В этом следовало разобраться. Он хорошо помнил одну из своих рабочих
задач, ту, что касалась расчета взаимосвязей эмоционального психотеста. Он
тогда сразу понял важность этой информации для него лично и скопировал ее в
подпрограмму так, чтобы данными всегда можно было воспользоваться. Именно с
помощью ее допусков и показателей он учился правильно проходить контроль.
Именно на основе ее данных им была разработана целая система тренировок,
которую потом частично узнали Хью и Джекки. Там же было много всякой чепухи,
вроде "информации" в Письме - отвлеченные, никому ненужные
выкладки-умствования, но практические ее выводы всегда подтверждались огоньками
контроля, а практические рекомендации, которые реально подтверждаются, Фред
привык уважать. Кроме того, тестер вообще слишком важная штука - жизнь любого
человека заканчивается, когда его лампочки высветят недопустимую Правилами
комбинацию. Психическая стабильность Мэй, например, почти уже закончилась.
Неприятно.
Работал Фред механически, без огонька. Все это было слишком серьезно. И
дело здесь даже не в Мэй. В конце концов, что ему до этой женщины? Дело было в
нем самом, во Фреде, в замечательном, умном Фреде, который может вот так глупо
вляпаться и сгореть, если только что-то реальное стоит за его "интуицией". Ведь
что такое интуиция? Это вывод, оформленный подсознанием как окончательное
решение какой-то задачи, но не имеющий записи самого решения. Ответ без
обычной, связной, логической цепочки причин и следствий. Этот вывод не
подтверждается так, как положено. Все его подтверждение скрыто, оно спрятано в
глубине и может представлять собой вообще не логическую цепочку, а множество
мелких, разрозненных фактов, штрихов, неясных деталей, на основе которых мозг
принимает "необъяснимое" решение.
Пренебрегать такими выводами нельзя. Себе дороже.
Фред проверил это ощущение на устойчивость, воспользовавшись специальным
подтестом. Получалась странная, но законченная картина. Его подсознание
воспринимало письмо абсолютно серьезно, воспринимало как угрозу первого рода,
реальную угрозу смерти. Предупреждение самому себе? Мало того. Его подсознание
ощущало как угрозу и будущую потерю Мэй- глупой женщины Мэй, каких в блоке было
несколько десятков. И вот это было совсем непонятно. Чем ему, Фреду, могло
повредить уничтожение этой женщины? Даже не женщины - тело-то останется, им
можно будет пользоваться и потом, - а только ее психики, ее сознания? Ну ладно,
она ему нравится, ему приятно с ней быть, приятно с ней спать. Иногда ему даже
приятно с ней разговаривать, когда она внимательно слушает и молчит. Неужели
этого достаточно?
Чепуха.
Нет, не чепуха. Пренебрежение подобным тестом может очень дорого обойтись.
Устойчивость его психики будет нарушена, чувство тревоги и потери станет
постоянным, он уже не сможет правильно мыслить и будет все время напряжен. Хм.
Надо действовать, надо принять эти выкладки как факт, а разобраться в ситуации
можно будет позже.
Надо спасать Мэй.
Стоп. Но ведь если начать действовать... Это то же самое. Это самому
спровоцировать опасность. Здесь можно нарваться на такие неприятности, которые
уже не удастся расхлебать. Поставить под удар весь его налаженный быт, всю
устойчивую стабильность. У него лучшие показатели в соте, лучшее бытие.
Максимум возможных премий. Особый паек по воскресеньям. У него джем,
цыплята, бренди, оранжад. Хорошие сигареты. Жвачка, которую он не жует, потому
что она ему не нравится. Но жвачка у него тоже есть. Идеальные числа контроля.
И всем этим рискнуть? Из-за чего? Из-за неясной тревоги?
Что же выбрать? В каком варианте он будет чувствовать себя более
комфортно? Пустить все на самотек и наблюдать, как Мэй сгорит, надеясь, что все
его предчувствия, как и письмо, не означают ничего серьезного? Или самому
вляпаться в то дерьмо, в котором она уже плавает по уши?
Бодрящего подъема от работы к концу дня Фред совершенно не ощущал и очень
устал из-за этого. День был скомкан; всего шесть задач за смену. Это три
потерянных балла. Это плохо. Все было плохо, и Фредди чувствовал дискомфорт.
Слабое удовлетворение работой. Слишком многое отвлекает, и уже почти
появилось'что-то похожее на страх. Кажется, это так называется- страх. Фред не
любил терять контроль над ситуацией, но условия задачи совершенно не зависели
от его желаний, действий, от его умения владеть собой. Все было значительно
сложнее обычного.
Эта задача перестала его развлекать.
Он долго стоял под теплым душем. Джек сегодня выходной, так что гостей не
будет. Можно не спешить. Можно отдохнуть. Вот только влага, струящаяся по телу,
почти не освежала. И плохо смывала пот. Липкий, противный пот. Возле мониторов
очень жарко. И одежда потом прилипает к телу, и все вокруг стреляет
электричеством. Впервые он почувствовал, насколько утомительна его работа.
Он не мог сосредоточиться. В кои-то веки ему. довелось развлечься не
абстрактной задачей, не головоломками- вопрос касался его жизни, его самого, а
он никак не мог сосредоточиться. Надоело ему решать эту задачу. Единственное,
чего ему сейчас хотелось, так это напиться. Выпить много, очень много бренди и
закурить. И все. Наплевать ему на Мэй. Какая разница.
Он хочет пить? Значит, он будет пить.
Фред вызвал робота-служку. У него был большой и устойчивый кредит. Он не
зря столько работал над своей психикой. Он был самым лучшим в соте.
Он будет пить столько, сколько захочет. Чихать он хотел на эту дуру.
Комната поплыла на пятой стопке. Фред сложил ноги на механического паучка
и вынул из него сигареты. Окошко защелкнулось, лимит на табак был уже исчерпан;
почему-то это показалось несправедливым, и Фред стукнул робота кулаком. Но
стены приятно кружились, и сердитое настроение быстро исчезло.
"Надо бы чего-нибудь съесть", - подумал Фред и выпил еще стопку. Это была
последняя относительно трезвая мысль, которая растворилась в следующем
стаканчике. Ее вытеснила лихая, веселая волна. Он выдоил из робота сразу
несколько порций и кусочек копченой рыбы из вечернего пайка. Дал ему щелчок и
ушиб палец. Теперь буду закусывать. Это показалось ужасно смешным. Это было
забавно. И вообще, пора было заменять электричество в голове винными парами.
Фред захихикал.
Он настоящий мужчина и ничего не боится. А все прочие так, ерунда. Он
умный, храбрый и хитрый. Это, конечно, очень приятно осознавать. И еще у него
большой кредит. Он может напиться так, как ник...то другой в соте. Сейчас он
это разберет прак...тически...
ГЛАВА 10
Димка шел осторожно, не по самой тропинке, а чуть в стороне- перелесками.
Тропу он старался держать в поле зрения, хотя это не всегда удавалось. Ночь
была светлой, холодной; почти полнолуние. Никакого движения он пока не замечал
- обычные темные шорохи.
Уже под утро, когда усталость и голод стали проявляться много сильнее,
Димка увидел впереди огонь. В низине горел костер. Присмотревшись, Димка
заметил несколько спящих овец и две темные фигуры, завернутые в одеяла.
Вероятнее всего, это были пастухи. По тропе иногда перегоняли небольшие
стада. Он постарался подобраться как можно ближе, но не выдавать своего
присутствия.
Та-ак... Один из них, кажется, мальчик. Два десятка овец. Скорее всего,
хакассы с гор, отец с сыном. Или казахи. Что, если к ним подойти? Поговорить,
да и поесть очень бы не помешало. Вот только автомат у него за плечами и вообще
видок, наверное... А без автомата тоже идти не хочется, мало ли что...
Он сделал еще несколько осторожных шагов по направлению к костру,
вглядываясь в пляшущую багровыми тенями темноту, и невзначай потревожил ветку.
Заливисто залаяла одна из собак, судя по голосу, совсем небольшая шавка, к ней
тут же присоединились остальные. Пастухи вскочили на ноги, мужчина держал в
руках ружье. Хакасе это был или русский, не разобрать - он стоял спиной к
костру и всматривался в лес, в ту сторону, куда лаяли собаки, как раз туда, где
был Димка. Ружье охотничье, обычная двустволка, но пастух держал его так, что
Димка не решился его окликнуть. Медленно, очень медленно, стараясь не хрустнуть
ни единой веточкой, он отошел от костра подальше.
И снова потянулся бесконечный, мокрый от росы лес. Отсыревшие кроссовки
ритмично чавкали влагой. Если так пойдет дальше, то скоро придется искать
другую обувь или шить мокасины. Подошвы начинали отслаиваться. Пока чуть-чуть,
но... Если просушить да на хороший клей... Где ж тут возьмешь хороший клей...
Смолы натопить, что ли...
Когда уже совсем рассвело, а до Монгола оставалось всего несколько
километров, Димка обнаружил неподалеку от тропы еще кое-что, стоящее внимания.
Эту излучину он узнал сразу и без всяких сомнений. Сюда они заворачивали
набрать воды, когда шли из поселка. Ручей было хорошо видно как с тропы, так и
с того места, где сейчас стоял Димка. Два больших валуна, вросших в землю, и
каменистый склон, поросший бурой травой. Интересно. Там лежала какая-то ржавая
рухлядь. Торчало вверх колесо. Он долго всматривался, пытаясь понять, что это
такое. Затем понял- останки старого мотоцикла. Оглядевшись, Димка решил, что
засады здесь быть не должно, и, сторожко озираясь, подошел поближе. Точно,
мотоцикл. Лежит уже, наверное, лет десять. Какая-то незнакомая, допотопная
модель с подобием коляски и тонкими шинами. Ничего особенного. Совершенно
ничего особенного, просто ржавый мотоцикл. Может быть, даже самоделка.
Вот только две с лишком недели назад, когда они шли от поселка к месту
будущего лагеря, он сходил с тропы именно к этой излучине. И набирал воду
здесь. Именно здесь. Стоя на этом скользком камушке.
И никакого мотоцикла тут не было.
Секретов как будто не видно.
Их, конечно, и не должно быть видно, на то они и секреты, но вряд ли.
Монгол - совершенно рядовая скала, таких вокруг десятки, если не сотни. Просто
похожа на одну из своих красноярских сестренок. Не могут же они караулить все
окрестные скалы, на это и Таманской дивизии не хватит.
Понаблюдав какое-то время за пустынной местностью вокруг, Димка решился.
Он вышел на открытое пространство, подошел к Монголу, призывно поднял правую
руку вверх и медленно обошел вокруг скалы. Левая рука лежала на автомате.
Обошел еще раз. Если кто-то из ребят наблюдает за Монголом, не заметить его
невозможно. Разве что он пришел первым. Тогда самому надо искать лежбище и
наблюдать.
Нет. Не первым.
От далекой гряды на востоке к нему стремительно бежала девчонка. Он
приложил к глазам руку козырьком, вглядываясь - восходящее солнце слепило до
слезы. Ирка. Точно, Ирка. Димка перехватил автомат правой рукой и, длинными
прыжками спускаясь с осыпи, бросился ей навстречу.
Они бежали так быстро, что почти ударились друг о друга. Ирина скользнула
руками под его старую куртку, прижалась и замерла. Ее голова склонилась к нему
на грудь, русые, чуть вьющиеся волосы щекотали подбородок. Она молчала,
вздрагивая. Димка обнял ее, как мог бережно и нежно, и от близости ее тела, от
его хрупкости сразу вернулись силы. Он снова мог драться, мог кого-то защищать.
Ирина плакала.
Они долго стояли так, молча. Плакала она очень тихо. Прозрачные слезинки
одна за другой выбегали из ее темных, почти черных глаз, дождевыми каплями
стекали на кончик носа и падали на землю. Она ничего не говорила, молчала и
плакала. И Димка тоже не спрашивал ничего.
Потом они пошли, близко, ни на секунду не отрываясь друг от друга.
Ирина устроила себе достаточно уютную постель из еловых веток и свежих
прутьев ольхи. Не шалаш, скорее, большое гнездо. Здесь же лежал кусок ветхой,
сильно отсыревшей ткани, служивший одеялом. Над всем этим сооружением нависал
большой куст, полностью скрывавший ее убежище. Некоторые ветви были сломаны.
Расчистив себе пространство-кокон, она воткнула их в землю вокруг куста,
улучшая маскировку. Сплошного навеса над головой у нее не получилось, зато
заметить это лежбище, даже стоя в пяти метрах от него, было практически
невозможно. Автомат без рожка опирался на ветку с развилкой в изголовье, рядом
лежала граната. Димка нырнул под куст и улегся на тихо скрипнувший лапник.
Монгол был виден великолепно, как и тропа вдали. Влево неплохо просматривалась
гряда, идущая к поселку, вправо обзор оказался хуже, но там начинался обрыв,
почти что пропасть, так что оттуда никто не мог появиться. За спиной, правда,
не было видно вообще ничего, сплошной кустарник, так и через кустарник без шума
не подобраться. В целом место было выбрано отлично, он оценил это,
перекатившись на спину и подняв большой палец вверх. Ирина улыбнулась. Димка с
интересом тронул серую, влажную тряпку.
- Ты где такой шикарный материальчик достала?
- Нашла. Там у дороги был сарай со всяким мусором. В основном гнилые
доски.
- И теплее?
- Конечно.
Они немного помолчали, с интересом разглядывая друг друга. В лагере Ирина
и Дима не были особенно близки.
- Ты ведь оставался с Андреем. Он погиб?
- Да. Его убил снайпер.
- Я думала, что и ты тоже... И тебя... Там столько солдат...
- Да. Солдат там очень много. А ты уходила с кем-то или сама?
- Со мной был Толик. Мы сразу потеряли остальных, но слышали, как Женька
крикнул место встречи.
- Он про Монгол и раньше говорил, еще на базе.
- Да? На базе я не слышала. - Ирина села на самый угол своего лежбища,
свернувшись в клубок. - Толик случайно рядом оказался, он проволоку гранатами
взрывал. А потом мы с ним бежали. Очень долго бежали, забирая на юг, к холмам.
Бежали, сколько могли бежать, сколько дыхания хватило. Слишком быстро. Потом я
устала, я не могла. Он пытался мне помочь, тащил меня за руку, но я все равно
не могла. Тогда мы просто пошли, стараясь идти скорее. Нас никто не преследовал
и никто не видел. И мы не видели никого. Места здесь очень глухие.
- Это точно.
- Мы решили не маскироваться, а просто уходить как можно дальше. Толик
считал, что без дорог солдатам нас не догнать. Вы с Андреем задержали их минут
на двадцать.
- Откуда ты знаешь?
- Мы же слышали бой. Вы стреляли очень долго.
- Это больше по нам стреляли.
- Все равно. Раз стреляли, значит было по ком стрелять. Так что погони за
нами не было. И вы действительно нас прикрыли. Мы решили идти к Монголу, не
плутая, не путая следы. Любая петля - это задержка, а мы боялись попасть в зону
прямой видимости. Потом, уже под вечер, я увидела на лугу сарайчик и взяла в
нем эту тряпку. Я подумала, что ночью будет холодно, хотя мы собирались идти и
ночью. Но только ничего не вышло. - Ирина зябко поежилась. - Очень скоро нас
увидели с вертолета.
- Ой-е...
- Да, нам просто не повезло. До темноты оставалось совсем немного.
- У них есть приборы ночного видения.
- Это я тоже поняла. Потом. А тогда мы побежали в лес, потому что он был
совсем близко, но вертолет пошел на снижение, и оттуда начали стрелять. И они
убили Толика.
- А ты?
- А по мне они вообще не стреляли. У ног только, в землю. Они с нами
развлекались, как в цирке. Твари.
Ирина отвернулась, на ее глазах опять выступили слезы. Дима обнял ее за
плечи.
- Почему они ничего не боятся, Дима? Мы как будто в другой стране. Эти
скоты делают с нами все, что хотят, и ничего не боятся!
- Как тебе удалось уйти?
- Они пытались поймать меня сеткой. Сеткой, понимаешь? Как зайца. Как
животное. И почти поймали, я еле успела отскочить. И тогда вертолет пошел на
снижение. А они не стреляли, потому что хотели взять меня живой. Потому что
снова хотели поразвлечься, как тогда, в камере. Все вместе со мной одной.
Ирина то отворачивалась, то снова смотрела в глаза Димке. Она прокусила
себе губу и молчала, не продолжая рассказ, изо всех сил сдерживая слезы. Губы у
нее были черные, спекшиеся, в волосах запутались хвойные иглы. Димка попытался
привлечь ее к себе, но Ира отстранилась. И продолжала звенящим от ненависти
голосом:
- Ты знаешь, что они сделали там, на базе, со всеми девчонками? - Она
смотрела ему прямо в глаза.
- Да, - ответил он, не отводя взгляда. - Я знаю. Она уткнулась ему в грудь
и разрыдалась. Она плакала очень долго, а он гладил ей волосы мягким, почти
невесомым прикосновением руки. Наконец, двинувшись, она отвела его руки и
продолжала хриплым, надтреснутым голосом:
- Меня спасла вот эта грязная тряпка. Пока они выпрыгивали из вертолета, я
добежала до леса, но дальше бежать уже не могла. Я упала под дерево, в какие-то
листья, и накрылась ею. Еле успела ноги спрятать.
- А если бы тебя заметили?
- Если бы заметили... Я гранату на животе держала. Палец в кольце.
- А чека?
- Что чека?
- Ирка, Ирка... Там же еще чека. Там чеку разгибать надо. Усики такие. Так
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг