- Ну как тебе объяснить, - беспомощно сказал он. - Это нужно, чтобы не
гибли больше. И я вынужден. В конце концов, жизнь важнее этики. И я иду на
нарушение этических норм ради жизни.
- Не надо об этике, - сказал Мануэль. - Я помогу вам. Что нужно
сделать?
Вечером после захода солнца Нури сидел рядом с дежурным по
безопасности, рассматривая круговую панораму - рельефную карту
окрестностей. Поворотный пульт дежурного стоял на возвышении посередине
круглого зала, и прямо на полу во все стороны расходились макеты коттеджей
поселка, а там, где начинались стены, низким бордюром было обозначено
опоясывающее поселок кольцо - имитация основания снятого купола, границы
поселка. К стенке-кольцу были приткнуты синие прямоугольники вездеходов и
такие же прямоугольнички двигались по рельефной стене, неся на себе
зеленые огоньки: колонисты съезжались к поселку.
С момента прилета на Марс пояс безопасности с передатчиком, надетый на
голое тело, носил на себе и Нури. Система безопасности позволяла вести
наблюдение за местом пребывания каждого члена экспедиции и обеспечивала
двухстороннюю связь, которой, кстати, почти никогда не пользовались.
Было хорошо видно, как, оставив у стенки квадратики вездеходов, зеленые
огоньки двигались по улице поселка сначала к душевым - и маленьким хаосом
роились там, потом к столовой - и разделялись по четыре. Ну да, подумал
Нури, столики на четверых.
Дежурный с любопытством поглядывал на Нури, что-то писал в Книге Жизни.
Нури краем глаза смотрел, как к границе поселка за коттеджами вне дороги
движется зеленый огонек. Интересно, заметит дежурный или нет?
Дежурный резко повернулся вместе с пультом. Заметил. И нажал кнопку
связи.
- Я ДП. Кто в одиннадцатом секторе?
- Я Мануэль. Все в порядке, - прозвучало в зале.
Конечно, это Мануэль. Он и должен увести чертей из поселка, пока
колонисты ужинают. Нури нашел на панораме батарею радиаторов и мысленно
увидел, как выпущенные черти ковыляют к ней, спеша получить свою долю
излучения.
Мануэль, зеленый огонек, вернулся к центру поселка и одиноко застыл
возле кольца выводной шахты. "Это я должен был сделать сам, - запоздало
подумал Нури, - сам должен был увести чертей".
Огоньки по одному начали собираться у шахты. Сейчас колонисты уже,
наверное, молчат и ждут. Ждут привычного развлечения. Сколько их там? Нури
обшарил взглядом панораму. Еще мгновение. Все! Один огонек отделился, и
вот он быстро движется к стене.
Дежурный придвинул к себе микрофон, взглянул на Нури.
- Не надо. Кто-то должен привести чертей. Пусть это будет Бугримов.
Нури отодвинул кресло и вышел, перешагивая через домики. На ступеньках
сидел Мануэль и снизу вверх смотрел на Нури.
- Я знаю, о чем ты думаешь. - Нури спустился, присел рядом.
- О Земле, - сказал Мануэль. - Мы здесь всегда думаем о Земле.
Нури грустно усмехнулся. Эти же слова когда-то он сказал Сатону. Уже
тысячи живут в космосе. И пусть их будут миллионы, всегда, во веки веков
люди будут думать о Земле...
- Вы знаете, я ведь еще и гидролог. - Мануэль протянул конверт: - Здесь
заявление. Я прошу перевести меня в седьмую экспедицию. Я прошу вас, Нури
Метти, передать его в отдел кадров Управления освоения Марса.
Нури Метти. Он уже не говорит - Воспитатель Нури. Все правильно, но,
кажется, он не научил их прощать...
На второй день после возвращения Нури на Землю результаты расследования
обсуждались на секции Марса Совета Земли. Выслушав записи кодового
браслета, председатель секции пригласил Нури занять место докладчика.
- Мы просим вас дополнить материалы, которые вы столь любезно
предоставили Совету. Не все ясно.
- Я готов.
- Начнем с вашей телеграммы. - Председатель вынул из папки бланк. - Как
это вы здесь пишете: "Внеочередным рейсом отгрузите Марс девять одиноких
псов. Отбор животных прошу поручить Олле. Уполномоченный Совета Метти". Мы
выполнили ваше, гм, указание. Псы уже на Марсе.
- Благодарю, - сказал Нури. - Теперь я спокоен.
- Отлично! - обрадовался председатель. - Успокойте и нас. Почему псов,
почему именно девять, почему поручить Олле и почему, в конце концов,
одиноких?
Манера председателя вести совещание нравилась Нури. И сам председатель,
длинноногий, веселый и тощий, тоже нравился. По привычке оценивать
человека, Нури прикинул, как бы отнеслись к председателю его воспитанники:
наверняка одобрили бы.
- Отвечать по порядку вопросов?
- Порядок, форма и содержание на ваше усмотрение.
- Из кодовых записей Совету, видимо, понятно, что я, по сути, ничего не
расследовал. Не знал, с чего начать, и вообще ничего не знал. Я просто
ездил, жил, работал, как все, и смотрел.
- Это хорошо - смотрел! - сказал председатель. - И что вы увидели?
- Стандарт. Одинаковость условий во всем. Стандарт оправданный,
обоснованный и всеобъемлющий. Стандартными стали даже развлечения, которые
свелись к любованию чертями. Но...
- Но?
- Но в пятой полное безразличие к чертям. Вопрос - почему?
- Действительно, почему? Там что, были отклонения от стандарта?
- Было одно. Лариска.
- Ага, Лариска. И что эта ваша Лариска делает?
- Не моя. Общая. Живет.
- И все?
- И все! Живет рядом с людьми собачка Лариска. Ее, вероятно,
большинство и не замечает, но она есть. И никому в пятой не приходит в
голову интересоваться чертями, этой имитацией живого. В остальных
экспедициях все то же, что и в пятой, но нет собаки, а человек не может
быть одиноким, ему нужно живое. Это во-первых, и во-вторых, собака вне
стандарта, она сама по себе. Я не психолог, я воспитатель, но полагаю, что
тот вывих в психике, который наступает у человека, изолированного от
живого, ускользнул от внимания психологов. Это что-то вроде ностальгии, не
знаю, как назвать болезнь, странное, неосознанное ощущение тоски по
животным. Может быть, она развивается в условиях гипертрофированного
стандарта, который на Марсе царствует как нигде? Не знаю.
- И потому погиб Альдо?
- Я полагаю - в этом одна из причин. Но в целом здесь сложнее. В
детстве часто важно то, на что взрослый и внимания не обратит. Альдо был
нормальнее других, и в силу этого он был более ребенком, чем остальные
дети.
- Не понял? - Взор председателя горел неистовым любопытством, он не
отрываясь смотрел в глаза Нури.
- Простите, я хотел сказать: чем остальные члены экспедиции. И когда
однажды вечером обнаружилось, что никто не привел чертей, ему невыносимой
стала мысль, что его друзья останутся без привычного развлечения. И он
кинулся к радиаторам, где постоянно толкутся черти. Чтобы привести... -
Нури замолчал, и никто не перебил молчания. - Я делал чертей как
заменителей животных, в детстве. А ими забавляются до сих пор. Я не
задавал вопросов, знаю и так, что ребята втихомолку ремонтируют их: ни
одна машина два десятка лет без обслуживания не выдержит... Вечер, и
пустота, и этот шорох за спиной, и мои товарищи молчат и ждут, - я
поставил себя на место Альдо. Знаете, будь он в маске, случай прошел бы
абсолютно незамеченным, и они и дальше смотрели бы чертей. Изо дня в день,
из месяца в месяц... мои ребята...
- Стыдно, - глухо сказал председатель. - Мне стыдно, а как вам, - он
обвел взглядом членов комиссии, - не знаю. Куда мы, к черту, годимся.
Психологи, социологи. Тесты сочиняем, негласные проверки устраиваем. А
тут... просто любить надо.
- И когда я ставил опыт, я хотел убедиться в неотвратимости, в том, что
все равно кто-то пойдет. И знал, что пойдет Бугримов в силу закона, по
которому лучшие идут первыми. Вы знаете, когда Мануэль увел чертей, мне
самому стало не по себе, хотя у меня эта забава вызывает отвращение.
Нури опять надолго замолчал.
- Ну, и о псах. Я попросил девять по числу бессобачных колоний.
Одиноких, чтобы пес в каждом видел хозяина и не помер от тоски по
оставшемуся на Земле: пусть он провожает их утром и встречает вечером.
Просил Олле потому, что знал - поручи другому, и на Марс попадут особо
выдающиеся псы, а этого не нужно. Естественно, Олле сразу понял, что
требуется. Марсианин по рождению, он отобрал без отбора обычных собак.
Просто собак, ибо каждый пес жизненно необходим.
СВЕТЛЯЧКОВАЯ ПОЛЯНА
- От-то корова! - сказал восхищенный Олле.
Корова скосила на него огромный, с футбольный мяч, великолепный глаз,
обрамленный заостренными ресницами, и жарко вздохнула. Животному было
некогда. Животное ело.
- Наша скороспелка. - Сатон погладил корову по животу.
Возле директора Института реставрации природы толпились пахнущие
одеколоном отпускные волхвы и цокали языками.
- Что вы видите спереди? - продолжал Сатон. - Вы видите степь, бывшую
саванну, прилегающую к лесному массиву ИРП. Видите разнотравье,
сеноуборочные автоматы и конвейер, подающий дробленую смесь кукурузы,
древовидного пырея и кустарникового клевера. А также коровьи головы...
Посмотрите, товарищи, налево.
Волхвы посмотрели. Лента конвейера с дробленой зеленью тянулась вдоль
уходящего за горизонт навеса, под которым в прохладе стояли в ряд
черно-белые коровы.
- Посмотрите, прошу вас, направо.
Та же бесконечная линия жующих рогатых голов, то же травяное раздолье.
- Что мы видим сзади? - Сатон и волхвы обошли корову. - Мы видим вымя
диаметром полтора метра, видим присоски доильного аппарата и
навозоуборочный конвейер. Еда и дойка идут непрерывно. От каждой коровы
молоко, примерно триста литров в сутки, поступает в молокопровод и
подается на завод. - Сатон махнул рукой куда-то в сторону. - Вот и все.
Огромные - от земли до рогов метра два - коровы мерно жевали, слышалось
тяжелое хрумканье, дергались присоски, и журчало в трубах молоко. Вокруг
шныряли, надеясь на случайную утечку, возбужденные коты.
Необозримая густо пахнущая шеренга рогатых колоссов - это зрелище
потрясало воображение. Удивить привыкших ко всякой лесной живности волхвов
что-нибудь да значило. Сатон был доволен произведенным впечатлением.
- Лесостепь, саванну, мы осваиваем всего третий год, - сказал он. - И
вот первый результат, а? Скороспелку вывели наши генетики: побочный
продукт деятельности института. Мутанты. Два приплода за год... Э, вы еще
быка не видели! Танкер.
Он оглядел постепенно мрачнеющих волхвов. Их коричневые лица с белыми
пятнами недавно обритых бород и усов были сосредоточены.
- Ну. - Сатон достал темные очки, спрятал за ними глаза. Так он всегда
делал перед спором. - Я же знаю, о чем вы думаете!
- То-то и оно, - сказал старший из волхвов, единственный небритый,
заросший жутким волосом. - Вытягиваем соки из почвы. Непрерывная
косовица... Надолго ли земли хватит?
- Плодородие мы возвращаем. Навоз идет в землю, вводим стимулирующие
добавки, нормированное орошение. Экологический баланс сохраняется.
- Не знаю, мастер. И вы не знаете. От этих стимуляторов, от мутагенов в
лесу сейчас такое творится, сам черт не разберет. А нас, смотрителей,
мало...
- О штатах мы еще поговорим, но в целом за массив я спокоен. В лесу
реставрация идет полным ходом. А с годами все уляжется, уравновесится и
придет в естественную норму.
- Э, мастер Сатон. - Волхв погладил бороду, и Олле не к месту отметил,
что уже в третьей партии встречает принципиальных противников бритья. -
Эти мясомолочные монстры нужны, не спорю. Но они, пусти их в поле, откинут
копыта, ибо к природе отношения не имеют. Господи, жуют-то как!
- Не согласен. Да, эта корова рассчитана на автокормление, и в поле ей
делать нечего, она быстрее объедает растительность, чем передвигается. Но
так или иначе - она живая и, следовательно, часть природы. Скороспелка, -
целевое животное. Молоко и мясо - вот ее функция.
- Я и говорю, к реставрации эта худоба отношения не имеет. Настоящий
зверь многофункционален, он сам по себе, а этой без человека не прожить. И
потом, как вы определите момент, когда надо поставить точку, сказать: вот
теперь все, реставрация закончена? Сейчас в массиве мы сталкиваемся с
такими чудесами, что порой оторопь берет. Порой думаешь: может, мы
перемудрили, перереставрировали?..
- А вот наш шмазел. Классифицирован как козлокапустный гибрид. Нигде не
описан, так как внешность его описанию не поддается. И не сфотографирован,
так как фотографиям все равно никто не поверит.
- От-то да, от-то шмазел так шмазел! - подобрели волхвы.
Рыжий кот повис на присоске, как гимнаст на перекладине. Олле
машинально смахнул его, прислушиваясь к беседе. Диспуты, подобные этому,
велись уже несколько лет, с тех пор как неудержимо стала увеличиваться
площадь лесов, затопляя мелкие города и поселки. Человечество возвращало
землю зеленому хозяину. Пока, но до каких пор?
- Ломать - не строить! - говорил на Совете экологов Сатон. - В свое
время наши предки весьма успешно оголяли землю, и что? Вспомните, во что
обошлись человечеству перестройка промышленности на безотходное
производство, отказ от тепловой энергетики, наконец, изменение социальной
психологии, еще, увы, далеко не завершенное. Я спокоен за новое поколение:
миллионы детей проходят дошкольное воспитание при наших центрах
реставрации и привыкают уважать живое и сущее. Но меня страшат рецидивы
потребительского отношения к природе: взять сейчас! А кто будет отдавать?
Наши потомки? Поэтому давайте думать, давайте семь раз отмерять, прежде
чем один раз отрезать.
Волхвы усаживались в махолеты и взлетали по одному. В вышине они
построились компактным треугольником, и Сатон повел их в сторону океана.
Видимо, показывать прибрежный шельф и хвастаться достижениями ихтиологов.
Когда очередная группа волхвов выходила из леса, Сатон всегда устраивал
эти ставшие почти ритуальными экскурсии. Он лично знал каждого из волхвов,
сильно уважал за подвижничество и всякий раз отчитывался перед ними о
работе, сделанной Институтом за время их отсутствия.
Встречный воздух тихо шелестел в оперении крыльев, и только при
неожиданных порывах легкого ветерка приходилось выравнивать аппарат.
Труднее всего это давалось псу, и Гром иногда сопел и взлаивал. Нури
подумал, что с земли странно, наверное, слышать этот лай в ночном небе.
Полная луна заливала лес призрачным серебристым светом. Частые поляны
смотрелись как белесые озера: туман скрывал траву и низкий кустарник.
Опираясь на спинку сиденья махолета, Олле держал руки на крыльях и
усиливал взмахи, слившись воедино с аппаратом-птицей. И так при каждом
патрулировании, думал Нури. Энергии ему девать некуда... Откажи синтемышцы
махолета, Олле, наверное, смог бы лететь своими силами. Пес в непривычном
глазу аппарате лежал брюхом на мягкой подвеске, лапы его в браслетах
биоуправления свешивались наружу и непроизвольно шевелились. Нури
улыбнулся, вспомнив ту радостную суматоху, которую подняли его
воспитанники из старшей группы, когда он поставил задачу сделать махолет
для пса. И Ведь справились; если он и помог, то самую чуточку. Гром
отличный пес, но воображение у него нулевое, куда там птицей себя
представить. Для Грома мир делится на собак и прочих. К собакам, как
установили ребята, сняв рабочую энцефалограмму, относятся Олле, Иван, все
ползунки и кое-кто из семилетних. Нури тоже относится к собакам, спасибо,
удостоился... Пришлось ребятам перестраивать систему биоуправления,
использовать, как они говорили, догоняльный рефлекс. И вот летит. Рядом с
хозяином.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг