нами всегда будут бороться, но никогда не победят!
Олле слушал этот панегирик преступности и по той легкости, с которой
Джольф походя упомянул о расправе над экологами, понял, что приговорен.
Джольф прикрыл глаза, ему нравился собственный голос. Олле прервал его:
- Бросьте, Джольф. В истории нет такого преступления, которое не
пытались бы оправдать соображениями высокой пользы и даже морали.
Поразительно, что вам верят.
Джольф стал непритворно весел. Нет, какое-то обаяние, свинское обаяние
в нем все-таки было.
- Можете представить, верят. Или делают вид, что верят, а это, в общем,
равноценно. Не правда ли, господа?
Господа закивали. Двусмысленность вопроса не дошла до их мозгов, не
привыкших к таким тонкостям. Эти верят, подумал Олле, жратва, женщины,
деньги, зрелища - цель и смысл жизни для них. Только ли для них? А те,
вдоль дорог, потенциальные миллионеры. Кто из них не пойдет в услужение к
Джольфу с истовой верой и радостью?
- Преступник как личность не в состоянии подняться выше среднего
уровня. И в силу этого крупный преступник вашего масштаба, Джольф, всегда
концентрирует возле себя серость, оглянитесь. - Олле торопил события,
поскольку ощущал, что левая рука, неудобно зажатая, стала терять
чувствительность. Он заметил, что Джольф медленно бледнел, взгляд его
терял осмысленность. - Власть и богатство, вот что позволяет утвердиться
преступной личности, всегда, в сущности, сознающей свою заурядность...
- Я не договорил, - медленно произнес Джольф. Глаза его сходились к
носу, и он, встряхивая головой, возвращал их на место. - Я еще не
рассмотрел последнюю возможность. Точнее, единственно оправданную причину
вашего появления в Джанатии. Дорогой подарок премьер получит от меня -
доказательство нарушения конвенции о невмешательстве. И, конечно, не один
такой подарок.
- Десяток разбитых физиономий у мерзавцев, которым ни одна пощечина
лишней не будет, да пара разорванных псом штанов - это вы называете
нарушением конвенции? Нет, Джольф, я сам по себе, как и вы, не имеющий
отношения к Джанатии. Судить вас можно и по законам Джанатии, и по законам
ассоциированного мира.
- Мои анатомы, - Джольф обрел способность смотреть прямо, - сейчас
привяжут вас к этому креслу и подключат напряжение. Сначала вы нам все
расскажете, а потом сойдете с ума от боли, и превратитесь в тихого
запуганного идиота, и будете вздрагивать от резких звуков и бояться
собственной тени...
- Развяжите, и посмотрим, кто кого будет бояться.
- Я не хочу лишать своих соратников удовольствия видеть, как будет
терять лицо Олле-великолепный... Господа?
- Только чтобы сразу не подох, как старик Тим.
- Ну, он молод, он силен. Он много выдержит. Привяжите его.
Четверо навалились, прижали. Пятый анатом завозился за спиной, пытаясь
снять наручники.
- Шеф, здесь у него на руке какой-то браслет, я такого не видел.
- Любопытно. - Джольф вертел браслет, рассматривая экранчик и
выпуклости узора. Он надавил на что-то там, экранчик осветился, побежали
красные числа вызова. - Пусть посмотрят специалисты.
Браслет Амитабха - невиданный свет, подумал Олле, все-таки хорошо
оснастил их Сатон. Вот сейчас, сейчас! Успеть поймать мгновение. Джольф
сделал движение, и Олле отчетливо увидел, как складывается браслет. Ему
давили на плечи, и он ринулся всем телом вниз, увлекая за собой рычащих
охранников.
До того как браслет сработал, Олле успел спрятать лицо в колени, но
невозможная по интенсивности вспышка света ослепила его. И он замер так на
минуту, пережидая световой шок, потом вывалился из кресла, сжавшись в
комок, вывел из-за спины скованные руки и открыл глаза. Плоские
черно-белые фигуры главарей и челяди были недвижимы, реальность для них
исчезла.
"Смотрели они на меня, - думал Олле, - так что сетчатка у них обожжена,
но не выжжена, надолго вряд ли кто ослепнет". Он подполз к столу, взял
блик, зажал в коленях, наложил соединяющую пластину наручников на раструб
и изловчился нажать на спусковой крючок. Олле не считал блик серьезным
оружием, разве что для ближнего боя. Но на выходе температура луча
достигала четырех тысяч градусов, и пластина почти мгновенно испарилась.
Таким же путем Олле избавился от оков и, морщась от ожогов, плеснул воды
из сифона поочередно на оставшиеся на запястьях и лодыжках стальные
браслеты. Потом сжег кресло и пульт и отбросил ставший бесполезным блик.
Мир стал постепенно обретать объемность. Скорбя о том, что не может
поднять руку на беззащитного, Олле с сожалением оглядел Джольфа и присных
его, разоружил ближайшего громилу и вышиб ногой дверь. Он возник перед
охраной с пистолетом в левой руке, злой и грозный. От хлесткого удара
ладонью по шее обморочно закатил глаза и осел ближайший анатом.
- Не вздумайте стрелять! Изувечу! Лечь на пол, быстро!
Его знали. Со вчерашнего дня особенно хорошо знали. И с готовностью,
словно только и ждали команды, повалились животами на замызганный пластик
пола.
- Мне тоже лечь? - Офицер спокойно смотрел в лицо Олле. После мгновения
раздумий Олле поддался чувству симпатии.
- К дверям! Он шевельнул пистолетом. - А вам всем лежать! Кто двинется
- пристрелю.
Они вышли, офицер впереди, Олле привалился к двери, его подташнивало.
Где здесь выход, черт его знает.
- Ну что ж, пойдем. - Офицер рассматривал его со жгучим любопытством.
- Куда?
- У вас сейчас путь один.
Олле почувствовал шорох за спиной, приоткрыл дверь, рявкнул: "Лежать!"
- и снова закрыл.
- Вы знаете мой путь.
- Знаю. Зовите меня Дин.
- Дин.
Они пробежали по длинному переходу. Оба стража с автоматами у
неприметного входа в личную тюрьму Джольфа были мгновенно разоружены. Олле
втолкнул их в полутемный коридор тюрьмы, закрыл скрипучее полотнище дверей
и задвинул наружный засов.
- Сейчас нас увидят на пульте в диспетчерской. - Офицер вынул блик,
Олле покосился на него, промолчал. - Идите впереди меня. Будет лучше, если
вы мне скажете, сколько еще времени у нас есть.
Встречные подручные и приемыши, завидев Дина, вытягивались. Заминка
произошла только в диспетчерской, где дежурный функционер, похоже, что-то
понял. Во всяком случае, он сделал попытку вытащить пистолет. Олле, рыкнув
зверски, пресек попытку. Дин, не обращая внимания на окружающее, сел за
пульт, стал набирать команду на снятие электронного контроля выходных
ворот.
- Работайте спокойно, - сказал Олле. - Еще минимум полчаса Джольфу и
остальным будет не до нас.
На мониторе было видно, как отходят в стороны массивные полотнища ворот
и поворачиваются в зенит стволы лучеметов.
- Основное питание я отключил, но система охраны имеет автономное
энергоснабжение. Поэтому поторопимся.
Олле не пришлось сдерживать темп, Дин проявил себя с лучшей стороны.
Они рванулись к стоянке транспорта, личный шофер Джольфа, всегда
дежуривший в лимузине, был грубо сдернут с сиденья и отброшен в сторону.
Олле занял его место, нажал на стартер, в ту же секунду Дин упал на
сиденье рядом, и машина с места почти прыжком вынеслась за ворота.
- Нам нужно минут двадцать, и мы будем у цели.
- Вы рискуете карьерой. - Олле не отрывал глаз от шоссе, пустынного и
извилистого. - Ради чего?
- И ради вас тоже, Олле. Наши, я имею в виду боевиков-язычников, будут
рады вам. Впрочем, решать будете сами. А мне все равно пора было уходить,
на меня прищуривались у Джольфа, да и премьер не очень жалует в последнее
время. Должен сказать, что у них есть к тому основания, гораздо большие,
чем о том можно подумать. - Он помолчал, провожая взглядом промелькнувший
пост контроля. По обе стороны сплошной сверкающей лентой прозрачных
покрытий тянулись гидропонные поля. - Дайте-ка мне ваш пистолет, похоже,
Джольф очнулся от шока, не знаю, что вы там с ними сделали. Погоня -
ерунда. Хуже, что через десять километров - контрольный пост Джольфа,
шоссе наверняка перекроют. Поэтому по моему сигналу выпускайте крылья, там
голубая кнопка на пульте. Справитесь?
Олле не ответил. Почти инстинктивно он уловил движение впереди у
обочины и бросил машину в сторону. Хвостатый снаряд базуки со сминающим
шорохом мелькнул мимо. Взрыва позади они уже не слышали. Дин выстрелил
навскидку, сдвинулся вперед и почти лег на длинный капот лимузина.
- Вверх, Олле! - закричал он, перекрывая вой встречного вихря.
Олле надавил кнопку, боковым зрением уловил, как выдвигаются короткие
подкрылки, и ощутил отрыв машины от шоссе. Это был не полет в привычном
для Олле понимании, это был длинный планирующий прыжок: над шлагбаумом и
шипастым участком дороги машина перелетела на высоте десяти метров. И
Олле, резко сделав усилие, чтобы справиться с управлением, приземлился на
передние колеса. Еще в прыжке-полете Дин выстрелами поразил обслугу
лучеметов, суетящуюся на плоской крыше здания поста. Дин снова сидел рядом
и после второго поворота, вытянув руку, выключил двигатель.
- Стоп! - Он простучал по клавиатуре бортового компьютера, задавая на
автомат маршрут, обтекатели из поляризованного пластика выползли по бокам
и образовали закрытую кабину. - Олле, заберите запасные баллоны,
пригодятся. Уходим.
Они поглядели вслед лимузину, набирающему скорость, и Дин повел Олле в
сторону от шоссе в какие-то бетонные развалины. Пробираясь через хаос
арматуры, они услышали смягченный расстоянием звук взрыва.
- Все! - Дин на секунду остановился. - Нас больше нет. На этот раз они
загодя пустили в ход лучеметы.
В завале бетонных обломков, как пояснил Дин, остатков здания входа в
метро, следов карательных операций полиции, зияла широкая щель. Они вошли
в нее.
Головоломная схема универсального самообучающегося домового кибера
давала лишь общие представления о его электронной начинке. Вообще, задача
дистанционной перенастройки казалась невыполнимой, тем более что, как
предупреждал Вальд, Ферро был собран из бракованных блоков. Сатон по
просьбе Хогарда привлек Большую вычислительную машину - ту самую,
разработкой которой в свое время руководил генеральный конструктор Нури
Метти. До того, как он возвысился до звания воспитателя дошколят в ИРП.
Машина выдала кипу тестов, по отзывам на которые можно было по кусочкам
внедрить новую программу в управляющую систему кибера. Нури возился с
этими тестами больше месяца, предварительно он уволился с фирмы, ссылаясь
на болезнь. Соседи его не беспокоили, кого теперь интересуют соседи.
Местные агнцы пару раз забредали днем, оговариваясь необходимостью
проверить регистрирующую аппаратуру. Он впускал, клал на стол купюру и,
похлопывая пальцами по столешнице, молча ждал ухода. Независимость как
черта характера своей непонятностью всегда пугает людей с рабской
психологией, ибо может быть объяснена только силой, на которую опирается.
По ночам он связывался с Хогардом, от него узнавал, что поиски Олле по
официальным каналам не увенчались успехом, - это было главным. А потом
Хогард рассказывал о текущих делах, о новых диверсиях воинов Авроры, о
скоротечных ночных боях с полицией и военизированными отрядами лоудменов.
Схватки происходят обычно в окрестностях автоматизированных предприятий
цветной металлургии и химии.
И вот настал день, когда Нури понял: невозможное стало возможным: кибер
будет фиксировать в блоках памяти всю дневную информацию и выдавать ее по
команде в спрессованном виде.
Тут же возникло очередное затруднение. Расчеты показали, что
необходимая мощность командной, ударной трансляции на кибера существенно
превышала возможности слабенького передатчика Нури. Из затруднения помог
выйти Сатон, предложивший транслировать перестроечную программу на кибера
через спутник связи. Один раз это можно было сделать. Для этого следовало
доставить Сатону кассету с программой.
Никак нельзя было Нури вступать в личный контакт с Хогардом, каждый шаг
которого находился под наблюдением недремлющего ока Министерства всеобщего
успокоения. И они решили воспользоваться так называемым почтовым ящиком.
Хогард выехал из посольства и увидел четыре знакомые машины наблюдения.
Хоть двадцать, злорадно подумал он. Маршрут советника Хогарда всегда один:
посольство - торговое представительство. И сегодня он пройдет без
изменения. Он двинулся по спокойной улице старой части города, где
сосредоточивались официальные учреждения. Как и везде, правящее
чиновничество умело обеспечить тишину и порядок в своей жилой и рабочей
зоне, здесь даже воздух казался чище. Все четыре машины сначала шли
следом, но на повороте на центральный проспект две из них обогнали его.
Это естественно, в сплошном потоке машин лимузин Хогарда вполне мог
затеряться, и потому - двое сзади, двое спереди. Привычная тактика.
Передние машины влились в поток, Хогард последовал за ними по
проспекту, образованному пятидесятиэтажными коробками. Он вспомнил, что в
первые дни своего пребывания в Джанатии все поражался немыслимому
множеству машин на улицах столицы. Потом понял: салон машины -
единственное место, где можно дышать без маски. Для многих машина была не
столько средством передвижения, сколько местом ночлега, по сути, домом на
колесах. Безмашинные граждане на ночлег выбирались из города. Дешевого
фильтра в маске хватало ровно на восемь часов - время сна на надувном
матрасике где-то на обочине. Но в том воздухе, что можно было высасывать
через фильтр, кислорода было недостаточно: отсюда бледность на лицах и
трупы астматиков на обочинах.
На высоте десятых этажей на искусственном облаке проецировались
разноцветные "О себе думай!", "Наша надежда - пророк Джонс", "Глупо иметь
двух детей, еще глупей не иметь двух машин "Уют", "Раздельное проживание
укрепляет семью. Покупайте два "Уюта". Эти призывы чередовались подвижными
портретами пророка и генерала, рисуемыми лазерными лучами. Реклама
работала вовсю. Пестро одетые толпы двигались по тротуарам вдоль витрин.
На большинстве - маски телесного цвета странных форм. Но попадались
плотные группы людей в демонстративно серых или черных масках - это были
язычники разных толков. Хогард по разрисовке курток и балахонов уже мог
различать гилозоистов, утверждающих одушевленность, скорее,
одухотворенность материи, способной ощущать и мыслить; тотемистов в
масках, напоминающих лица животных, наших братьев по крови, происхождению,
среде обитания; зороастрийцев в белых одеждах с оранжевой окантовкой,
почитателей четырех элементов - воды, огня, земли и воздуха; анимистов,
одушевляющих силы природы; маздеистов, у которых Митра - бог небесного
света, солнца и чистоты. Улица жила насыщенно, и мерцающий на фасадах
призыв "Природа консервативна, она не любит перемен. Следуй природе",
видимо, не срабатывал.
Машины в потоке двигались со скоростью пешехода, и Хогард замечал
временами какие-то завихрения вокруг группок язычников. Люди в костюмах
бронзового цвета - лоудмены - затевали драки, которые как-то быстро
затухали. Выделялись белыми касками и черными пластиковыми щитами
центурионы, дежурившие в паре с роботами возле припаркованных у панелей
машин. Полиция бдила.
А вот что-то новое: красная продольная полоса светофора неожиданно
перечеркнула перекресток, пропуская пешую колонну, окаймленную бронзовыми
лоудменами. Во всю ширь улицы был развернут транспарант "Мы принюхались!",
а замыкал колонну, довольно длинную, на десять минут стоянки, лозунг "Все
не так плохо, как кажется". Боковые лоудмены иногда выкрикивали в
микрофоны сентенции вроде "Лучшая новость - отсутствие новостей!" и
"Кто-то должен иметь привилегии!".
Наблюдая за этой неожиданной демонстрацией, Хогард включил рацию. Он не
стал ждать отзыва.
- Нури, не спеши, я немного опаздываю.
- Понял, - ответил Нури. - Я на месте.
Наконец колонна функционеров консервативной партии, весьма активной и
даже воинствующей - Хогард это знал, поскольку следил за политическими
течениями в обществе, - истаяла. Политическая жизнь в Джанатии была весьма
пестрой и запутанной, хотя бы потому, что влияние той или иной группы
зависело не столько от ее численности, сколько от доступа к средствам
информации. Консерваторы занимали место между лоудменами и агнцами
Божьими, именно они обеспечивали массовость. Хогард отдавал должное
пропаганде защитников статус-кво, умело направляемой людьми грамотными и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг