С этими словами он оставил меня одного перед такси. Стоит ли
говорить, что после этого случая я совершенно потерял покой.
Во-первых, я ни на мгновение не мог забыть страшный крик, который,
казалось, потряс каменные своды вычислительного центра компании
Крафтштудта. Во-вторых, я все еще находился под впечатлением того, что
один человек решил тяжелую математическую задачу за сутки. И
в-третьих, я как в лихорадке ждал решения моей второй задачи. Если и
она будет решена, то тогда...
Через два дня я дрожащими руками принимал пакет от посыльной из
компании Крафтштудта. Я с испугом смотрел на худенькое существо,
стоявшее передо мной. Вдруг меня осенила мысль.
- Войдите, пожалуйста, я приготовлю деньги.
- Нет, не нужно, - заторопилась она, как бы испугавшись, - я
подожду здесь...
- Да войдите же, зачем вам мерзнуть, - сказал я и почти насильно
втащил ее в комнату. - Я должен посмотреть работу и установить,
заслуживает ли она того, чтобы за нее платить.
Девушка прижалась спиной к двери и следила за мной широко
раскрытыми глазами.
- Это запрещается... - шептала она.
- Что запрещается?
- Входить в квартиры клиентов... Такова инструкция, господин.
- Плюньте на инструкцию. Здесь я хозяин, и никто не узнает, что вы
были у меня.
- О господин... Они все узнают, и тогда...
- Что - тогда? - спросил я, приблизившись к ней.
- О, это так страшно... Она вдруг заплакала.
Я положил ей руку на плечо, но она встрепенулась и выскочила за
дверь.
- Немедленно отдайте мне семьсот марок, и я пойду.
Я протянул деньги, она вырвала их у меня из руки.
Когда я открыл пакет, то чуть не вскрикнул от удивления. Несколько
минут я смотрел на стопку фотокопий, не веря глазам своим. Теперь меня
уже поражало не то, что мои безнадежные уравнения были, по-видимому,
решены. Самым поразительным было то, что выкладки были написаны другим
почерком.
Второй гениальный математик! Однако этот был еще более гениальным,
чем первый, потому что он на протяжении пятидесяти трех страниц решил
в аналитическом виде уравнения, в сотни раз более трудные, чем первое.
Пробегая взглядом строки, написанные энергичным, размашистым почерком,
всматриваясь в интегралы, суммы, вариации и прочие символы самых
высших разделов математической науки, я представил себя в каком-то
неведомом, странном математическом мире, где сложности потеряли всякое
значение. Здесь их просто не было.
Казалось, будто математик, решавший вторую мою задачу, делал это
так же легко, как мы складываем или вычитаем в столбик двузначные
числа.
Как простую школьную задачу!
Читая рукопись, я несколько раз бросал ее, чтобы обратиться к
математическим справочникам и учебникам, и, к своему крайнему
удивлению, обнаруживал, что второй математический гений прекрасно знал
и помнил все то, что знал и помнил я, но, кроме этого, и многое
другое. Меня поражало его умение пользоваться самыми сложными
математическими теоремами и доказательствами. Его математическая
логика была невероятной, глубина мысли бездонной, метод решения
безукоризненным. Я был уверен, что, если бы самые гениальные
математики всех веков и народов, такие, как Ньютон, Лейбниц, Гаусс,
Эйлер, Лобачевский, Вейерштрасс, Гильберт и многие другие, увидели
решение этой задачи, они бы удивились не меньше, чем я.
И тем не менее факт оставался фактом: вторая задача была решена
еще более красиво и изящно, чем первая. Прочитав рукопись, я,
обессиленный и потерявший способность ощущать реальность, оставался в
задумчивости еще долгое время.
Откуда Крафтштудт набрал этих математиков? Теперь я был уверен,
что их у него было не два и не три, а, наверно, целая бригада. Ведь не
мог же он всерьез основать целую фирму, эксплуатируя только двух-трех
человек. Как это ему удалось? Почему его фирма находится рядом с
сумасшедшим домом? Кто и почему кричал нечеловеческим голосом за
стеной?
"Крафтштудт, Крафтштудт..." - билось у меня в сознании. Где и
когда я встречал эту фамилию? Что за ней скрывается? Я ходил по
кабинету, сжимая голову руками, силясь вспомнить, что я знал о
Крафтштудте. Затем я снова уселся за гениальный математический
манускрипт, наслаждаясь его содержанием, перечитывая по частям,
углубляясь в доказательства промежуточных теорем и формул. Внезапно я
вскочил. Я вскочил оттого, что вдруг снова вспомнил страшный
нечеловеческий крик, а вместе с ним и фамилию Крафтштудт.
Эта ассоциация была неслучайной. Именно так оно и должно было
случиться. Нечеловеческий крик пытаемого человека и Крафтштудт! Это
неразрывное целое. Во время второй мировой войны некий Крафтштудт был
следователем гитлеровского концентрационного лагеря в Граце. Во втором
туре Нюрнбергского процесса его судили за преступления, совершенные
против человечности. За пытки и убийства его приговорили к
пожизненному тюремному заключению. И после этого о нем ничего и нигде
не было слышно.
Я вспомнил портрет этого человека, напечатанный во всех газетах, в
форме оберштурмфюрера СС, в пенсне, с широко раскрытыми, даже
удивленными, глазами на добродушном полноватом лице. Никто не хотел
верить, что человек с такой физиономией мог быть палачом гитлеровских
застенков. Однако портрет сопровождали подробные показания свидетелей
и заключение следствия. Да, Крафтштудт действительно был палачом.
Что сталось с ним после процесса? Не выпустили ли его в настоящее
время, как и многих других военных преступников?
Но при чем здесь математика? Где здесь связь: следователь-палач и
гениальные решения дифференциальных и интегральных уравнений?
В этом пункте цепь моих рассуждений прерывалась, я чувствовал себя
бессильным соединить эти два звена воедино. Чего-то не хватало, в
чем-то была тайна, разгадать которую умозрительным путем я был
бессилен.
Сколько ни ломал я голову, сколько ни пытался скомбинировать
Крафтштудта с "Приютом мудрецов" и с бригадой талантливых математиков,
это мне никак не удавалось. И затем эта девушка, заявившая, что "они
все равно узнают"... Какая она запуганная и робкая!
После нескольких дней мучительных раздумий я, наконец, пришел к
выводу, что если я не раскрою эту тайну, то сойду с ума.
Прежде всего я решил убедиться, что Крафтштудт из математической
фирмы - это Крафтштудт, военный преступник, следователь
концентрационного лагеря в Граце.
Оказавшись у низенькой двери фирмы Крафтштудта в третий раз, я
почувствовал, что сейчас произойдет нечто такое, что окажет огромное
влияние на всю мою жизнь. Не знаю почему, но я отпустил такси, и
только после того, как автомобиль скрылся за поворотом, я позвонил.
Мне показалось, что молодой человек с помятой, почти старческой,
физиономией ждал меня. Он почему-то сразу взял меня за руку и, не
задавая никаких вопросов, повел через темное подземелье в тот самый
приемный холл, в котором я уже был два раза.
- Итак, с чем вы пришли сейчас? - спросил он насмешливо.
- Я хочу видеть господина Крафтштудта лично, - пробормотал я.
- Наша фирма чем-нибудь вас не устраивает, профессор? - спросил
он.
- Я хочу видеть господина Крафтштудта, - повторил я с упорством,
стараясь не смотреть в большие черные глаза, которые сейчас светились
глубоким, злым и насмешливым огоньком.
- Ваше дело. Меня это мало касается, - произнес он после того, как
я выдержал минутное испытание его пронизывающего взгляда. - Подождите
здесь.
Затем он исчез в одной из дверей за стеклянной перегородкой и не
появлялся более получаса. Я почти задремал, когда вдруг послышался
шорох в углу и внезапно из полумрака появилась фигура человека в белом
халате, со стетоскопом в руках. "Доктор, - пронеслось у меня в
сознании. - Сейчас меня будут осматривать и выслушивать. Неужели это
необходимо, чтобы повидаться с господином Крафтштудтом?"
- Пойдемте, - повелительно произнес доктор. И я пошел за ним,
совершенно не соображая, что со мной будет дальше и для чего я все это
затеял.
Пройдя дверь в застекленной перегородке, я последовал за человеком
в белом халате по длинному коридору, в который дневной свет проникал
откуда-то сверху. Коридор заканчивался высокой массивной дверью.
Доктор остановился.
- Подождите здесь. Сейчас вас примет Крафтштудт.
Доктор снова появился минут через пять. Он широко открыл дверь и
несколько секунд стоял черным силуэтом в рассеянных лучах дневного
света.
- Ну что же, пошли, - сказал он голосом человека, сожалеющего о
том, что должно произойти дальше.
Я покорно последовал за ним. Войдя в павильон с широкими сияющими
окнами, я стоял несколько минут, стараясь рассмотреть огромное светлое
помещение. Из оцепенения меня вывел резкий голос:
- Подойдите же сюда, профессор Раух. Я повернулся направо и увидел
сидящего в глубоком плетеном кресле Крафтштудта, того самого
Крафтштудта, который был мне знаком по многочисленным фотографиям в
газетах.
- Вы пожелали встретиться со мной? - спросил он, не здороваясь и
не вставая из-за стола. - Чем могу служить?
Я быстро взял себя в руки и, проглотив слюну, подошел вплотную к
столу, за которым он сидел.
- Значит, вы переменили род занятий? - спросил я, глядя на него в
упор.
Он постарел за пятнадцать лет, его полные щеки собрались в крупные
морщины и свисали дряблыми складками вокруг резко выступавших скул.
- Что вы имеете в виду, профессор? - задал он вопрос, осматривая
меня очень внимательно.
- Я, господин Крафтштудт, думал, вернее, надеялся, что вы все
еще...
- Ах, вот оно что! - И Крафтштудт расхохотался. - Другие времена,
Раух. Другие.
- А как же закон?
- Дорогой мой профессор! Закон нужен только тогда и только тем,
кто из него может извлечь пользу. Сейчас другие времена и другие
источники пользы. Следовательно, и законы другие. Впрочем, меня
интересуют не ваши соображения в отношении законов, а причины, которые
вас привели ко мне.
- Господин Крафтштудт, я, как вы можете догадаться, смыслю кое-что
в математике, я имею в виду современную математику. Так вот, сначала я
думал, что вы организовали обычный вычислительный центр, оборудованный
электронными счетно-решающими машинами. Однако на двух примерах я
убедился, что это не так. У вас математические задачи решают люди.
Решают они их совершенно гениально. И, что самое странное, чудовищно
быстро, сверхчеловечески быстро. Я, если хотите, осмелился прийти к
вам, чтобы познакомиться с вашими математиками, которые, конечно,
являются необыкновенными людьми.
Крафтштудт вначале изобразил на своем лице улыбку, а затем стал
сначала тихо, а потом все громче и громче смеяться.
- Над чем вы смеетесь, господин Крафтштудт? - возмутился я. -
Разве мое желание столь комично и глупо? Разве каждый здравомыслящий
человек, а тем более математик, не изумится, когда познакомится с теми
решениями, которые предоставила в мое распоряжение ваша фирма?
- Я смеюсь над другим, Раух. Я смеюсь над вашей провинциальной
ограниченностью. Я смеюсь над тем, как вы, профессор, уважаемый в
городе человек, всегда поражавший своей ученостью воображение
недозревших девиц и старых дев, как вы безнадежно отстали от
стремительного хода современной науки!
Я был поражен наглостью бывшего гитлеровского следователя.
- Послушайте, вы! - воскликнул я. - Всего пятнадцать лет назад
вашей специальностью было пытать невинных людей раскаленным железом.
Какое вы имеете право болтать о современной науке? Если хотите, то я
пришел, чтобы узнать, какими методами вы заставляете подчиненных вам
талантливых людей за сутки проделывать работу, которая под силу
человеческому гению лишь после продолжительного, на протяжении
нескольких лет, труда, может быть труда всей жизни. Я очень рад, что
нашел вас здесь. Не думаю, что наше знакомство будет для вас приятным.
Крафтштудт встал и, нахмурив брови, подошел ко мне.
- Послушайте, Раух, я советую вам меня не сердить. Я знал, что
рано или поздно вы ко мне придете. Но я вовсе не рассчитывал найти в
своем кабинете ученого-идиота в роли сыщика-любителя. Признаюсь, я
ожидал встретить в вас, если хотите, союзника и помощника.
- Что-о-о?! - закричал я. - Сначала вы объясните мне, что вы
делаете с людьми, которые приносят вам прибыль.
Бледно-голубые глаза Крафтштудта за стеклами пенсне превратились в
две узенькие щелки. На мгновение мне показалось, что он осматривает
меня, как вещь, которую собирается приобрести в собственность.
- Значит, вы хотите, чтобы я объяснил вам, как наша фирма
работает? Значит, вам мало того, что две ваши идиотские задачи были
решены так, как они должны решаться в двадцатом веке? Значит, вы
хотите на собственной шкуре испытать, что значит решать такие задачи?
- прошипел он.
- Я не верю, чтобы один человек, пусть даже очень талантливый, мог
проделать каторжный труд за несколько десятков часов по доброй воле.
Ваша репутация свидетельствует об этом. Кроме того, я имел несчастье
слышать, как вопил один из ваших сотрудников...
- Хватит! - закричал Крафтштудт. - В конечном счете я не просил,
чтобы вы ко мне приходили. Но уж если вы пришли с такими настроениями,
то вы нам пригодитесь, хотите вы этого или нет.
Я не заметил, что доктор, который провел меня в кабинет
Крафтштудта, все время стоял сзади меня. Глава фирмы сделал ему знак,
и в одно мгновение его сильная рука обхватила мое лицо, крепко зажала
рот, а вторая поднесла к носу кусок ваты, пропитанный резко пахнущим
веществом, вдохнув которое я сразу потерял сознание.
Я очнулся, но долго не решался открыть глаза. Вокруг я слышал
голоса каких-то людей. Они о чем-то горячо спорили. Это был деловой
научный спор, содержание которого некоторое время не доходило до моего
сознания. Только после того как в голове у меня немного прояснилось, я
начал разбираться в смысле фраз.
- Генрих совершенно неправ. В конечном счете импульсный код,
который возбуждает нейроны волевых центров, не состоит из пятидесяти
выбросов с равными промежутками и пятью скважностями между равными
группами. Это было вчера совершенно точно показано на опытах с
Никольсом.
- Ну, знаешь, твой Никольс не пример. Если хочешь, то кодирование
возбуждения очень индивидуально. То, что возбуждает волевые центры у
одного, может возбуждать совсем другое у другого. Например,
электровозбуждение, которое доставляет Никольсу наслаждение,
заставляет меня глохнуть. Когда я ему подвергаюсь, у меня такое
ощущение, как будто в мои уши вставили две трубы и по ним вдувают в
голову рев самолетных моторов.
- Тем не менее ритм деятельности групп нейронов головного мозга у
многих людей имеет много общего. Собственно, на этом и играет наш
учитель.
- Играет, да не очень, - произнес кто-то устало. - Пока что дальше
математического анализа дело не пошло.
- Это вопрос времени. В данном случае косвенные опыты имеют
большее значение, чем прямые. Никто не осмелится вставить тебе в мозг
электрод, и смотреть, какие импульсы там двигаются, потому что это
повредит мозг, а следовательно, и сами импульсы. Другое дело, если ты
имеешь генератор, на котором можно в широких пределах менять
импульсно-кодовую модуляцию. Это позволяет проводить эксперименты,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг