому выступу леса, вдававшемуся в степь в трех тысячах локтей
от селения. Там она вошла под деревья. Пандион с любопытством смотрел
по сторонам - впервые он находился в африканском лесу. Эллин
представлял его совсем другим - лес тянулся длинной лентой по долине
речки, омывавшей селение, и в ширину был не больше двух тысяч локтей.
Это был громадный свод высоких деревьев, темная галерея над
глубокой, вечно сумрачной лощиной речки.
Деревья дальше становились все выше, а у берега, круто
спускавшегося к самой воде, клонились к земле, скрещивая в высоте свои
ветви. Стройные и прямые стволы с белесой, черной и коричневой корой
уходили ввысь на целую сотню локтей, как густая колоннада высокого
здания. Ветви густо переплетались в сплошной свод, непроницаемый для
солнца. Сумрачный серый свет струился сверху, угасая в глубоких
впадинах между странными корнями, похожими на невысокие стены. Тишина,
не нарушаемая никакими звуками, кроме едва слышного журчания воды,
полумрак, исполинская высота лесной колоннады подавили Пандиона. Он
показался себе незваным пришельцем, вторгнувшимся в запретное, полное
тайны сердце чужой природы.
Над самой водой в зеленом своде были узкие просветы - там с
высоты обрушивался сплошной каскад золотого огня. Свет, одевая деревья
сияющим туманом, дробился в промежутках между стволами на вертикальные
полосы, постепенно угасавшие в глубине леса. Темные, таинственные
храмы Айгюптоса пришли на память Пандиону. Построившие их мастера не
придумали нового - волшебное воздействие гигантских сводов, сумерки и
тишина, уводящие от мира, оказывается, существовали в природе.
Исполинский лес был величественнее любого храма, но сила человека
заключалась в том, что он мог создавать свои храмы в любом месте и
там, где леса не росли... Канаты ползучих растений перекидывались от
ствола к стволу свободными петлями или опускались вниз, образуя
волнистые занавеси. Почва, усыпанная листьями, трухой гнилых плодов и
ветвей, была пушистой и мягкой, кое-где по ней были разбросаны мелкие
звезды пестрых цветов.
Со стволов свисали, как содранные куски кожи, длинные ленты
шелушившейся коры.
Большие бабочки бесшумно летали над землей; их трепещущие крылья
привлекали внимание молодого эллина причудливыми сочетаниями
красок - ярких, бархатисто-черных, металлически-синих, красных,
золотых и серебристых.
Ирума уверенно шла между корнями, спускаясь к реке, и привела
Пандиона на ровную площадку у самого водотока, покрытую нежным ковром
пушистых мхов. Здесь стояло дерево, разбитое молнией. В отщепе твердой
желтой древесины выступали грубые очертания человеческой фигуры.
Дерево, очевидно, служило предметом почитания - кругом него были
развешаны цветные тряпки, зубы хищников. В земле торчали три
почерневших слоновых клыка.
Ирума, почтительно склонив голову, приблизилась к старому дереву
и поманила Пандиона к себе.
- Это предок нашего рода, рожденный от громового удара, - тихо
произнесла девушка. - Дай ему что-нибудь, чтобы древние были добры к
нам.
Пандион оглядел себя - у него не было ничего, что он мог бы
отдать этому грубому богу, мнимому предку Ирумы. Юноша, улыбаясь,
развел руками, но девушка была неумолима.
- Дай это! - Тут она дотронулась до пояса, сплетенного из
жирафьих хвостов, только что сделанного Кидого для Пандиона на память
об охоте.
Молодой эллин послушно развязал и отдал девушке полоску кожи.
Ирума сбросила плащ. Она была в домашнем наряде - без браслетов, без
ожерелья, только в широком кожаном поясе, косо спадавшем на левое
бедро.
Девушка поднялась на носках, потянулась к зазубрине у головы
идола и прикрепила там дар Пандиона. Ниже Ирума прицепила лоскуток
пестрой шкуры леопарда и связку похожих на бусы темно-красных зерен.
Потом девушка высыпала к подножию идола горсть проса и, довольная,
отступила.
Теперь она пристально смотрела на Пандиона, прислонившись спиной
к стволу невысокого дерева с сотнями красных цветов между
листьями[Тюльпанное дерево из семейства магнолиевых.]. Казалось, что
алые лампады светились над головой девушки и красные блики их играли
на блестящей коже Ирумы.
Пандион стоял, безмолвно любуясь девушкой. Ее красота казалась
ему священной в тишине исполинского леса - храма неведомых богов, так
резко отличавшихся от радостных небожителей его детства.
Светлая, спокойная радость наполнила душу Пандиона - он снова
становился художником, и прежние стремления проснулись в нем.
Но внезапно встало из глубины памяти необычайно отчетливое
видение. Там, на бесконечно далекой родине, под шум сосен и моря, так
же стояла, прижавшись к дереву, Тесса в ушедшие, невозвратные дни...
Ирума закинула руки за голову, слегка перегнулась в тонкой талии
и вздохнула. Смятенный Пандион отступил на шаг - Ирума приняла ту же
позу, в какой он хотел изобразить Тессу.
Перед эллином воскресло прошлое, с новой силой вспыхнуло
стремление в Энниаду. В путь, навстречу новой борьбе, прочь от
Ирумы!..
Пандиона мучило раздвоение прежде всегда ясных его стремлений. Он
обнаружил в себе неведомое ранее противоречие, и это испугало его.
Здесь с неудержимой силой звала его жаркая, как само солнце
Африки, юная, как цветущая после дождей степь, мощная, как широкий
поток, власть жизни. Там были все самые светлые его мечты о великом
творчестве. Но разве не сама красота в образе темнокожей дочери
африканских степей стояла перед ним, близкая и радостная? Так непохожи
были Ирума и Тесса - они совсем разные, и все же в обеих жила одна и
та же достоверность прекрасного.
Тревога Пандиона передалась девушке. Она приблизилась к нему, и
певучие слова чужого языка нарушили тишину леса.
- Ты наш, золотоглазый... Я танцевала танец великой богини...
Предок принял дары... - Голос Ирумы замер, длинные ресницы прикрыли
глаза. Девушка крепко обняла Пандиона за шею и прильнула к нему.
У молодого эллина потемнело в глазах, отчаянным усилием он
отстранился. Она подняла голову. Рот ее по-детски приоткрылся.
- Ты не хочешь жить здесь? Ты уйдешь с товарищами? - удивленно
спросила Ирума, и Пандиону стало стыдно.
Пандион нежно привлек к себе Ируму и, подбирая подходящие слова,
усвоенные из языка ее народа, пытался передать ей великую тоску по
родине, по Тессе... Голова Ирумы запрокинулась вверх на широкой груди
молодого эллина, ее глаза погрузились в золотистое сияние его глаз,
зубы обнажились в слабой улыбке. Ирума заговорила, и в звуке ее слов
была та же нежность, та же ласка любви, которая опьяняла Пандиона в
устах Тессы.
- Да, если ты не можешь жить здесь, тебе нужно уйти... - Девушка
запнулась на последнем слове. - Но, если я и мой народ хороши для
тебя, оставайся, золотоглазый! Подумай, реши, приходи, я буду ждать!
Девушка выпрямилась, гордо закинув голову. Такой же серьезной и
строгой видел ее Пандион во время танца.
С минуту молодой эллин стоял перед ней, затем, внезапно
решившись, протянул к девушке руки. Но она исчезла за деревьями,
растворившись во мраке лесной чащи...
Исчезновение Ирумы поразило Пандиона, как тяжкая утрата. Эллин
долго стоял в мрачном лесу, потом побрел наугад сквозь золотистый
туман поляны, борясь с желанием броситься вслед за Ирумой, разыскать
ее, сказать ей, что любит, что остается с ней.
Ирума, едва только скрылась от Пандиона за деревьями, пустилась
бежать, легко перепрыгивая через корни, проскальзывая между лианами.
Девушка мчалась все быстрее, пока совсем не выбилась из сил. Она,
тяжело дыша, остановилась на берегу спокойного водоема - тихой заводи
расширявшейся здесь речки. Яркий свет ослепил ее, тело обдало жаром
после мрака и прохлады леса.
Ирума сквозь слезы увидела свое отражение на гладкой поверхности
воды и невольно осмотрела себя всю в этом большом зеркале... Да, она
красива! Но, значит, красота еще не все, если чужеземец, золотоглазый,
храбрый и ласковый, хочет уйти от нее. Значит, ему нужно еще что-то...
Но что?..
Солнце садилось за холмистой степью. Косая голубая тень лежала у
порога хижины, где сидели Кидого и Кави.
По тому, как беспокойно зашевелились оба друга, Пандион понял,
что этруск и негр давно уже ждали его. Потупившись, молодой эллин
подошел к друзьям. Кави встал, торжественный и суровый, положил руку
на плечо друга.
- Мы хотим говорить с тобой - он и я. - Этруск кивнул в сторону
ставшего рядом Кидого. - Ты не пришел на совет, но все решено - завтра
мы уходим...
Пандион отшатнулся. Слишком много событий произошло за последние
три дня. И все же молодой эллин не думал, что товарищи будут так
торопиться. Он сам спешил бы не меньше, если бы... если бы не было
Ирумы!
Во взглядах друзей молодой эллин прочитал осуждение.
Необходимость на что-то решиться, давно точившая душу Пандиона и
бессознательно отбрасываемая им в наивной надежде, что все как-нибудь
уладится, теперь приближалась. Как будто стена опять загородила доступ
к радостному миру свободы, той свободы, которая на самом деле жила
лишь в мечтах Пандиона.
Он должен решить, остается ли он здесь с Ирумой или, навсегда
потеряв ее, уходит с товарищами. Жить, не имея никакой надежды снова
увидеть ее, когда его и Ируму разделит необъятное пространство...
Ужасное "навсегда" горело в сердце Пандиона раскаленным углем. Но если
он останется здесь, то это будет тоже навсегда: только в соединенных
усилиях двадцати семи человек, готовых на все, даже на верную гибель,
ради возвращения на родину, была возможность одолеть пространство,
держащее их в плену земли. Значит, если он останется, то навсегда
потеряет родину, море, Тессу - все то, что поддерживало его и помогло
очутиться здесь.
Сможет ли он жить здесь, слиться с этой приветливой, но все-таки
чужой жизнью, когда не будет с ним верных товарищей, испытанных в
беде, на дружбу которых привычно и незаметно он опирался все время? И
даже без раздумья, всем сердцем Пандион почувствовал ясный ответ.
А разве то, что он оставит друзей, спасенный и вновь ставший
сильным благодаря им, не будет изменой?
Нет, он должен идти с ними, оставив здесь половину сердца!
И воля молодого эллина не выдержала испытания. Он схватил за руки
товарищей, с тревогой наблюдавших душевную борьбу, отражавшуюся на
открытом лице Пандиона, и принялся умолять их не уходить так скоро.
Теперь, когда они свободны, что стоит им прожить здесь еще немного,
лучше отдохнуть перед дорогой, лучше узнать незнакомую страну!
Кидого заколебался: негр очень любил молодого эллина. Этруск
нахмурился еще сильнее.
- Пойдем туда, здесь чужие глаза и уши. - Кави втолкнул Пандиона
в темноту хижины и, выйдя, вернулся вновь с угольком. Он зажег
маленький факел. При свете, ему казалось, легче будет убедить
смятенного друга. - На что ты надеешься, если мы останемся, - строго
спросил этруск, и его слова врезались в душу Пандиона, - если ты потом
все равно уйдешь? Или ты хочешь взять ее с собой?
Нет, мысль о том, чтобы Ирума пошла с ними в бесконечно далекую и
смертельно опасную дорогу, даже не приходила на ум Пандиону, и он
отрицательно покачал головой.
- Тогда ты непонятен мне, - жестко сказал этруск. - Разве другие
наши товарищи не нашли себе здесь девушек по сердцу? На совете никто
из них не колебался, что выбрать - женщину или родину, никто не
подумал остаться. Отец Ирумы, охотник, думает, что ты не пойдешь с
нами. Ты понравился ему, слава о твоей храбрости прошла в народе. Он
сказал мне, что готов принять тебя в дом. Неужели ты покинешь нас,
забудешь родину ради девчонки?!
Пандион опустил голову. Ему нечего было ответить, он не смог бы
объяснить этруску то, в чем Кави был не прав. Как сказать ему, что
Пандион не просто поддался страсти? Как выразить то, что захватывало
его в Ируме как художника? Для него Ирума стала воплощением красоты, в
ней искрилась и сверкала древняя сила жизни, так привлекавшая молодого
скульптора, в котором вместе с любовью проснулось и творчество! А с
другой стороны, суровая правда жгла его в речи этруска - он забыл, что
у чужого народа есть свои законы и обычаи. Оставшись здесь, он должен
будет стать охотником, слить свою судьбу с судьбой этого народа.
Такова была неизбежная плата за счастье с Ирумой... Одна Ирума здесь
близка ему. Спокойный и жаркий простор золотой степи вовсе не походил
на шумный и подвижный простор родного моря. И девушка была частью
этого мира, временным гостем которого он не переставал себя
чувствовать... А там, вдали, маяком светила ему родина. Но если этот
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг