- Насколько мне известно, полтора года назад к вам на
излечение поступил после курса реабилитации и
физиологического лечения планетолог седьмой экспедиции на
Уран Сомов Владимир Корнеевич?
- Да, - сказал Щипаченко, - поступил.
В его голосе мне послышались нотки не то сомнения, не то
сожаления.
- Рейдер потерпел аварию, четыре человека погибли, трое
чудом спаслись, и он был одним, из них. Состояние крайне
тяжелое, частичная утрата памяти, нарушение речевой функции
и так далее...
- Да, да, - произнес он. - Действительно, поступил некто
по фамилии Сомов. Но который из двух - сказать трудно.
- Что-то я вас не вполне понимаю. Эти Сомовы - они что,
были близнецами?
- Да нет, они, судя по документам, даже не родственники.
Так, однофамильцы...
- Тогда с чем же связаны ваши сомнения? Ведь из
документов явствовало, что в клинику поступил В.К.Сомов,
планетолог.
- Действительно, явствовало.
- Так в чем же дело? Внешность, антропометрические данные
его? Родственники?..
- Тут все нормально. И родственники навещали - мать,
сестра... А внешность... Видите ли. в результате аварии
внешность слегка пострадала - он ведь обморозился здорово.
Но по внешности это был именно В.К.Сомов. Волосы темные,
глаза карие. А у того, говорят, волосы были русые, да к тому
же он и старше был лет на двадцать.
- Стало быть, это был В.К.Сомов, планетолог?
- Был. Но все дело в том, что сам он считал себя другим
Сомовым.
- Что значит считал!.. Я, например, скажу, что считаю
себя Фомой Аквинским! Что же с того?
Щипаченко с интересом меня оглядел с ног до головы.
- Да? - сказал он улыбаясь. - Это очень интересно. И у
вас есть доказательства?
- А у него они были?
- В том-то и дело, что были... Вы, простите, кто по
специальности?
По специальности я был лингвистом. Но когда это было...
- Во всяком случае, вы не психопатолог, как я понял, -
сказал Щипаченко. - Поэтому я затрудняюсь представить вам
эти доказательства. Хотя все наши беседы с Сомовым
кристалографированы, и вы, если потребуется, можете их
просмотреть... Но дело не в этом. Вот представьте себе: вы
попадаете в клинику и заявляете, что вы - все тот же Фома
Аквинский. А из документов явствует, что вы - то самое лицо,
которое я видел в удостоверении. Что я предпринимаю как
лечащий врач. Прежде всего я предполагаю, что у вас не в
порядке психика. Шизофрения или что-то в этом роде. Я вас не
пытаюсь разубедить, просто начинаю выяснять исподволь, как
этот Фома в вас оказался - где вы его почерпнули. Кроме
того, я пытаюсь выяснить, кто вы такой на самом деле. И,
поверьте мне, непременно выясню. Вы расскажете мне о голубом
детстве, о том, что вы видите на картине Репина "Запорожцы
пишут письмо турецкому султану", какие песни пел ваш отец,
чем отличается шашлык от плова, а плов от наждачной бумаги.
Вам иногда будет казаться, что это не вы Фома Аквинский, а,
наоборот, я - как бы Джордано Бруно... Но в конце концов я
все про вас узнаю и, может быть, даже вылечу.
- Ага, так вы тоже, в своем роде, следователь! - сказал
я. - Все понятно. И что там с Сомовым?
- А вот с Сомовым вышла осечка. Это оказался самый
настоящий Е.С.Сомов, вплоть до мелочей. Он знал такие
подробности и детали своего прошлого, что не к чему было
придраться... При всем при том, что я все проверял самым
тщательным образом.
- Как вы это можете объяснить?
- Как-как... Да никак!
- Ну, хорошо, а как этот Сомов относился к своему новому
обличию. Он ведь должен был...
- Видите ли, первое время он находился в очень тяжелом
состоянии. Не мог говорить, почти ничего не видел...
- А как вы это установили?
- Давайте не будем... Есть методики исследования, есть
соответствующая литература. У нас работают профессионалы,
как вы, наверное, уже догадались. Я же не спрашиваю вас, как
вы установили, что я лечил Сомова.
- Ну, это было сделать очень просто...
- Когда знаешь как - все просто, - Щипаченко пожал
плечами.
- Понял, - сказал я.
- Так вот, потом речевая функция восстановилась, хотя
состояние оставалось крайне неприятным. Он не различал
право-лево, верх-низ, не мог из отдельных деталей картины
восстановить целое... Как малый ребенок... Видите ли, это
трудно описать... Создавалось впечатление, что у него как-то
нарушились связи между полушариями мозга... Однако довольно
быстро он вернулся к норме. И тут обнаружилось, что он не
узнает самого себя... Ну, с подобными случаями мы
сталкивались, хотя там было иное. Знаете, в кривом зеркале
человек себя не узнает. И даже на стереографиях. Это
патология зрительных центров. А у него со зрением все было в
норме... Он, кстати, только сначала.., как бы это сказать..,
бурно реагировал, а потом даже с иронией. Говорил, мол,
ничего страшного, просто его подменили в роддоме... Мы с
ним, много беседовали - совершенно нормальный человек!
- Про аварию речь заходила?
- Да, он рассказывал.
- Что именно?
- Мне трудно передавать чужие ощущения. Лучше будет, если
вы поговорите с ним лично.
- Непременно... Ну хорошо, что же было дальше?
- А дальше произошла удивительная вещь. В один прекрасный
день он вдруг стал другим Сомовым. Причем без всякого
перехода - сегодня один человек, а завтра - совершенно
другой. Я, знаете ли, даже растерялся тогда. Совершенно
беспрецедентный случай!.. Но, вот что, думаю, для вас будет
важным... Уж не знаю почему я так думаю... Он меня узнал!
- Как узнал?
- А-а-а... Вот! Это был другой человек, но он узнал и
меня и прочих, кто им занимался, хотя до аварии мы и понятия
не имели друг о друге. Понимаете?
- Ничего не понимаю, - совершенно искренне признался я.
- Ну, как же! - Щипаченко вскочил со скамейки. - Я
общался с тем, первым, а этот-то откуда мог меня знать?!
- Ну да... Ну да.., - пробормотал я. - в самом деле... А
может он симулировал?
- Может быть. Но тогда меня надо гнать отсюда в три
шеи!..
Больше ничего существенного из Щипаченко мне выдавить не
удалось.
С Фединым я встретился на следующий день. Первое, что он
сделал - поинтересовался, имел ли я беседу со Щипаченко. Я
сознался, что имел. Тогда он заявил, что ему добавить
нечего, потому что ЩИпаченко был лечащим врачом, а он,
Федин - всего лишь консультантом. Что касается квалификации,
то Щипаченко, как практику, он равных не знает.
"Ну.., разве что еще Збышковский или Ли, но
Збышковский - синдромник, а Ли - восточная школа. Так что,
извините, ничем помочь не могу."
"А что такое синдромник?" - поинтересовался я.
"Синдромник? Это локальные нарушения психики. Например,
боязнь высоты, или там... какая-нибудь бяка все время
мерещится под кроватью. Фобии. Практически у каждого
человека есть свой пунктик. Я, скажем, не выношу, если
кто-то на меня со стороны смотрит... Мой вам совет,
поговорите с Хитачи..."
После этого Фадин удалился по коридору, несмотря на то,
что я его усиленно разглядывал со спины. Дорого я дал бы,
чтобы посмотреть на него сбоку, но, увы, коридор не позволял.
С доктором Хитачи я встретился через два дня. Это был
очень маленький, очень вежливый и очень симпатичный японец.
Как мне сказали, возраст его приближался к ста сорока. Когда
я его увидел впервые, показалось, что он скрывался от меня в
детской книжке. Просто-напросто это был Айболит в чистом
виде, каким я его представлял в детстве!
Он зашел в комнату, где я его ожидал два часа, каждому (я
подчеркиваю, каждому!) улыбнулся, с каждым поздоровался и
сел напротив. Я, тоже сел, а все прочие сделали озабоченные
лица и удалились, якобы, по неотложным делам.
- Здравствуйте, господин Хитачи, - сказал я по-английски.
Если бы я мог, то счел бы своим долгом вести беседу на
японском, но увы...
Хитачи ласково улыбнулся и совершенно без акцента оказал
по-русски:
- Рад вас приветствовать. Я вижу, вы никак не подберете
подходящий артикль к моей фамилии, поэтому предлагаю, для
простоты, называть меня мистер Хитачи. Вам ведь все равно, а
мне нравится. Мистер - это по-русски мастер. Льстит
самолюбию... С кем имею честь?
- Гиря Петр Янович, следователь из управления навигации.
- О! извините, но у русских бывают такие интересные
фамилии... Знаете, мистер Гиря, как ваша фамилия звучит
по-японски?
Мне непременно захотелось узнать. Он произнес. Ничего так
себе звучала...
- Так я вас слушаю, Петр Янович.
- Видите ли, мистер Хитачи, меня интересуют некоторые
подробности из истории болезни Сомова Владимира Корнеевича.
Если вы помните...
- Да, да, - Хитачи посерьезнел. - Очень интересная
история болезни. Вы с мистером Щипаченко беседовали?
- Да.
- То есть, в общих чертах он вам изложил суть?
- Да, в общих чертах.
- Так-так.., и какой аспект нуждается в уточнении?
- Видите ли, мистер Хитачи, меня очень интересует ваше
мнение - как cпециалиста, разумеется - об этом, странном
раздвоении личности.
- Как специалиста?
- Прежде всего.
- Очень жаль. Как специалист я вам вряд ли могу быть
полезен. С точки зрения современной психиатрии это
совершенно уникальный случай. Боюсь, он выходит далеко за
рамки собственно психиатрии.
- Вот как? - удивился я. - А почему вы так думаете?
- Трудно сказать... Опыт. Интуиция. Как специалист я могу
сказать только одно - это не патология. Тот, первый Сомов
был абсолютно нормальным человеком. Продолжительное шоковое
состояние, послешоковый стресс - не более. А уж второй Сомов
- как... Как огурец - так у вас говорят?
- Как огурчик, - поправил я.
- Вот-вот. Как огурчик. Как будто только что проснулся.
Спал, спал и проснулся. Я присутствовал при его беседе со
Щипаченко в первый день. Это было весьма занимательно!
Патология была скорее у самого Щипаченко, но он очень быстро
пришел в себя - это делает ему честь!
- Так что же это было?
- Увы.., - Хитачи развел руками.
- Но ведь авария! Сомов-два знал о ней?
- Разумеется, но только в общих чертах. Он ведь
планетолог и во время полета имел статус пассажира.
Единственный, кстати, из всех. И очень огорчился, узнав, что
Сомов-первый погиб, несмотря на все усилия Калуцы.
- Какие усилия? Разве после аварии еще были какие-то
усилия? То есть, не были, а могли быть?
- Хм... Извините, мистер Гиря, но об этом я вас должен
спросить. Что касается нас здесь, то мы предпринимали
максимум усилий, чтобы наш пациент поскорее забыл об этой
аварии.
- Странно.., - сказал я. - Но из материалов, которыми я
располагаю, этого не следует.
- Тем более следует во всем этом разобраться, - задумчиво
произнес Хитачи. - я желаю вам успехов в работе... и вот еще
что. Я конечно, специалист, но, кроме всего прочего, старый
человек, много повидавший на своем веку... Мой профессор в
университете рассказывал об одном очень похожем случае из
своей практики. Его пациент, юноша лет семнадцати попал под
бомбардировку. Вместе с любимой девушкой его завалило в
подвале, и они были заживо погребены под обломками. Они
провели в подвале две недели, и девушка умерла от истощения.
После того, как их нашли, юношу отправили в клинику - он был
невменяем. А в процессе лечения утверждал, что он и есть та
самая девушка. Потом неожиданно выздоровел, и больше никаких
аномалий... Вот такой случай...
После беседы я отправился прямо домой. Настроение
было - так себе. Хотелось рассеяться. И в конце концов, я
отец, у меня есть сын я, кажется, жена. Хотя я ее не видел
уже полгода в связи с тем, что где-то там, на Марсе нужно
было срочно сделать так, чтобы "яблони зацвели". Вероятно,
для поднятия тонуса у колонистов. Пусть даже под
базальтовыми колпаками, но чтобы непременно и завтра же!
Таким образом, моя семейная жизнь была смята космической
экспансией человечества, но разве из этого следует, что мой
сын должен расти балбесом?
Сына дома не оказалось. Я запросил ужин на одну персону и
решил, что раз так, то я сам стану бездельничать,
шалопайничать и прожигать жизнь всеми доступными способами.
Кончилось все тем, что я тайком от самого себя забрался в
свой кабинет и приступил к разработке версий вкупе с
разработкой дальнейшего плана расследования.
Шеф у меня, конечно, молодец. Легкий инструктаж с
вручением полномочий и очередной папки, необременительный
обмен мнениями с торжественным задиранием пальца вверх.
Указание на ответственность миссии... Чего же добивался шеф.
Ясно как божий день, что он добивался свежести впечатлений -
он всегда этого добивается. Хватает за шкирку на Луне и
бросает куда-нибудь в пустыню Сахару на расследование
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг