- Рредчайший экземпляр?! - неожиданно для самого себя возопил Ворон.
Обе головы тянитолкая сонно зачмокали.
Обеспокоенная карканьем, в комнату вошла Марь Ванна, инспектор
дошкольного воспитания.
- Триста лет прожил, мог бы и соображать кое-что. - Она ткнула в
сторону Ворона костлявый палец. - Дите спит, чего орать? И вообще,
посторонние могут быть свободны. Режим прежде всего. Кому из вас
понравится, чтобы его спящего разглядывали?
Когда все вышли и остались только Марь Ванна, Алешка и вент Оум,
детеныша осторожно переложили в плетенку, унесли в вольер, накрыли
байковой попонкой и оставили в покое...
Перед сном, когда, поставив защиту от ночных насекомых, воспитатели
уходили к себе, в спальнях велись странные разговоры. Рассказывали, что
Алешка запросто бывает в Заколдованном Лесу, что черный пес Гром
разговаривает не хуже Ворона, но скрывает это, что тот дядя Иванушка,
который принес тянитолкая, действовал по наущению Алешки. И он же по ночам
закапывает в песок неожиданные деревянные игрушки. А в Заколдованном Лесу
работают над воссозданием сказочных форм жизни, причем пользуются
старинными рецептами, в которых зашифрованы составы весьма эффективных
мутагенов гарантированного действия. Конечно, хорошо бы там побывать, но
Сатон никого в этот Лес не пускает, потому что, смешно сказать, боится за
неокрепшие детские души... Тянитолкай, говорили еще в спальнях,
ненормально толст, его перекармливают. Потом кто-то высказал мнение, что а
вдруг это животное вообще не взрослеет? Вот здорово было бы!..
А в это время Нури и Алешка прогуливались перед сном неподалеку от
вольера, ожидая часа, когда надо гасить высоко подвешенные над крышами
светильники.
- Представляешь, Нури, целый муравейник дюймовочек! Не совсем
муравейник, а так, пень, здоровый такой. И домики, домики - как опята. Под
двускатными крышами.
- Сам придумал? - Нури со светлой завистью оглядел акселерата.
- Не веришь? А это видел? - Алешка достал из-за пазухи берестяной
свиток. Развернул. Старославянской вязью там было написано:
"К жителям зоны. Обращение. Созрели Дюймовочки. Кто хочет видеть и
помочь, пусть приходит босиком и натощак, как прокричит первый кочет. Сбор
насупротив колодца по ту сторону тына, где доска отходит".
- Сам, что ли, писал? Стиль хромает на обе ноги. Чему вас только в
школе учат?
- Что уж ты, Нури! Иванушка дал. А в школе действительно... по
двенадцать человек в классе. Я у него недавно в гостях был.
- Учителей не хватает, слишком высокие требования... В зону-то как
попал? Через силовую завесу?
- Это от вас завеса, от взрослых. А народ там вполне, хотя немного
замкнутый. Ну да ты быстро привыкнешь.
- Как это я привыкну, с чего бы я привыкал? Да и не пройти в зону.
- Это правда, взрослому не пройти. По двум причинам. Первая: взрослый
все равно ничего не увидит. А вторая: если и увидит, так не поверит. Ну и
нечего зря... - Алешка помолчал, а потом спросил, глядя в сторону: - Ну
так что, пойдешь?
Дюймовочки, подумал Нури, целый муравейник...
- Я ж взрослый.
- Пусть это тебя не волнует, воспитатель Нури. Марь Ванна сказала, что
ты никогда не повзрослеешь. О тебе там знают. На тебя там надеются...
Они остановились у вольера, в котором жил тянитолкай. Прежде чем
окончательно улечься, тот пощипывал стриженую травку. Опасения Сатона, что
он разорвется, к счастью, не оправдались: тянитолкай передвигался
подковкой параллельно сам себе, так что каждая пара ног у него была
передней.
К проволочной ограде прижался медведь, не спуская глаз с теленка. Ворон
гулял по верху ограды, а со стороны, противоположной медведю, неподвижно
стоял золотой конь - белая грива и таращился на тянитолкая. Днем его долго
рассматривала лосиха с детенышем. Потом она ушла. Охотник Олле
рассказывал, что из леса приходили волки, только ночью, чтобы их не
видели, и тоже смотрели. Теленок был пузатенький, ленивый и с плохим
аппетитом. По-настоящему оживлялся он, только когда рядом был пес Гром, и
это многих удивляло: травоядный тянитолкай льнул к собаке, а ведь она ни
дать ни взять хищник, о чем мы порой забываем...
- Значит, договорились, да? Завтра за тобой зайдет Гром. Как услышишь
рык неподалеку, сразу выходи. За малышей не беспокойся, я тебя подменю на
время отсутствия.
Грому рычать не пришлось. Сразу после утреннего обхода спален, еще до
побудки, Нури связался по видео с директором. На голоэкране дед хорошо
смотрелся, только борода его расплывалась у границ сфероида.
- В сказку? - Сатон отделил от бороды волосок, задумчиво накрутил на
мизинец. - Иди непременно и немедля. Я, знаешь, пытался - не прошел.
Энергию просят, дай. Реактивы дай. Программное обеспечение дай, а как сам
захотел, представь, замялись. Излишне, видишь ли, рационален... Это
правда, что есть, то есть. Конечно, сейчас Василиск объявился,
призадумались, тебя вот сами зовут. - Сатон вздохнул. - Тонкое это дело...
воссоздание. Что-то у них там заклинило. Разберешься - помоги.
Из поселка Нури и Гром двинулись налегке, забирая все глубже в лес. В
чистом сосняке, почти свободном от подлеска, легко дышалось. И было хорошо
бежать по упругой хвое. Через частые ручьи - выдрята прятались в ближайших
кустах - Нури переходил не снимая плетенных из кожи постолов и обсыхая в
движении. Было много птичьего гомона, но непривычно мало зверья:
большинство копытных и почти все хищники обитали в лесостепи, саванне,
окружающей лесной массив.
Постепенно лес густел, и на четвертом часу Нури, отвыкший от регулярных
занятий, перешел на быстрый шаг. Травы до колен, вьющиеся растения и
кустарник мешали бегу. Собаке, конечно, было легче: росту поменьше, а ног
вдвое больше. Но и пес, не умея потеть, уже вываливал язык. Вплавь - Нури
порадовался, что руки свободны, - пересекли длинное озеро и недолго
отдохнули на знакомом пляжике.
Неподалеку в основании пологого скалистого холма шевелилась усыпанная
звездами тяжелая синяя занавесь, прикрывавшая вход в пещеру. Отшельник,
видимо, ушел по делам, иначе он не преминул бы посидеть рядом, погладить
пса и накормить их свежим хлебом с молоком. Из пещеры доносился храп льва
Варсонофия, который не любил, чтобы его будили. Нури посидел за столом под
навесом, где стояла остывшая русская печь, и ему от этого безлюдья стало
как-то грустно. А скорее всего, он просто надеялся поесть у Отшельника и
был разочарован слегка, не застав того дома. Вообще-то, для Нури
обходиться без пищи три-четыре дня было привычно, ибо каждый воспитатель,
чтобы поддержать физическую и духовную форму, не ел один день в неделю,
три дня подряд каждый месяц и подвергал себя очистительному абсолютному
двенадцатидневному голоданию раз в год. Все это так, но все же...
За маленькой рощей акаций на обширной поляне паслось смешанное стадо
антилоп и зебр - полудомашняя скотина Отшельника, крупнейшего, если не
единственного на планете специалиста по психологии сытого хищника.
"Сытый хищник, - вспомнил Нури рассказы Отшельника, - это совсем не то,
что голодный. Он не кусается, и в этом его главное отличие. Возьмите меня,
я десять лет разделяю эту пещеру со львом, и хоть бы что, и ни разу, а!"
Далее Гром повел путаными тропами через сплошные джунгли, темные внизу
и душные. Казалось, нет конца этому буйству непроходимой зелени. Сверху
доносились немелодичные вопли, но Нури, снимая с потного лица липкую
паутину, уже не интересовался, кто кричит и почему. Под ногами хлюпали
раздавленные грибы, одуряюще пахли белые мелкие орхидеи на гниющих
поверженных стволах. Еще год назад они с Олле и вентом Оумом проходили
здесь свободно. А как же ночью и без собаки? А волхвы? Они-то месяцами не
выходят из леса... Нури вспомнил, что на последней конференции волхвы и
дровосеки говорили, что в массиве реставрация природы закончена полностью;
внизу уже делать им нечего, там все идет само собой, и можно
ограничиваться только воздушным патрулированием. Сатон, помнится, спорить
не стал. Он просто прочитал, причем монотонно и без выражения, список
исчезнувших растительных форм. И, вооружившись этим руководством к
действию, волхвы и дровосеки быстренько вернулись в свои дебри на рабочие
места.
Наконец джунгли кончились, и путники вышли к реке. На той стороне
раскрылась холмистая равнина в зеркалах небольших озер. Она уходила вдаль,
украшенная редкими дубравами, а за ними и над ними у горизонта переливался
радужными бликами в закатных лучах заслон силовой защиты Заколдованного
Леса.
Гром скоро нашел брод. Ступая по округлым скользким валунам, Нури думал
о необъятности территории ИРП и о том, как же это Иванушка добирался
отсюда в одиночку, да еще с лукошком в руках, железный парень. А Алешка?
Это просто невероятно, или, может быть, он тайком пользуется махолетом? С
него, вундеркинда, станется... Нури разделся и вытряхнул одежду. Потом
нашел маленький заливчик и долго смывал с себя запах снадобий от
насекомых. Затем он вымыл пса, еще раз искупался сам, лег на теплый песок
и заснул.
Свежие и отдохнувшие, уже через час Нури и пес бодро шли по зеленой
равнине. По мере приближения к Заколдованному Лесу дубравы и рощицы
эвкалиптов стали попадаться все чаще. Нури снизил темп движения: куда
спешить, ведь Алешка предупреждал, что защитный слой местами становится
проходим ближе к ночи, а где - о том знает Гром... Внезапно пес на секунду
обернулся, и Нури застыл, теперь это был сгусток злобы и тревоги, он
пятился, рыча, пока не коснулся ног Нури. Что-то случилось впереди. Нури
ощутил, как уходит покой и предчувствие - нет, не опасности, а
неотвратимой смерти - охватывает его. И острое, неодолимое желание бежать
отсюда подальше. Он положил руку на жесткий загривок собаки и медленно
двинулся вперед, наклоняясь под низко свисающими ветвями. И увидел.
На полянке метрах в двадцати от туманной к вечеру завесы силовой
защиты, прижался крупом к сухому дубу-гиганту белый единорог. Спина его
была изогнута, светились рубиновые глаза, а рог, прямой и длинный, был
опущен к земле. В позе зверя угадывалось напряжение битвы, земля вокруг
была изрыта и раскидана. Нури долго вглядывался, затаив дыхание. Единорог
был неподвижен; когда повеял случайный лесной ветер, часто блуждающий меж
стволов спящего леса, грива его не шевельнулась. Какое-то подобие догадки
мелькнуло у Нури, и он, крадучись, стал приближаться к зверю. Гром вновь
издал предостерегающее рычание, но двинулся рядом и чуть впереди. Трава,
пожухлая странными полосами и проплешинами, неприятно хрустела под ногами,
пес старался не ступать на нее.
Они подошли совсем близко, единорог не шевельнулся. Тогда Нури коснулся
его рукой и тут же отдернул ее. Ибо под рукой был камень.
Значит, кто-то изваял эту скульптуру, какой-то гениальный художник
угадал облик прекрасного сказочного зверя, воплотившего в себе грацию коня
и мощь древнего тура. Но почему тревожен Гром? И не от скульптуры же
исходит ощущение угрозы!.. Нури сидел в сторонке по-турецки, обняв пса и
подавляя властную потребность оглянуться. Чувство страха было непривычно,
оно воспринималось как еще одна загадка среди многих. Почему скульптура
установлена в совсем неподходящем месте? Что означают эти полосы усохшей,
почти обгорелой травы и спиральная линия ожога на стволе дерева?
Полосы на траве уходили под кусты у самой границы завесы, и Нури
подумал, что в Заколдованный Лес должна быть и еще какая-то другая дорога.
Пес встал и заглянул Нури в глаза: может, пойдем? Темнеет...
- Ладно, веди.
И они пошли по извилистым тропам, удаляясь от странной скульптуры, и
тревога постепенно вытеснялась привычной уверенностью. Мир стал, как и
прежде, понятен, загадки отошли на второй план, и снова приятно было идти
по мягкой траве и ощущать рядом невидимого в густеющей темноте черного
пса. Нури прислушивался к шорохам и странным крикам вдали, разглядывая
плывущую низко над лесом полную красную луну. Подумал: если Алешка и его
друзья тоже вот так ходят по ночному лесу, то сопровождает их, видимо,
Гром? И почему он, воспитатель, столь поздно узнает об этом? Игра в тайну?
Но почему игра, тайна-то вполне настоящая.
В свете луны завеса потеряла радужность и воспринималась как прозрачный
белый туман. Пес вошел в него, а следом и Нури, понимая, что если
заговорит сейчас, то пес уже не станет молчать, как обычно... Гром на ходу
прижался к ноге Нури.
- Добрый человек и собака поймут друг друга и без слов. Но иногда так
хочется поговорить, а не с кем. Говори, Нури, и я тебе отвечу.
Нури не удивился. Ощущение сказки уже овладело его сердцем. Он много
раз видел, как охотник Олле разговаривал со своим псом вслух и Гром там,
вне сказки, отвечал ему молча. А в Заколдованном Лесу собака, естественно,
и должна говорить...
- Ты уже был здесь?
- Много раз.
- Все-таки защита, завеса, а мы идем свободно...
- Если ночью и с тобой, то можно. Дети проходят.
- Но я взрослый.
- Ты веришь в сказку.
- Не понимаю...
- Тогда не знаю. Ведь я только собака, хотя и большая. Скажи, Нури,
тебе иногда хочется повыть? Попросту, по-человечески?
- А что?
- Ну, мне интересно. Олле, например, никогда не воет.
- Если я скажу, что не хочется, ты поверишь?
- Нет. - Пес надолго замолчал, поглядывая снизу на человека. - Мне
хорошо, когда Олле рядом, но он часто уходит без меня, и тогда я вою. У
тебя тоже кто-нибудь уходит? Ну, тот, кого ты любишь?
Нури не ответил на вопрос, а мог бы. Если кому человек и верит без
остатка, то, конечно, собаке. И кто видел собаку, что не оправдала
доверия?
Там, где они шли, туман светлел, и близкие звезды светили им, и
вздрагивали вслед шагам махровые ромашки. А в конце прохода откуда-то
сверху спланировал Ворон и сел на плечо Нури.
- Это наш Ворон, - сказал Гром. - Тот самый.
Нури поднял руку, и Ворон ущипнул его за палец.
- А почему молчит?
- Умный.
Здесь, в Заколдованном Лесу, было гораздо светлее и от луны, и от
голубого свечения Жар-птицы, расположившейся неподалеку на яблоне. В клюве
у нее был зажат длинный стебель какой-то травы, надо думать, приворотного
зелья. А под яблоней был сооружен очень широкий котел с низким помостом
вокруг. Возле помоста стояла дубовая бадья и висел долбленый ковш. Под
котлом вспыхивали редкие угарные огни, и тогда в котле что-то
взбулькивало, и лопались пузыри, выпуская пахучий пар. Большой сруб с
мелкими окошками виднелся неподалеку, а на веревке между срубом и яблоней
висели пучки травы, пристегнутые бельевыми прищепками. Под тускло
светящимся окошком сидел ничего-себе-Серый-Волк, мерцая зеленым,
исподлобья, взглядом. Гром было ощетинился, но, принюхавшись, вильнул
хвостом и убежал в полумрак, откуда доносилось громкое хрумканье и что-то
похожее на скрежет зубовный.
Потом из темноты оформился Дракон, вытянул длинную шею к котлу, и Нури
застыл как завороженный. Не то чтобы Дракон поражал воображение, скорее,
наоборот. Голова его была такой, какой и должна была быть. Разноцветные
чешуйки, каждая с ладонь, покрывали ее, и только ноздри казались
бархатными да отвисала мягкая нижняя губа, обнажая полуметровые плоские
белые резцы жвачного животного. В кошачьих зрачках отражались синие языки
костра. Туловище было плохо различимо, но Нури снова охватило ощущение
ужаса, первобытного и дремучего. Борясь с дурнотой, он похлопал Дракона по
влажной ноздре:
- Ну, чего уставился? - Вытер пот со лба, чувствуя, что уже надоело
бояться. Боялся неизвестно чего там, на поляне с единорогом, испугался
травоядной скотины здесь, где по законам сказки страхи не должны пугать. А
тем не менее холодный пот за ушами - вполне настоящий! Дракон покосился на
Нури, выдохнул струю горячего воздуха, пахнущего распаренной травой.
- Уууууу?.. - Низкий гул заполнил пространство.
- Чешите грудь! - донесся из темноты могучий бас. - Чего "у",
спрашивается, сроков не знаешь?
Дракон вздрогнул и попятился в темноту. Нури машинально зачерпнул
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг