Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - Еще вопрос. Представьте, что этот механический  щенок  лизал  бы  вам
руку?
   - Нет! - Нури передернуло. - Это было бы жутко и отвратительно.
   -  Отвратительно...  Очень  точное  определение,  -  задумчиво   сказал
Художник. - Это как если бы ребенок играл с куклой,  у  которой  настоящие
живые глаза и которая чувствует боль. Нет! Игрушка  должна  быть  игрушкой
независимо от того, кто с ней играет - взрослый или ребенок. В этом смысле
мои картины имеют сугубо утилитарную цель.  Я  ищу  то  единственное,  что
придает животному образ игрушки, не нарушая ощущения подлинности.  Вообще,
это область психологии, а я не силен в ней. Знаю только,  что  мои  работы
используют профессионалы механики-фаунисты,  что  люди  с  большей  охотой
приобретают зверей, сделанных по моим эскизам, нежели точные копии.
   Нури словно взвешивал каждое слово Художника. Этот синеглазый красавец,
который сокрушался по поводу запонок, - кстати, Нури так и не понял, зачем
надо было менять в манжетах великолепные александриты, - был  вдохновенным
мастером. И если то, что они видели, называлось  эскизами,  то  каковы  же
законченные работы?
   Облик Художника, его  исполненные  непринужденного  изящества  движения
странно гармонировали с удивительными картинами в темных рамках,  создавая
немного грустное ощущение когда-то виденной и забытой красоты.  Интересно,
как Олле воспринял этот совершенный жест - протянутую  и  потом  раскрытую
руку, в нее ткнулся носом конь, и было видно, что Художник принял это  как
подарок...
   Нури покосился на руки Художника, и тот, уловив взгляд, поднял  к  лицу
обе ладони, покрытые ороговевшими мозолями.
   - Что вы, Нури! Я ведь надеюсь когда-нибудь стать вашим коллегой.  Если
буду достоин. И... разве можно допустить, чтобы кто-то работал за тебя?  И
этот дом, и все остальное я сделал сам.
   - Простите,  -  вмешался  в  беседу  Олле.  -  Что  это?  Почему  вдруг
голография?
   Квадратная рама окаймляла объемное изображение поляны в закатном  свете
и темную стену леса, а над ней, над самыми верхушками  деревьев,  розовело
нечто вроде аэростата, но с короткими толстыми отростками по бокам.
   - Не успел зарисовать, пришлось  заснять...  Это  гракула,  которую  вы
ищете. Она была здесь вчера. Выкатилась на поляну, имея форму диска.  Были
сумерки, и она стала накачиваться. Знаете, у нее в подошвах  клапаны.  Она
вытягивает ногу, набирает в нее воздух, а потом сжимает,  как  гармонь,  и
перегоняет его внутрь. Она  лежала  на  спине  и,  работая  двумя  ногами,
порядком накачала себя. Потом она грызла хворост, и у нее в глубине, возле
пупка, засветилось что-то похожее на гаснущие в костре угли. И  она  стала
округляться. Пока я бегал за аппаратом,  она  раздулась  и  поднялась  над
лесом. Ветер унес ее от меня.
   - Вот и все, - сказал Олле. - Тебе ясно?
   - Вполне, - ответил Нури. - Если она способна нагревать в себе воздух и
пользоваться  законом  Архимеда  для  передвижения,  то  уж  принять   вид
матраца... Это я сам вынес ее из изолятора, когда пришел менять матрац!
   Итог подвел Художник:
   - Одно предсказание Волхва сбылось, - сказал он. - Дело за вторым.


   Этот дуб был не из тех, что  вытягивались  за  год-другой,  подгоняемые
стимуляторами. Покрытый мхом, раскидистый, с толстым неровным стволом,  он
был естественно стар и громаден.  Стоял  дуб  на  отшибе,  возвышаясь  над
рощицей  дубков.  У  подножия  его  копошились  полосатые   поросята,   и,
угнездившись на нижней развилке, их рассматривала гракула.
   Гром улегся неподалеку, положив голову на  вытянутые  лапы.  Морда  его
выражала   сознание   выполненного   долга   и   гармонии   с   окружающей
действительностью. Олле, стоя на спине у  коня,  объезжал  рощицу  кругом,
непрерывно щелкал затвором аппарата.
   Нури возился с прибором связи. Сориентировав  створки  антенны  на  еле
различаемую в невозможной дали иглу башни ИРП, он подозвал Олле.
   - Рельеф  позволяет  использовать  лазерную  связь.  Прямая  видимость.
Вызываю деда.
   Метрах в трех от земли возникло туманное пятно и оформилось в привычный
образ директора ИРП. Сатон сидел в кресле, видимый по пояс. Изображение не
имело четких границ. В ИРП над столом директора спроецировалось  такое  же
изображение стоящих рядом Олле и Нури.
   Сатон поднял голову, дернул себя за бороду.
   - Мы нашли ее, профессор, - сказал Нури.
   - Я так и подумал. Как там она?
   - Висит на дубе. Сменила  расцветку.  Сейчас  она  бледно-сиреневая  по
краям, а серединка в незабудках по зеленому полю.
   - Ага! И что вы собираетесь предпринять?
   - Ничего. Вернемся домой.
   - А она?
   - Я полагаю, пусть висит, - сказал Олле. - Пусть катается  диском,  или
бегает козой, или плавает моржом. В конце концов, мы убедились, что она на
Земле акклиматизировалась. Ей здесь хорошо, и пусть живет Нуриным и прочим
ползункам и ходячим на забаву.
   -  Говоришь,  по  зеленому  полю  незабудки.  Странный  вкус!  -  Сатон
откинулся в кресле, усмехнулся и исчез.


   Они возвращались домой, в ИРП, но еще долго было слышно,  как  на  дубе
хихикали уже две гракулы.



ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМЫЙ

   Альдо очень спешил. Он почти бежал в сторону от поселка,  от  огней,  в
темноту. Легкие судорожно расширялись, и сердце билось не  в  груди  -  во
всем теле. Он привычно провел рукой у пояса - там, где крепилась маска,  и
не нашел ее. На секунду  возникла  мысль  вернуться.  Но  впереди,  совсем
рядом, мелькнула отраженным светом чешуя черта,  он  потянулся  к  нему  и
упал. И еще успел подумать, что у ребят вечерний отдых сорван...


   - Как и раньше, мы формируем группы здесь, на Земле. Они проверяют себя
на совместимость, работая в экстремальных условиях, более жестких, чем  на
Марсе. Год практики на орбитальной станции - это сильная проверка.  Лишние
отторгаются. Там дружба без лукавства, уважение взаимно, ибо каждый из них
- личность. И вдруг это ужасное несчастье,  без  смысла,  без  повода.  Он
вышел из лагеря ночью один, без маски. И погиб. Двадцать лет.
   Представитель Совета наклонился к Сатону, поймал его взгляд.
   - Мы посылали экспертов, доктор, и провели осторожную проверку. Психика
у  всех  в  абсолютной  норме,  иначе  и  быть  не  могло.  Но   создается
впечатление, скорее - смутное ощущение, что там каждый сам по  себе.  И  в
этом смысле Совет  считает  неблагополучными  девять  колоний  из  десяти,
действующих на Марсе. У нас нет фактов, но  в  этих  случаях,  вы  знаете,
Совету  достаточно  и   сомнения.   Если   причина   несчастья   останется
нераскрытой, Совет будет вынужден заменить группы. Это крайняя мера, но мы
не можем рисковать.
   - Альдо. Один из  ребят  Нури.  -  Сатон  сгорбился,  долго  молчал.  -
Отозвать колониста досрочно... Кто решится на это?
   - Совет поручил  мне  просить  вашей  помощи.  Вы  крупнейший  психолог
планеты.  Руководитель  Третьей  Марсианской.  Сейчас  условия,   конечно,
изменились. Романтический период закончен,  идут  рабочие  будни  освоения
Марса. Мы знаем, директору Института реставрации природы надлежит быть  на
Земле. Но... там более двухсот человек...
   Представитель Совета подошел к раскрытому окну, рассеянно глянул вниз и
отшатнулся. С высоты полукилометра домики центра ИРП  казались  не  больше
почтовых открыток, брошенных на зеленый ковер. Преодолев головокружение  -
башня ощутимо раскачивалась, - он повторил:
   - Более  двухсот.  Наедине  с  планетой,  которая  каждый  день  задает
загадки.
   - Я ценю доверие Совета, - тихо произнес  Сатон.  -  Но  Альдо  Джен...
Новая формация. Воспитанники Нури и Ивана Иванова...
   - Эти имена вызывают уважение.
   - Я предлагаю кандидатуру Нури Метти. Он родился в Третьей Марсианской,
знает Марс, если его можно знать, и сущность  этих  новых  людей.  Ему  не
нужно изучать их психологию. Он один из них.


   Свободные от дежурств колонисты сидели на бетонном, забранном  решеткой
обводе шахты. Маленькое солнце висело под рефлектором  на  ажурной  мачте,
заливая шахту и площадку перед ней и черную зелень сосен  бледным  светом,
придающим однотонность разноцветным комбинезонам и одинаковость  лицам.  С
обостренным вниманием они разглядывали  двух  коренастых  кругломорденьких
чертей: Беленчук вывел их в освещенный круг.
   - Прошу смотреть, ответственная встреча! - возгласил он. -  Борьба  без
отдыха и компромиссов, без ничьей до результата, каковым признается первое
сколупывание. Правила следующие. Запрещается применять  отвертки,  гаечные
ключи, ножовки, напильники,  а  также  хорошо  известные  из  литературных
источников деструкторы, бластеры, лайтинги...
   - И фитинги, - подсказал кто-то.
   - ...За неимением таковых  и  из  соображений  гуманности.  Разрешается
взаимно пинаться, бросать через бедро, давать подножку,  делать  подсечку,
выворачивать конечности...
   - Щекотать.
   -  Вот  именно.  Щекотать  тоже  можно.  Равно  как  умаривать  смехом,
пропускать через мясорубку, распинать на кресте,  разрывать  пасть  и  что
еще, я не знаю.
   - Толочь в ступе, - донеслось от шахты. - Четвертовать  и  третировать;
испепелять взглядом, поносить противника и давить на психику.
   - Благодарю за подсказку. Все неупомянутые  приемы  также  относятся  к
категории разрешенных. Пусть толкут, поносят и давят. Итак, что мы  имеем?
С одной стороны известный каждому Мионий Большое  Горло.  Масса  (Беленчук
ухватил огромными ладонями Миония  за  голову,  приподнял),  гм,  двадцать
восемь килограммов. С другой стороны Анипа Барс Пустыни (та  же  процедура
взвешивания  с  Анипой)  на  полкило  больше,  а  может  быть,  и  меньше.
Уцелевшего ждет приз. - Беленчук достал откуда-то коробочку, открыл. Черти
склонились над ней. - Видали? Здесь на полгода хватит.  Побежденного  тоже
не обидим. Начали!
   Черти   сцепились,   звякнув   круглыми   головами,   посаженными    на
цилиндрические туловища. Они ходили по кругу, раскачиваясь и приседая.
   Нури стоял в тени и слушал монотонный шум воздушной  струи,  вытекающей
из шахты. Возня на площадке продолжалась уже минут двадцать,  и  никто  из
колонистов за это время не произнес ни слова. Черти,  обнявшись,  неуклюже
топтали собственные тени.
   -  Глупо  это,  -  тоскливо  сказал  Беленчук.  -  У  нас  такой  набор
превосходных развлечений...
   Нури вглядывался в лица и находил знакомые. Они  мало  изменились,  его
ребята, вундеркинды и акселераты. Как они радовались  утром  его  приезду.
Каждый коснулся его плеча и своей груди против сердца: для них  он  всегда
останется Воспитателем Нури.
   Они знали о цели его приезда. Горькое недоумение - вот все, что услышал
Нури.
   - Альдо! Он был самый лучший.
   Нури не скрыл раздражения:
   - Укажи мне худшего.
   - Не понимаю. - Собеседник растерянно улыбался. - Как это - худшего?
   - Ну, если Альдо был самым лучшим, то должны быть те, кто хуже него?
   - Не понимаю.
   - Прости, - сказал тогда Нури. - Я задал глупый вопрос.
   Старый  черт,  он  отличался  цветом  чешуи,  дал  подножку   молодому,
навалился на него и ловко сколупнул с живота противника чешуйку.  Беленчук
облизал губы:
   - Видели? Ну да, меня это тоже захватывает. Как и всех.
   Он вошел в круг, разнял чертей и поднял над  головой  коробочку.  Черти
уставились на нее.
   - Победил Анипа Барс Пустыни. А может быть, и Миопии Большое Горло, кто
их, к черту, разберет. Но зато теперь  можно  сказать:  он  самый  сильный
среди здесь.
   - Не среди здесь, - послышалась реплика, - а между тут.
   - Верно. Победителю слава и  приз.  -  Он  вручил  черту  коробочку.  -
Побежденному утешение. - Он достал из кармана несколько чешуек  и  опустил
их в протянутую горсть.
   У шахты зашевелились. Люди  тихо  выходили  из  круга  и  скрывались  в
темноте. Черти застыли под рефлектором.
   - Молчат! - всхлипнул Беленчук.
   - Просто устают за день.
   - Если бы. Это не усталость, Воспитатель. Вы  заметили,  они  почти  не
реагируют на шутку. Я не знаю, что это такое.
   - ...Твой текст - это что, экспромт?
   - Что вы, я два дня готовился. Альдо, тот мог экспромтом.
   Снова Альдо. Здесь  любой  разговор  заканчивается  этим  именем.  Нури
прильнул щекой к теплой коре сосны, совсем земной. Подумалось, что ребята,
такие оживленные днем на работе, совсем  изменились  к  вечеру,  и  только
Беленчук не потерял активности.
   - Скажи, а тот, кто ведет эти ваши чертовы состязания?
   Беленчук поднял измученные глаза:
   - Каждый из нас по очереди... Ведущий занят и остается самим собой.  Он
готовит программу, комментирует ход борьбы, ну, как я сегодня. А, вот вы к
чему. В тот вечер должен был вести программу Альдо. Днем, так уж  совпало,
он был дежурным по безопасности и не мог сходить за чертями. А  в  поселке
мы  масками  не  пользуемся,  но  она  была  у  него  на  поясе,  как  это
предусмотрено правилами. Альдо никогда не нарушал правила. Не то чтоб  был
такой уж дисциплинированный, но не хотел, так я думаю, отвлекать  на  себя
внимание. Кто-то должен был, возвращаясь в поселок,  привести  чертей,  но
каждый из нас понадеялся на другого. Я тоже... Ну вот,  Альдо,  значит,  и
кинулся за ними... Мы потом нашли маску.  Зацепилась  кольцом  на  вентиле
баллончика за выступ на стене. А он не заметил, спешил, значит.  Для  себя
он бы не стал спешить. Вот я, что бы ни делал,  всегда  о  себе  думаю,  в
подсознании о себе помню. Знаю, что плохо это, а помню. Альдо  чужую  боль
ощущал во сто крат больней своей.
   - При чем здесь это?
   - Не знаю. - Беленчук как-то нелепо развел руками, и этот жест  странно
усилил впечатление  растерянности,  которое  владело  им.  -  Если  погиб,
значит, что-то было недодумано в системе  безопасности.  Сейчас  положение
исправили, и больше нечего расследовать. Уже никто не  выйдет  из  поселка
без маски. Безопасность - вот мой главный принцип отныне и навеки.  У  вас
ведь тоже есть принципы, которыми вы руководствуетесь как воспитатель?
   - Есть, - вздохнул Нури. - Главное - это не воспитывать.
   - Странно вы сказали, вас трудно понять.
   - Просто смотреть на себя их глазами. И если  наедине  с  собой  ты  не
краснеешь за сказанное и сделанное, то сегодня, и только сегодня,  ты  был
хорошим воспитателем. Вот и все.
   Еще утром Нури обошел поселок, приглядываясь к переменам.
   Детство оживало в нем незнакомым ощущением потери, и новизна не  всегда
казалась оправданной. Поселок, возникший  на  месте  Третьей  Марсианской,
лежал в котловине между пологих вершин. Двухэтажные  пластиковые  коттеджи
лепились вокруг шахты, из  которой  с  неисчезающим  постоянством  вытекал
поток горячего воздуха - будущей атмосферы Марса. Раньше шахты не было, по
те, кто были первыми, предвидели и шахту, и глубинные  заводы-автоматы.  В
операторской Нури долго наблюдал на экранах, как в синем дыму  под  лучами
лазеров стекали стены пещер и неслышные взрывы сотрясали скалы, когда  луч
попадал на ледяные включения.
   Днем освещенный солнцем воздушный поток создавал удивительный  световой
эффект:  пологий  прозрачный   холм   колебался,   покрывая   поселок,   и
расплывчатые радужные вихри бесследно  таяли  в  розовом  небе.  У  границ
поселка, там, где  его  опоясывала  метровой  высоты  силикатная  стена  -
основание снятой уже защитной сферы, - играли призрачные блики. Это воздух
переливался через ограду и растекался  по  поверхности  планеты.  Защитная
сфера стала ненужной, когда заработали атмосферные заводы. В  окрестностях
шахты создавался устойчивый  микроклимат,  пригодный  для  жизни  людей  и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг