Анатолий Днепров
РАЗГОВОР С ЧУЖОЙ ТЕНЬЮ
1
В институте было известно, что я и профессор Касьянов, заведующий нашей
лабораторией, - "теоретические враги". Вражда эта вполне устраивала нас
обоих. Когда кому-нибудь из нас становилось тоскливо от монотонной работы
над новыми схемами, он искал другого, чтобы поспорить. Алексей Георгиевич
со свойственной его возрасту снисходительностью говорил про меня так:
- Парень молодой, но не в меру консервативный. А в общем генерирует идеи
далеко не тривиальные. С ним не скучно.
Дело в том, что Касьянов, свято чтя Колмогорова и Винера, постоянно
твердил о принципиальной возможности создания машинной модели человеческой
"души" и старался доказать это, а я всячески возражал ему. Разговоры наши
велись в таком примерно духе.
- Дорогой, мой мальчик (так он обращается ко мне в мои тридцать шесть
лет), вы безнадежный идеалист и виталист. Вы прекрасно знаете, что человек
- существо материальное и, следовательно, нет, абсолютно нет, никаких
оснований отказываться от мысли создать его модель, сколь угодно близкую к
натуре.
- Допустим, - отвечал я. - Допустим, что можно создать искусственное
существо, которое будет имитировать человеческое мышление, будет более
точно решать математические и логические задачи. Но чувства, эмоции, душа
- это уже за пределами машинного моделирования. В них миллиардолетняя
история жизни на Земле.
Касьянов хитро щурил глаза.
- Вы знаете, в чем разница между конечным и бесконечным? Нет? Конечное -
это то, что мы знаем если не фактически, то в принципе. А бесконечностью
мы просто именуем то, чего мы не знаем. Или ленимся знать. Мы говорим:
люди бывают гениальные, средние, умные, глупые и так далее. В словах "и
так далее" сокрыто наше нежелание или неумение анализировать, разобраться,
какие еще бывают люди. И так всегда. Если есть бесконечное множество
объектов, о которых мы понятия не имеем, то словечками "и так далее" мы
прикрываем наше невежество.
- Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору.
- Просто вы, дорогой мой мальчик (в тридцать шесть лет!), подсознательно
относите чувства, эмоции и душу к разряду "и так далее". Кстати, я бы на
вашем месте вообще не касался таких вещей. Вам уже четвертый десяток, а вы
еще не женаты. Видимо, в вашем случае эта обыкновенная человеческая
слабость попала в "и так далее"...
Подобные споры с Касьяновым мы вели более трех лет, и не было бы им конца,
если бы...
Впрочем, все по порядку.
Все началось после моей командировки на Дальний Восток. Я пробыл там на
монтаже Большой Вычислительной машины всего четыре месяца, а когда
вернулся в институт, то у меня создалось впечатление, будто я отсутствовал
по меньшей мере года четыре. В строй вступили два новых четырехэтажных
корпуса, и сотрудники расселились по просторным лабораториям. Пополнился
штат. У профессора Касьянова появилось два новых заместителя, а моей
группе придали три новых "единицы": двух молодых ребят, дипломников из
Института высшей автоматики, и лаборантку Галину Евгеньевну Гурзо.
Дипломники из Института высшей автоматики работали молчаливо и упорно. Они
сосредоточенно сопели над монтажом схем и каждый день после обеда брались
за паяльники и собирали макеты блоков, которые на бумаге разрабатывали
утром. Они оставались в лаборатории после окончания рабочего дня и
проверяли результаты своей работы на приборах. На следующее утро собранные
накануне схемы оказывались распаянными на детали, а дипломники снова
ломали головы над конструированием схем и над расчетами.
Что же касается Галины Гурзо, то она занималась анализом развернутых
формул логических функций, по которым наша лаборатория должна была создать
новую вычислительную машину со многими параллельными входами. В случае
успеха это позволяло создать машину, которая не простаивала бы, пока
программисты составляют алгоритм решения новой задачи. Ровно в 16.00
Галина откладывала тетради в сторону и быстро покидала лабораторию.
- Куда вы всегда так торопитесь? - как-то спросил я.
- Домой. У меня много дел дома, - скороговоркой ответила она.
- Откуда эта девушка? - спросил я одного из дипломников.
Он поднял на меня усталые от напряжения глаза и грустно сказал:
- Не имею представления. Она какая-то дикая.
- Почему дикая?
- Она даже не комсомолка.
"Действительно, дикая", - подумал я.
Я бы не сказал, что она была красавица. Девушка, как девушка. Вздернутый
носик, темные каштановые волосы, изящная фигура. Глаза... Впрочем, о ее
глазах я мог сказать совсем немного, потому что они всегда были закрыты
очками. Чудовищные увеличивающие очки, и глаза Галины сквозь стекла
казались огромными и неестественно голубыми.
Как это часто бывает, при исключительном трудолюбии и исполнительности
Галина была стеснительной. В обеденный перерыв она удалялась в уголок и,
раскрыв сумочку, извлекала из нее несколько бутербродов и торопливо ела,
повернувшись ко всем спиной. Однажды я подошел к ней как раз в этот
момент. Она сразу перестала жевать, застеснявшись. Мне стало неловко, и я
отошел.
- Как вам нравится новая лаборантка? - спросил меня Касьянов.
- Какая-то дикая, - честно сказал я.
- А вы попытайтесь с ней поговорить. Толковая девчонка.
- Где вы ее откопали?
- Случайно. В одном НИИ. Кстати, мой милый мальчик, смотрите, что мне
удалось сделать. Я проанализировал схему творческой деятельности одного
так называемого талантливого художника. Смотрите, какая железная
закономерность.
Я просмотрел столбец рекурентных формул и про себя позавидовал Касьянову.
Умница, ничего не скажешь.
- Понятно? - спросил Алексей Георгиевич.
- Понятно.
- То-то. Скоро я напишу вам уравнения всех ваших эмоций, чувств,
увлечений, чего хотите. Хватит дурацких и беспомощных "и так далее".
Я не стал продолжать разговор, потому что в это время в голову мне пришла
интересная мысль. Я знал, что многие наши сотрудники поддакивали Касьянову
просто из почтительности. Как-никак, человек с мировым именем. Союзников в
споре с ним у меня не было, а поддержка мне была очень нужна. Хотя бы
одного единомышленника. Так сказать, создать бы единый фронт из двух-трех
человек! Я сердито посмотрел на самодовольного старика. Чувствовалось, что
у него было настроение со мной поспорить.
"Я найду союзника, - решил я. - Посмотрим, что думает Галина Гурзо". И в
этот вечер мне показалось уместным как-нибудь задержать Галину в
лаборатории и узнать, на чьей она стороне.
2
- Конечно, это чушь, - сказала она невозмутимо, когда я объяснил ей
сущность своих разногласий с профессором Касьяновым. - Старик просто
спятил. В пожилом возрасте это бывает.
- Вы понимаете, Галина, что он хочет доказать? Все, что составляет
человеческое "я", его эмоциональный мир, его чувственное мировосприятие,
его самые возвышенные и иногда лишенные логической основы устремления,
могут быть алгоритмизированы!
- Очень модная глупость, - так же невозмутимо заметила Галина.
Впервые мы сидели так близко. Я украдкой рассматривал ее лицо, пылающее
свежим румянцем. Теперь я убедился, что глаза ее большие и
бездонно-голубые. От ее волос распространялся аромат неизвестных мне
духов, а тонкие пальцы медленно перебирали страницы книги. От нее веяло
безграничным спокойствием и уверенностью.
- Допустим, - продолжал я, - что можно искусственно создать сколь угодно
хорошую имитацию человеческого интеллекта. Да мне ли вам это говорить!
Ведь вы занимаетесь именно этой проблемой. Но как вы можете изобразить в
уравнениях математической логики, например, любовь одного человека к
другому или дружбу, или, например, радость?
- Я с вами согласна. Подобную чепуху левые кибернетики проповедуют вот уже
два десятилетия. Касьянову нужно было бы помнить, что всякие попытки
создать алгоритмы человеческих чувств повлекут к такому усложнению
структуры автоматов, что даже если их реализовать, то реакции будут
безнадежно медленными. Автомат сможет вести себя по-человечески только в
астрономических масштабах времени. Ведь дело заключается в
последовательном переборе правильных вариантов поведения, которых у
человека бесконечно много.
"И так далее", - почему-то вспомнил я. Аргумент Галины показался мне не
очень убедительным. Тем не менее я радовался, что она была на моей
стороне. Как-никак, это была победа!
- Вы давно занимаетесь теорией высших автоматов?
- Как вам сказать... И да, и нет. До прихода к вам я работала
программисткой в вычислительном центре судостроительного завода. Это была
послеинститутская практика. Потом меня направили в один НИИ, а затем к
вам...
- Вам у нас нравится?
- В общем, да. Только люди у вас какие-то скучные.
- Я скучный?
Она улыбнулась.
- Вы мой начальник, и мне не положено думать о вас дурно. А вот эти два
парня, которые делают диплом, безусловно скучные.
- Что вы имеете в виду?
Галина повернула лицо к окну. На улице сгустились сумерки.
- У вас в институте народ не активный. То ли дело на судостроительном
заводе. Хороший клуб, кино, концерты, танцы...
Ни с того, ни с сего я вдруг выпалил:
- Галя, если сегодня вечером вы свободны, идемте в кино?
Она вздрогнула.
- Сегодня? С вами?
- А что же здесь такого? Идемте!
- Право, не знаю. Впрочем...
Она посмотрела на крохотные ручные часики, затем немного задумалась.
- А это далеко?
- Нет, совсем рядом. На проспекте Дружбы.
В фойе кинотеатра я вдруг обнаружил, что моими личными делами
интересуются. До начала сеанса оставалось минут двадцать пять, мы сидели
за столиком и рассматривали журналы. И вдруг я заметил одного из моих
дипломников и еще девушку, которая работала в моей лаборатории
монтажницей. Они стояли поодаль, насмешливо поглядывали в нашу сторону и о
чем-то перешептывались.
"Ну и молодежь пошла", - с негодованием подумал я и, чтобы скрыть досаду,
обратился к Галине:
- Вы любите кино? Конечно, хорошее.
- Я не очень понимаю этот вид искусства, - смущенно ответила она. -
Бесконечная серия фотографий. Меня всегда немного раздражает то, что люди
на фотографиях не настоящие. Кино - это искусство искусно лгать.
Я удивился.
- То же самое можно сказать и про театр.
- Да, конечно. Но кино представляет собой, так сказать, серийное
производство искусной лжи.
- Я не могу с вами согласиться. Сила и очарование артиста заключается в
его способности перевоплотиться, стать совершенно другим человеком, причем
таким, в правдоподобность которого зритель поверил бы.
- В этом все дело. В перевоплощении. Что бы вы сказали об автомате,
который сегодня выдавал бы вам стакан воды с сиропом, а завтра по
собственной прихоти подметал улицы? Такой автомат никому не нужен.
- Значит, вы отказываетесь от своих слов? Только недавно вы говорили, что
нельзя создать машинную модель человека, а сейчас сравниваете его
безграничные возможности с возможностями автоматов-дворников.
- Я не сравниваю, - возразила Галя, - я просто не представляю, как
человек, которому дана одна жизнь и одна линия поведения, может жить сразу
несколькими жизнями. То он товарищ Иванов, то Отелло, то Дон-Кихот, то
летчик-испытатель. Кто же в таком случае он?..
Я знал, что Галина совершенно не права, что она просто-напросто не
понимала смысла творчества, но спорить не стал. Ведь сегодня у нас был
первый вечер!
В зрительном зале я почти не смотрел на экран. В полумраке вырисовывался
ее строгий профиль. Она сидела напряженно и смотрела на экран, не
отрываясь. Я тоже боялся пошевелиться. После кино Галина попросила, чтобы
я ее не провожал.
- Скажите хоть, где вы живете?
- Там...
Она улыбнулась и неопределенно махнула рукой. Я видел, как она вошла в
троллейбус, а затем мне показалось, будто в тот же троллейбус вскочил мой
дипломник и девушка-монтажница.
3
Через день утром профессор Касьянов вызвал меня в свой кабинет. Старик был
явно не в духе. Он часто сопел и то и дело глубоко вздыхал.
- Садитесь, - приказал он. - С каких это пор вы решили проводить в
институте научно-техническую политику, идущую вразрез с моей?
Я посмотрел на него с удивлением.
- Не притворяйтесь, мне все известно. Но ваши личные отношения с Галиной
Гурзо меня не интересуют. Меня интересует то, чему вы ее учите.
- Простите, я вас не понимаю, - проговорил я, медленно поднимаясь.
- Сидите. Вы все прекрасно понимаете. Знайте же, вы не имеете никакого
права начинять молодые головы вашими консервативными взглядами на
перспективы развития автоматов. Гурзо талантливая девушка, я жду от нее
очень многого. Более того, я поручил ей выполнить одно важное расчетное
задание, после которого весь ваш идеализм относительно эмоций, любви и
прочего полетит в тартарары. Вы увидите эти понятия отображенными в
формулах математической логики. И, вместо того чтобы помочь мне и ей, вы
начинаете этого талантливого сотрудника перевоспитывать на свой лад.
Начинаете петь ей всякую поэтическую чепуху, забивать ее сознание
иррациональными бреднями.
- Да, но я имею право...
- Лично вы - да, - перебил Касьянов. - Но не она. Вам много лет, и вас уже
ни в чем не переубедишь.
Я почувствовал, что бледнею.
- Послушайте, профессор. Даже ваше звание и ваше положение не дают вам
никакого права указывать мне, когда, где, кому и что могу я или не могу
говорить. Наука не постоялый двор, а научные работники не послушные мулы.
Разрешите мне иметь по всем пунктам свое собственное мнение и высказывать
его при обстоятельствах, которые больше всего устраивают меня, а не вас.
Взбешенный, я покинул кабинет и вернулся в лабораторию. Я подошел к
рабочему столу Галины и громко, чтобы все слышали, спросил:
- Чем вы сейчас занимаетесь?
Она встала и протянула мне листы бумаги.
- Вот, новый алгоритм эмоциональной динамики человека. Разработка
профессора Касьянова...
Я вырвал из ее рук бумагу и пробежал глазами аккуратные строчки.
- Бросьте заниматься чепухой! Не для того мы здесь работаем, чтобы
проверять сомнительные идеи...
- Я ему сказала то же самое... - сказала Галина.
- Вы?
- Да. Когда он объяснил мне содержание работы, я сказала, что он несет
чепуху.
- Вы сказали Касьянову, что он несет чепуху? - воскликнул я.
Она удивилась.
- А что же здесь такого? У меня с вами одна и та же точка зрения...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг