в землю. Громады гор, дома, растущие па глазах, улицы, пешеходы, весь этот
город мгновенно развернулся в глубокой долине, разрезанной желтой, в
зеленых солнечных берегах рекой. Стало видно синее томительное небо,
дальние вершины в зыбкой бесконечности.
Мы неслись над южной шумливой улицей, над людьми в белых рубашках, над
крышами троллейбусов, над мостом через речку. Все ниже, ниже, и вот мы
точно едем по нагретой мягкой мостовой, мимо сверкающих на солнце витрин,
продавцов мороженого, постовых милиционеров и нарядных женщин.
Археолог замер в удивлении.
- Узнаете?
Он молчал.
- Какая улица?
- Проспект Плеханова, - сказал он глухо.
Я выключил плакатор.
- Вот... А вы говорите, спросить кого-то. Я могу показать любой уголок
Тбилиси, войти в каждый дом, все, что пожелаете, сколько хотите. Но я не
умею распоряжаться теми сумбурными картинками.
- Спасибо. Я, наверное, первым вижу такое... серебряное блюдечко с
наливным яблочком... А вам не попадет?
Я, кажется, махнул рукой.
- Ничего, лишь бы нам поймать ниточку, докопаться... Победителей не
судят.
Московские куранты пробили полночь, грянул гимн. Потом весь эфир
заполнила не по-ночному веселая музыка, разноплеменная, далекая, близкая,
не очень далекая, но всегда понятная всем на Земле.
- Когда я был мальчишкой, - сказал он, зажигая сигарету, покачиваясь
на стуле, - мне чудом из чудес казался плохонький детекторный приемник. А
потом я увидел сказку, нереальное что-то - первый телевизор. Надо было
смотреть в крохотное окошко. Там вертелся диск Непкова, там угадывалось
изображение. Там, сидя в Москве, я видел военный парад в Берлине, орущих
человечков, крохотные танки, те самые, которые через несколько лет
огромными докатились до Москвы. Но как это было удивительно: смотреть
Берлин!.. А мы теперь легко привыкаем к чудесам. Радарные установки
действуют на отраженном сигнале. Говорят, есть аппараты, видящие в полной
темноте.
- Да, они преобразуют в картинку температуру предметов,
- И нас это не поражает! До каких чудес мы еще доберемся?
Ах, эта великая привычка... Мы смотрим футбольный репортаж из Рима - и
ничего. Даже не задумаемся, какое расстояние, какая даль.
Он курил, покачиваясь на стуле, отгоняя рукой синий дым.
Не знаю, как другие, по меня волнует именно это: я вижу. Вижу далекое.
Пускай будет Рим, пускай футбол. Но вот камера показывает нам разных людей
на трибунах - старых и юных. Улыбки, лица, руки, глаза... Ерунда какая-то,
не правда ли? Но попробуй отвяжись от мысли, что перед нами капелька
чьей-то жизни, совсем не срепетированной, не организованной хорошим или
плохим продюсером жизни, может быть, очень интересной, сложной. Мы сидим
далеко - мы видим!
А где-то в перерыве матча сквозь большие решетчатые ворота стадиона
камера показывает нам осколок улицы. Машины пробегают совсем как в нашем
переулке. Синьора идет с кошелкой, с кем-то здоровается, зовет кого-то.,
Старик читает у киоска журналы... Далекие люди становятся понятными на этой
далекой улице...
Словом, это не кинофильм, где так же ходят люди, бегут машины. Это не
документальная съемка, это сама жизнь, увиденная мной.
- Талантливый оператор, - сказал я, - видит в толпе, в мелькании
трибун что-то неповторимое, человечное. Выхватывает, умеет найти
выразительное в своем характере лицо, руки, мнущие перчатку, выразительные
руки человека, взгляды, жесты, земные человеческие переживания. И все это
очень далекое, затерянное среди миллиардов, живущих на земле... По таким
отступлениям от программы всегда виден большой талант
оператора-художника... Меня волнуют эти отступления.
Археолог сквозь дым улыбался мне, покачиваясь.
- Похоже на дом с перевернутой лодкой... Скажите, вы тайком от всех не
пишете стихов или романа?
Смешной вопрос. Я не ответил.
...Утром я видел маму. Она лежала немая, неподвижная, закрыв глаза. На
столике рядом стоял букет ромашек, трогательный девичий букет. Надо будет
обязательно спросить, кто поставил эти ромашки...
В палату вошел доктор, позвал ее. Мама не ответила. Он взял ее руку,
задумчиво глядя прямо на меня, постоял и вышел, прикрыв осторожно дверь.
Солнечный осенний зайчик белел на подушке. Я тихонько выключил
аппарат, будто вышел из комнаты, прикрыв дверь.
Потом весь день я просидел над магнитными схемами. Заколдованные
линии! Мои картинки не хотят, не желают с ними путаться, но природа их
все-таки одинакова. Где же моя ниточка?
Лишь одно меня радует. Смена места привела к смене сюжетов. Я здесь не
видел, не заметил, по крайней мере, ни одного молитвенного жеста.
Бородатый Начальник сказал:
- Вашему другу что-то нездоровится. Обедать не приходил.
В самом деле, где же он? Я пошел домой.
Археолог полусидел на раскладушке, вытянув левую ногу, не зажигая
света, в сумерках смотрел в окно, дымил сигаретой.
- Нога, - сказал он виновато.
- Ранение?
- Какое там ранение. Просто вошел однажды напролом в стеклянную
дверь... Не заметил. Звону было! Колено рассадил. С тех пор от непогоды
болит. Холодно.
- Есть хотите?
- Нет, спасибо, мне принесли.
- Так я печку затоплю.
Я притащил из прихожей вязанку дров, сложил в печке "сруб", как учила
меня когда-то мама, нащипал бересту, и пламя дружно схватило сухую березу.
Теплая волна загудела, не умещаясь в дымоходе, пахнула в комнату искрами,
засветилась на полу, на желтых стенках и потолке.
- Ловко у вас получается.
- Детство провел у печки...
- Не надо зажигать свет...
Я сбегал в столовую, принес чайник, пригоршню кофе, сухое печенье, два
граненых стакана. Воду я согрел на плитке. В комнате у нас пахло березовым
дымом и кофе. Дрова горели отменно.
- А я все думаю про ваши картинки, - сказал он, потирая ногу. - Можно,
я буду их так называть... Скажите, если не секрет, между вашими двумя...
программами... как они получены? Одинаково?
- Нет. Вторая, с Тбилиси, полностью подчиняется мне. Первая,
сумбурная, та, что с оленями, стихийна, почти безконтрольна, как
радиопомехи.
- Я почему-то понял именно так. Но аппаратура одна, значит, сумбурные
картинки получены тоже без посторонней помощи. Без дальнего передатчика?
- Вы догадливы.
- Мне все больше начинает казаться, что половина картинок шла из
Мексики.
- Почему?
- Растительность, похожая на кактусы, постройки, обнаженные люди,
силуэты раскрашенных лодок. Правда, все мелькало, но...
- Я не посылал сигналы в Мексику.
Он говорил со мной, точно шел по темному, длинному, незнакомому
коридору на ощупь и ни разу не споткнулся, хотя совсем ничего не знал.
Нега волной полыхала в открытую дверцу печки. Дрова трещали, пламя
гудело. Когда я тронул горячую золотую россыпь брызнули искры, обдав жаром
веки.
- Я не посылал сигналы в Мексику.
- Но как помехи...
- В это я не верю.
- И не уверены?
- Да.
- Можно ли найти какое-нибудь определенное решение?
- Да.
- В чем же дело?
- Я найду, если в другом, единственном на Земле месте, будет стоять
второй такой же аппарат. Но сие для меня пока недосягаемо. Я даже не знаю
точно до градуса такое место, куда можно поставить...
- Хорошо, забудем эти два неизвестных А и С. Но можно ли узнать, какие
передачи в тот момент вела Мексика? Для вас это возможно?
- Разве там было что-нибудь похожее на постановку, на игру, на
передачу?
- Нет, кажется...
- Тогда какая же Мексика? Древняя?
Он засмеялся.
- Ну это абсурд!.. Налейте, пожалуйста, еще стаканчик... Исторический
сюжет в кино... История Мексики... Вы знаете, как это модно в наше время -
исторические сюжеты.
- Далась вам эта Мексика! Вы же ничего не знаете... Ну представьте
себе: луч, который пошел в Тбилиси, дважды был отражен магнитной сферой
Земли. Кажется, я вам говорил о ней. Луч не мог вырваться наружу. Не мог!
Как зяблик через броню! Понятна вам такая схема?
- Да.
- Зато "мексиканский" луч прошел эту сферу насквозь, как бумагу, но не
туда, понимаете вы, не туда, - я показал на потолок, - а сюда, к нам?
Я подложил в огонь дрова, налил кофе, мы захрустели печеньем,
обжигаясь, пили душистое варево. Печь накалилась, гудела.
- Тогда разрешите мне предложить вам еще одну версию, - сказал он,
растягивая слова.
- Пожалуйста.
- Нет, я передумал...
- Что-нибудь смешное?
- Да.
- Говорите, мы с вами не в Академии наук.
- Сигналы идут из космоса.
- Даже с пятнистыми оленями?!
- Видимо, да.
- Ну, знаете...
Он остановил меня жестом.
- Самая красивая легенда на земле придумана в наше время.
- Какая легенда?
- Легенда о пришельцах из космоса... Хотите, я расскажу вам ее?
- Расскажите, - согласился я, - вы умеете увлекательно.
- Благодарю вас... Но если так, пожалуйста, приготовьтесь. Я заведу
надолго. Это мой любимый конек. И если вы услышите что-то знакомое - не
удивляйтесь. Я лишь один из фанатиков этой легенды, из тех, кто придал ей
такую популярность.
Он посмотрел в окно, туда, где, наверное, были звезды.
- Итак, легенда... - словно приготовился он к дальней дороге. - Люди,
говорит она, в далекой древности, когда вы не умели разводить огонь,
боялись грома, дождя, затмения Луны, может быть, ели сырое мясо - к вам на
Землю спустились боги, такие же, как вы, люди. Потому что вселенная-матушка
едина...
Если есть одинаковые звезды, похожие планеты, если мир един в своем
строении, значит, и живая природа всюду будет развиваться, похожая на вашу
природу...
Так в один обыкновенный земной вечер к нам прилетели боги. Они
сказали: "Мы были такими, как вы, а вы станете такими, как мы".
Люди поклонялись им. Боги были всемогущи, метали громы и молнии,
сдвигали каменные глыбы для своих загадочных построек. Они ходили в шлемах,
закрывавших наглухо лицо, разговаривали друг с другом на расстоянии сотен
километров и даже видели все через моря и горы. От бога ничего не утаишь!
Боги научили своих малолетних братьев плавить металл, покорять огонь.
Заронили в слабый дикий ум веру о справедливости, о другом, "божественной"
укладе жизни, где все равны, где нет богатых и бедных, сильных и слабых,
сытых и голодных, ленивых и тружеников, но есть люди - справедливые
всемогущие боги.
С тех пор минуло много лет, а человеческая память хранит о них
размытые временем воспоминания, в которых, по-моему, очень много подлинных
сведений.
- О каких сведениях вы говорите? О легендах и сказках? Сомнительное
доказательство. Мы с вами не ребятишки.
- Возможно. Правда, моя профессия научила меня верить легендам, как
научным гипотезам, дорогой мой... Вы когда-нибудь замечали необыкновенную,
прихотливую, неистребимую силу народной памяти?.. Не надо ворошить века.
Даже теперь можно видеть курьезные тому примеры. Ну скажите, кому нужен и
на кой ляд сдался мне и вам бывший владелец гастронома на улице Горького у
нас в Москве. Но мы иначе, как елисеевским, его не называем. А почему,
скажите, к названию современного завода мы старательно добавляем: бывший
Гужона, бывший Путилова?
- В самом деле, - сказал я, - мы этого не замечаем.
- Но курьезы памяти остаются курьезами. Есть у нас другая
поразительная память. Удивительная штука!.. Вот люди натягивают шпагат,
намечая места работы, они вряд ли помнят, что это очень древнее движение,
что точно так же натягивали в старину шнур на месте будущих каналов и
крепостей, курганов и пирамид. Значит, столь обычное для нас движение -
тоже исторический памятник, не менее древний, чем пирамида Хеопса.
- Тогда чиханье тоже памятник? - вставил я.
- О это модная манера быть язвительным! Я вас прощаю, но послушайте
меня до конца. - Он поставил на подоконник стакан, стряхнул крошки печенья.
- Казалось бы, самые обыкновенные наши движения, навыки, привычки, слова, в
сущности, такое же наследие веков, такие же памятники человеческой
культуры, как музейные сокровища. Где-то в современных словах и мелодиях, в
узорах, вышитых на полотенцах, в сказках и легендах звучат песни, язык,
история древних людей. Они живут в нас. И мы обязаны уметь слушать и видеть
их.
Почему же я должен сомневаться, что в поведении, в рассказах древних
не могло отразиться влияния "божественного"?.. Никакая легенда, никакой
обряд не появляются из ничего, сами по себе.
Мне, археологу, надлежит знать очень многое: металлургию, химию,
гончарное производство, историю, религию... Скажем, я сумею, могу
догадаться, что первое железо человек нашел в метеоритах, а первый огонь
получил, обрабатывая камень для своего топора. Но я не могу совсем
отбросить легенду-гипотезу о Прометее, подарившем огонь людям.
- Почему?
- Потому что легенды часто получают материальное доказательство.
- Этот огонь в печке? - пошутил я.
- Нет, мой хороший, на свете найдено много загадочных предметов,
земное происхождение которых труднообъяснимо. Но сначала послушайте
примерное, как я его запомнил, описание летающего аппарата в древних
индийских рукописях.
...В центре корабля большой металлический ящик, источник силы. От
этого ящика сила идет в две металлические трубы, одна ведет на корму
корабля, другая к носу. Кроме них, восемь труб направлены от ящика вниз.
При взлете корабля сначала открывались нижние задвижки восьми труб, а
верхние задвижки у них были закрыты. Сила вырывалась в открытые отверстия,
поднимая корабль вверх. А когда он взлетал, нижние задвижки прикрывали до
половины, чтобы корабль мог свободно висеть в воздухе, не падая. Тогда силу
направляли в кормовую трубу, и она толкала корабль вперед... Понимаете?! -
воскликнул он. - Ракетный двигатель описан в древнейшей рукописи, когда еще
не умели делать бумагу и писали примитивными средствами... Сказка перед
нами?.. Но сказка рождается из реального... Почему тогда на корабле нет
крыльев орла? Почему не ковер-самолет?..
Он говорил свои "почему" так решительно, словно я, не кто-нибудь, а
только я, должен ответить немедля, сию же минуту.
- В легендах, - рассказывал он, - и древних рукописях много таких
современных явлений... Миф о сыне Солнца - Фаэтоне, который в огненной
колеснице промчался по небу и, не умея сладить с нею, рухнул вниз... Мать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг