он становится жертвой душевного надлома и не может действовать трезво.
Линдеман изучил работы психолога Шульца, рекомендующие самовнушение
как очень важный элемент закалки воли и работоспособности.
Самовнушение спасло его на пятьдесят седьмой день путешествия, когда
лодку опрокинуло и он девять часов во тьме ночи цеплялся за крохотную
скользкую калошу. Когда тебя качают девятиметровые волны, налетают
шквалы, бешено завывает ветер - такое требует, пожалуй, большего,
нежели обычной воли к жизни.
Действительно большего! И я добавлю, что прекрасным примером
служит невозможность для обычного человека пройти по доске на большой
высоте, хотя и доска может быть настолько широкой, что пройти ее на
земле доступно любому.
- Следовательно, вы предлагаете, чтобы мы заранее обдумали
возможные трудности и беды, которые могут нам представиться? - спросил
Флайяно. - Что ж, я нахожу это мудрым. Только как это сделать?
- Очень просто: пусть каждый продумает свое место и поведение в
случае, если нас разобьет о рифы Каоковельда, или наших товарищей
схватит патруль, или мы будем остановлены военным судном, обысканы и
отведены в Кейптаун или Уолфиш-Бей, или случится тяжелая поломка
машин, или... да я и не берусь перечислить все "или" так сразу.
- И потом что? Обдумаем, а какой толк, если каждый будет делать
что попало?
- А чтоб так не получилось, соберемся, поговорим, может, не один
раз, тогда и распланируем, где чье место в бою.
Молодежь дружно одобрила предложение капитана, только инженер
скептически заметил:
- Я не хочу опровергать ваш жизненный опыт. Но большую часть его
вы набрали в совершенно других условиях. Сейчас, во второй половине
века, корабли так усовершенствованы, что любой мальчишка, если он не
идиот, может стать моряком. Ничего не случается с теми десятками тысяч
кораблей, которые плавают в далеких морях, как мы. Разве столкновения
в тумане, как с нашим лайнером "Дориа", а просто бури уже не властны
над кораблями.
- Вы правы только в том, что морское дело стало физически легче,
и рейсы быстрее, да прогнозы погоды очень облегчили деятельность
моряков. А что бури не властны - это вы просто не знаете!
- Какие примеры?
- Я не читал сводок Ллойда уже пять лет, так что не знаю
последних случаев. Но вот вам примеры. Несколько лет назад, - капитан
помолчал, набивая трубку, выпустил два клуба дыма и продолжал: -
пассажирский лайнер англо-австралийского направления, не помню его
имени, исчез без следа в тех водах, куда направляемся мы. Корабль был
оборудован всеми современными техническими приборами, о которых вы
говорите, и тем не менее ни одного вызова по радио, ни обломка, никого
из пассажиров или команды.
- Какой страх! - содрогнулась Сандра. - Когда это было?
- В 1955 году.
- Что же с ним случилось? - спросила Сандра.
- Неизвестно. Морской суд, погадав на кофейной гуще, решил, что
корабль мгновенно переломился пополам на сильном волнении и затонул.
- Но ведь это единственный случай, - заметил механик.
- Если бы это было так... Год спустя зимой грузовой английский
пароход "Северная звезда" в семь тысяч тонн исчез в Северной
Атлантике. Он послал двадцать седьмого декабря в свое общество обычную
радиограмму, что все в порядке. И это было все. Правда, капитан
парохода "Королева Елизавета" сообщил, что в районе, где исчезла
"Звезда", он видел волны высотой в семьдесят и восемьдесят футов.
- Это около двадцати пяти метров? Никогда не слыхал о таких
волнах в Атлантике! - воскликнул лейтенант.
- Все бывает, - спокойно заверил капитан. - В той же Атлантике не
так уж редко исчезают суда - я не говорю про рыбачьи или береговые, а
про мощные пароходы и теплоходы. За один сильный ураган иногда
пропадают вдали от берегов несколько хороших пароходов. Нет, друзья,
море - серьезная вещь.
- Как же вы, моряки, не боитесь? - наивно спросила Леа.
- Бояться нельзя - тогда лучше не плавать, - ответил капитан, -
но и легкомыслие, безответственность в нашем деле не лучше трусости.
Лейтенант зажег сигарету и смотрел на голубой дым, медленно
уходивший в открытую дверь каюты.
- А я боюсь почему-то потонувших кораблей, - задумчиво сказал он.
- Как странно! - воскликнула Леа. - Корабли на дне всегда
привлекали меня. Так интересно - кажется, в них скрыта какая-нибудь
тайна или обязательно найдешь что-нибудь интересное!
- Нет, у меня не так. Морская глубина чем-то мне неприятна, хотя
я всей душой люблю море... но на поверхности. А корабли - да, там
тайна, но в то же время и ужас гибели, оборванные жизни, исчезнувшие
надежды и труды...
В прошлом году морские летчики взяли меня в полет на геликоптере
на остров Сфактерия. Мы летели совсем низко в яркий и тихий день над
Наваринской бухтой. Море у западного Пелопоннеса почти всегда
прозрачно, как здесь или у нас в Южной Италии. И вдруг я увидел на
большой глубине - не меньше тридцати фатомов - много затонувших
старинных кораблей. Совсем отчетливо и в то же время с тем оттенком
нереальности, который дает даже самая прозрачная вода. Я попросил
задержаться, и мы повисли над бухтой, созерцая угрюмые призраки
сражения - с обломанными мачтами, лежащие как попало: на борту, на
ровном киле, даже поперек друг друга, вверх днищем... У одного
большого корабля сохранились мачты, лишь стеньги были обломаны, и
перекошенные нижние реи до сих пор еще сопротивлялись времени и
судьбе. Я смотрел и думал о тех, чьи кости лежат там, на пушечных
палубах и в трюмах, под сверкающими солнечными волнами Ионического
моря, окруженными синими от зноя каменистыми берегами греческой земли,
древней и вечно юной, по-прежнему полной жизни и мечты...
- Боже мой, вы поэт, лейтенант, - усмехнулся Флайяно. - Любовь к
женщинам и поэзия - скверная комбинация, вы не преуспеете в жизни...
- О каком сражении вы говорили? - перебила Леа.
- Наваринском, когда соединенный русско-англо-французский флот
утопил всю турецкую эскадру.
- Значит, это было около двухсот лет назад, точно не помню, -
сказала Сандра. - Но как же так сохранились корабли?
- Между двумя мысами Пилос море на глубине всегда спокойно, и
волны не уничтожили судов. А без волн под водой дубовые корпуса
разрушаются очень медленно.
- Шведы только что подняли свой корабль "Ваза", галион в полторы
тысячи тонн, потонувший в Стокгольмской гавани больше трехсот лет
назад, - подал голос капитан Каллегари.
- Зачем? - недоуменно спросил Иво.
- Просто так, как национальную реликвию, археологическую
редкость. Дуб, из которого построен был галион, стал совершенно
черным, но отлично сохранился. Корабль стоит в сухом доке, но его
непрерывно поливают водой, иначе дерево раскрошится. Оно должно
высыхать очень постепенно и долго, тогда дуб снова станет крепким, еще
крепче, чем был. Секрет, давно известный мебельным мастерам.
- И хорошо сохранился корабль?
- Очень, за исключением повреждений при подъеме. Даже красная
краска, которой красили пушечные палубы боевых кораблей, местами
уцелела.
- Странно, почему такой цвет внутри корабля? - удивилась Сандра.
- Совсем не странно, если вспомните назначение судна. Прежние
ядра и картечь наносили ужасные раны. Кровь обильно лилась в бою. Так
вот, чтобы не смущать людей видом крови, ее маскировали окраской
боевых помещений корабля... - Сандра нервно передернула плечами.
- Начали с бурь, перешли на потонувшие корабли, теперь кончили
кровью. Обнадеживающая беседа перед выходом в большое плавание.
- Сандра права, - рассмеялся капитан Каллегари. - Я сам начал
этот разговор, я же предлагаю его кончить. Поплывем, друзья, смело,
готовые ко всему и надеясь на самое лучшее!
Последние слова капитана были заглушены одобрительными криками и
требованием запить вином такие хорошие слова.
А через несколько часов "Аквила", низко стеля едкий дымок
дизельных выхлопов над спокойным морем, вышла в пятитысячекилометровый
путь до берегов Южной Африки. Капитан вел свое небольшое, но
быстроходное судно по всем законам дальнего плавания - по дуге
большого круга, сильно отклоняясь к западу от африканских берегов,
круто уходивших на восток. Он не намеревался заходить в порты Конго
или Анголы, чтобы избежать возможных осложнений в этих сотрясаемых
внутренней борьбой странах.
На пятнадцати градусах южной широты капитан рассчитывал повернуть
прямо на восток и подойти к берегам Африки приблизительно на границе
Анголы и Юго-Западной Африки, к устью реки Кунене, запастись водой и
на остатках топлива дойти до Китовой бухты, уже совершив "операцию
Гваданьо" ("Хватай"), как прозвала предприятие Леа.
Океан, тропически ленивый и жаркий, медленно вздымавший крупные
пологие волны, качал яхту в сонной влажной истоме и в слепяще знойные
дни, и в ночи, сверкающие звездами в небе и светящимися животными в
воде. Все участники "Гваданьо" большую часть времени проводили в
ленивой дремоте, простертые на палубе под тентом, поднимаясь лишь для
того, чтобы добыть из холодильника пиво или облить друг друга
забортной водой, не дававшей прохлады распаренным телам. Старый
капитан и Сандра объединились в распивании горячего мате -
парагвайского чая. Запас его старый моряк всегда возил с собой, находя
наилучшим этот способ борьбы с жарой и бесконечным потением.
Действительно, оба "парагвайца" были бодрее всех и, когда уставали
созерцать море, часами играли в "ма-цзян" - сложнейшее китайское
домино. Хуже всего жара действовала на Иво - в нем накипало
раздражение против всего света. Затея с экспедицией казалась ему
пустой и опасной, компаньоны - неинтересными и недостаточно
уважительными к нему - хозяину яхты, оплачивавшему путешествие всей
компании. Когда Чезаре, выйдя из апатии, захотел рисовать Сандру, то
получил резкий отказ - не от нее, а от Иво. Лейтенант, продолжавший
состоять рыцарем при Сандре, тоже получил однажды грубое замечание
киноартиста, и только его военная дисциплинированность помогла
избегнуть ссоры. Сандра стала избегать Иво и льнула к капитану
Каллегари, опекавшему ее с добродушной нежностью.
На пятые сутки плавания пересекли экватор. Прошло еще тридцать
тягучих часов угнетающей духоты, монотонного стука дизелей и
отупляющего безделья. Внезапно, будто волшебным мановением, море
утратило свой слепящий металлический блеск, а небо - недобрый оттенок
свинцового марева. Чистый и глубокий небосвод раскинул бесконечную
даль над лазурным океаном, а с юга задул ветер, крепчавший с каждым
часом. Было еще не время для постоянных юго-восточных ветров мыса
Доброй Надежды, но и этот ветер явился отголоском могучей циркуляции
атмосферы вокруг Антарктического материка.
После застойного зноя казалось, что ветер несет знобящий холод,
хотя термометр не опускался ниже двадцати градусов. Куртки, свитеры и
брюки сменили прежние до предела облегченные одеяния.
Волнение усиливалось. Яхта металась, то взлетая над
затуманившимся горизонтом, то падая в темные шумящие провалы.
К ночи ветер продолжал дуть с тем же раздражающе упорным
постоянством и достиг почти ураганной силы. На яхту стали наваливаться
гигантские волны. Капитан спустился в машинное отделение, встреченный
тревожными взглядами обоих дизелистов, и распорядился идти на одной
машине, держа вторую в готовности.
Каллегари огляделся. Как всегда, вид корабельной машины вселял в
него силы для предстоящей борьбы с морем. Длинные серые тела
дизель-моторов, наглухо закрытые щитками, ничем не выдавали бешеной
скачки поршней и вращения коленчатых валов. Только глухой гул под
ногами, сотрясение всего корабля да еще голубоватый угарный дымок,
плававший над переплетом трубок и проводов. Пульты с циферблатами
тахометров, масляных манометров и указателей температуры освещались
матовыми лампочками, желтоватый свет которых казался по-домашнему
спокойным в контрасте с яростным воем ветра в вентиляторах и
сокрушительным грохотом волн за тонкими бортами.
Каллегари вздохнул и поднялся по внутреннему трапу в каютный
проход, бесшумно шагая по толстому ковру между стенками полированного
амарантового дерева. Серебристый свет широких плафонов подчеркивал
роскошь отделки, может быть, уместную для гигантского лайнера, но
здесь, на борющейся с океаном маленькой яхте, показавшуюся старому
моряку вызывающей и наглой.
Сандра и Леа стояли у дверей своей каюты внешне спокойные. Широко
раскрытые тревожные глаза их тронули капитана. Все мужчины, за
исключением Флайяно, находились на местах по штормовому расписанию.
- Можно с вами, капитан? - робко попросила Сандра.
- Пойдемте в рубку! - согласился капитан. - Только держитесь за
меня, и так крепко, как еще ни за что не держались в жизни!
Капитан вывел их на крышу каютной надстройки, передняя часть
которой была занята верхним мостиком, из легких металлических трубок.
От рева ветра и грома моря у девушек подогнулись колени. Слабые блики
красного и зеленого света от бортовых фонарей метались по стенам
черной воды, встававшим вокруг судна. Длинные хвосты пены неслись
поверх фонарей, а над ними мутный мачтовый огонь поднимался в
беспросветное небо, будто взывая о помощи, и, не получая ее, валился
вниз, изнемогая и отказавшись от борьбы, а палуба жутко уходила из-под
ног, падая под вздымавшийся навстречу исполинский вал...
На резиновых решетках мостика стоял лейтенант, вцепившись в
поручни. Капитан Каллегари, крепко обхватив талии девушек, подтащил их
к поручням и перевел дыхание.
- Прикройте меня, капитан! - закричал лейтенант.
Оба моряка прижались друг к другу, и лейтенанту удалось закурить
под полой дождевика. Потом оба склонились над нактоузом. Сандра и Леа
увидели в слабом огне их мокрые, твердые и спокойные лица, задумчиво
устремленные в ревущую черную даль. Иногда они сближались, чтобы
обменяться короткими неслышными замечаниями.
Несмотря на молодость, девушки много путешествовали, но только
сейчас поняли, что профессия моряка и летчика - это не только умение и
тренировка. Духовное соответствие выбранному жизненному пути,
позволяющее вот так, спокойно противостоять колоссальной мощи океана
и, не дрогнув, исполнять свой долг до конца. Это соответствие
призванию, пожалуй, такое же, как у художника, делающего свое дело
вопреки всей силе мещанской злобы и непонимания, ученого - до конца
ведущего поиски истины и борьбу с косностью, артиста - погибающего в
усилиях достичь немыслимого совершенства.
Лейтенант что-то крикнул - слабый, погибший, едва родившись,
звук. Капитан подвинул ручку машинного телеграфа и бросился к Леа.
Сандра почувствовала руку лейтенанта, сдавившую ее железным кольцом и
прижавшую к поручням. И в тот же момент, холодея от сознания близкой
гибели, она увидела волну, поднявшуюся над яхтой так высоко, что ее
верхушка казалась на уровне мачтового огня. Тяжкий удар отбросил назад
судно. На мостике возник поток крутящейся воды, сверху обрушился целый
водопад. Сандра, ослепленная и оглушенная, едва успела вдохнуть тугую
струю удушающего ветра, как новый удар придавил осевшее судно и снова
водопад рухнул на головы людей. Сандра цеплялась за холодные
металлические трубки, ожидая смерти. Но машина заработала снова, и
"Аквила" заплясала на волнах с прежней легкостью.
- С вас достаточно, - сказал капитан, увлекая Леа и Сандру к
двери, в рулевую рубку. В рубке царил покой, пахло табаком и машиной.
На руле стоял огромный матрос-калабриец.
Леа и Сандра в изнеможении опустились на обитую кожей скамью, а
капитан Каллегари встряхнул дождевик и принялся раскуривать трубку.
Дверь открылась, и в рубку ворвался Иво Флайяно, изрыгая брань.
- Я ждал вас, - хозяин, - капитан выпустил клуб ароматного дыма,
- стоит ли идти тем же курсом? Может, повернем к берегам Африки?
- Куда именно?
- Пойдем в Луанду. Все равно топлива не хватит, если будем
пробиваться через бурю. Рискуем повредить яхту...
- Кой черт, откуда взялся такой ураган! Как же вы говорили мне,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг