- Он сказал, что, наверное, после рабочего дня имело бы смысл вытирать и
все то, что находится в мозгах.
Базанов невесело усмехнулся...
4.
Профессор Соколов дома ядерной физикой не занимался. Любой другой наукой,
но не ядерной физикой. Это правило он соблюдал для "самосохранения", чтобы
не выродиться в узкого специалиста.
Его библиотека поражала всех обилием редких книг, монографий и журналов.
Если к нему приходили знакомые, он с хитроватой улыбкой, достав из своих
книжных завалов томик, многозначительно стучал по нему пальцем и говорил:
- Вот, добыл еще штучку...
"Штучка" оказывалась книжкой Реми Шовена о жизни и нравах насекомых, или
Джексона "Мозг как вычислительная машина", или какое-нибудь заумное
философское сочинение вроде Геллнера "Слова и вещи"...
Мало кто знал, что одним из самых частых посетителей его дома был Коля
Молчанов. Могло показаться удивительным, что человеку с эрудицией и опытом
Алексея Владимировича было интересно проводить время с таким молодым
собеседником. И тем не менее для этого были причины. Однажды Соколов
обмолвился:
- В моем возрасте можно поражать знаниями, но не идеями.
В другой раз эту формулу он переиначил:
- Знания делают мышление консервативным, но добротным. Недостаток знаний и
опыта имеет свою прелесть: он восполняется смелостью гипотез и выводов.
Правда, их нужно всегда тщательно проверять.
Сегодня разговор между Николаем и Алексеем Владимировичем не клеился. Они
углубились в чтение.
- Алеша, Александр Андреевич к тебе пришел, - сообщила жена Соколова.
В кабинет вошел Базанов. Он постоял у двери в нерешительности.
- Бог мой, быть тебе миллионером! - Соколов пошел навстречу Базанову. -
Сколько не виделись, дружище? Совсем забывать меня стал. Как жизнь,
Александр Андреевич?
- Ничего... - Базанов запнулся. - Трудная.
Он смущенно улыбнулся. Потом махнул рукой, мол, была не была:
- До того трудная, что пришел к тебе за... как бы это лучше сказать, за
советом или консультацией.
- Я к твоим услугам. А Колю Молчанова...
- Да ну, что ты. Пусть останется. Вот, хотел бы я послушать ваше мнение,
как, используя современные физические способы, можно из одного пункта в
другой передать, скажем, письмо... Вообще-то это не письмо, а скорее
коротенькая записочка...
Соколов чувствовал, что Базанов не может раскрыть им полностью суть дела,
и невольно думал не над его вопросом, а над тем, что ему нужно переслать.
- Знаете, на островах Полинезии туземцы сообщаются при помощи барабанного
боя...
- Понимаю, - оживился Соколов. - Ну, что же, можно передать сообщение
акустическим путем. Помните американскую кинокартину, в которой шпионы
передавали сообщения при помощи джазовой музыки?
- Отпадает, - решительно заявил Александр Андреевич.
Соколов кашлянул. Он всегда кашлял, когда вдруг что-то становилось очень
понятным. Покашлял и замолк.
- Стуком каким-нибудь... Через стену, или... Нет? Гм. Странный случай,
действительно...
Базанов печально вздохнул. Его широкое скуластое лицо стало грустным. И
тут в разговор вмешался Молчанов:
- Есть еще оптический способ. Световыми сигналами.
Базанов внимательно посмотрел на Колю и снова покачал головой. "Господи,
да какая же у них адская работа..." - подумал Соколов.
- Тогда гидроакустический метод...
- Какой, какой? - Базанов привстал.
- Гидроакустический. Звук очень хорошо распространяется в воде. Все
гидролокаторы на этом принципе работают.
Базанов встал и медленно подошел к Коле.
- Какая же вы умница!
- Угадал? - Коля по-мальчишески заерзал на стуле, и лицо его засияло.
- Угадал! Ей богу, угадал...
5.
Космотроны начали работать в новом режиме, и вскоре всем стало ясно, что
если следовать по пути, предложенному Котонаевым, то даже один грамм
антижелеза придется изготавливать несколько лет. Лет! В институте об этом
знали только директор профессор Львов и профессор Хлебников. Они
консультировались с руководящими физиками института, и мнение было одно:
нужно срочно строить новые, еще более, мощные приборы. А это значит, не
только приборы, но и силовые установки и, может быть, целые
энергоцентрали...
На обеих консультациях профессор Котонаев был раздраженным, вспыльчивым,
кричал, что его заставляют заниматься черновой работой, что ему не
доверяют.
- Энергия, приборы, проволока и все остальное меня не касается. Думайте
сами! Раз нужно антижелезо, значит, необходимо организовать его
производство. Это не мое дело.
- Валерий Антонович, посмотрите на проблему другими глазами. Живем-то мы
на земле, с земными трудностями и с земными возможностями. Я уверен, что
мы, случайно напав на факт рождения тяжелых антиядер во встречных пучках,
решили, что это - единственный метод. Наверное, существуют какие-то
другие...
- Ну, что ж, может быть. Что до меня, то мне картина предельно ясна.
Физика явления вытекает с железной логикой из наших уравнений...
- Не только наших, - мягко подсказали ему.
- Конечно, несколько человек в мире релятивистскую квантовую механику
хорошо...
Увидев открытую неприязнь к себе со стороны присутствующих, он осекся и
нехотя сказал:
- Ладно, я подумаю еще...
То, что он предложил, не изменило существа процесса, хотя и несколько
улучшило его. Небольшой успех удался за счет очень напряженной работы
находившейся под его руководством теоретической группы. Институтская
вычислительная машина была передана ему в полное распоряжение, и многие
сотрудники потеряли возможность в течение рабочего дня выполнять текущие
расчеты. Они перешли на ночную работу. Эксперименты ставились десятками и
сотнями, но под какими бы углами ни встречались пучки протонов, ничего
радикально нового не происходило. Было ясно, что эффективность
производства антижелеза упирается в энергетику приборов.
К этому времени были созданы первые магнитодинамические ловушки, и группе
Самарского наконец удалось впервые в земных условиях получить несколько
микрограммов антижелеза.
Неземная крупинка металась в сложном электромагнитном поле и, как
показывали приборы, постепенно таяла. Нужен был очень высокий вакуум,
нужны были сосуды из материала, который бы совершенно не испарялся, и
никто не знал, как ко всему этому подступиться.
6.
Аэродром, с которого Коля Молчанов и Базанов должны были вылететь в свою
необычную командировку, находился далеко за Рощином.
Самолет был обыкновенный "кукурузник", а пилотировал его совсем молодой
паренек, почти мальчишка. Он указал на места сзади себя и передал два
кожаных шлема. Перед самым стартом он спросил:
- Значит, мошкару травить будем?
Коля Молчанов удивленно посмотрел на парня и удивился еще больше, когда
услышал суровый базановский голос:
- Да, давно пора.
Летели на небольшой высоте, не более ста метров. Вскоре показался
институт, за ним железнодорожное полотно и еще дальше озеро Комар.
- Я вас, Коля, очень прошу внимательно осмотреть озеро и речку с точки
зрения того разговора, который у нас был у Соколова.
Самолет три раза облетел озерко, по требованию Базанова один раз совсем
низко и полетел на восток, вдоль речушки, которая тоже называлась Комар,
крохотная, уютная речка, с поросшими густой травой заболоченными берегами.
Русло было почти прямое.
Пролетев километров пять, они оказались над небольшой деревянной
плотинкой, за которой виднелся пруд и постройки колхоза. Через плотинку
струйкой сбрасывалась бирюзовая вода.
- Теперь обратно.
Молчанов догадался, почему Базанов решил повторить маршрут в обратном
направлении. Дело в том, что километрах в трех от плотины, прислонившись к
иве, у самого берега сидел человек.
- Ниже, совсем низко, а у дерева поверните в сторону луга и там начинайте
рассыпать парижскую зелень.
Летчик так и сделал. Николай заметил, что человек на берегу поднял голову
и посмотрел вверх. За самолетом потянулся густой зеленый хвост. Порошок
плавно оседал на болото.
- То же самое в обратном направлении... - скомандовал Базанов.
Летчик выполнил приказ. Теперь было видно, что человек поднялся на ноги,
сворачивал удочки. Во время третьего захода самолета рыболов уже шагал к
плотине.
Самолет рассыпал парижскую зелень еще минут пятнадцать и, наконец,
повернул к аэродрому.
Только в автомобиле Базанов спросил:
- Скажите, Коля, можно вдоль этой речки гидроакустическим методом
передавать сообщения?
- Конечно, можно. До самой плотины. Дальше нельзя.
- Добро. Придется полетать над этой местностью еще денька два...
- Не понимаю, причем здесь мошкара?'
- А при том, что без парижской зелени полеты покажутся подозрительными.
- Кому?
- Ну, например, рыбакам, которые удят рыбу.
ТРЕВОГА
1.
Книга была в мягкой фиолетовой обложке, без титула. Только перевернув
обложку, можно было прочитать: "Дж. Стейнли Холл. Старение".
Саккоро в длинном мохнатом халате и в восточных сандалиях шагал по мягкому
ковру. Он читал:
"Когда человек стар, очень стар и привык к жизни, очень трудно умирать. Я
думаю, что молодые люди принимают идею умирания более легко и, может быть,
с большей охотой, чем старики. А когда человек знает, что смерть близка, и
не может уже больше в этом сомневаться, то его душой овладевает глубокая
печаль".
Саккоро остановился. На его желтом, изрезанном тонкими морщинами лице
заиграла злая улыбка. Он бросил книгу.
Печаль? Совсем не то слово. Я чувствую себя как приговоренный к казни,
знающий свой день и час. Может быть, кто-нибудь и чувствует печаль. Пусть.
Наверное, есть такие, которым больше ничего не остается, как чувствовать
печаль. Но только не я! Я никакой печали не чувствую. У меня зависть. И
ненависть к тем, кто останется жить, к тем, кто еще не родился. И особенно
к тем, кто твердит, будто на земле жизнь будет вечно...
Он откинулся на диван и потер руки.
Молодые люди принимают идею умирания с большей охотой? Вот и хорошо. Я их
ненавижу, и я им дам возможность легко умереть. О, это будет совсем легкая
смерть! Вспышка - и все! Они все умрут, не успев сообразить, что
произошло! Только скорее бы... Я тоже исчезну, но я опять молод, потому
что живу этим сладким, счастливым ожиданием...
В комнату бесшумно вошел Джаллаб и спросил:
- Господин Саккоро, вам принести кофе?
- Что? Ах, это ты, - Саккоро болезненно поморщился. - Нет, не нужно.
Впрочем, принеси, но не кофе, а джин. Бутылку джина и лимонный сок.
Он пил мелкими глотками, закрыв глаза, откинувшись на спинку дивана.
Не открывая глаз, он шептал:
- Это будет так. Совсем маленький самолетик, ну, просто крошка, поднимется
в воздух и понесет через океан то, о чем не будет знать даже летчик.
Какую-то пустяковинку, коробочку. Просто подарок кому-то там... В
коробочке будет это! В ней будет смерть и часы, отстукивающие последние
минуты жизни планеты... Все будет рассчитано до секунды. Я буду знать
точно час и минуту... О, мне хорошо известна эта новейшая военная выдумка:
"Мертвые мстят живым!" На той стороне Земли солнечный пожар зальет города
и селения, континенты вспыхнут, как облитые бензином ковры, и языки
пламени поднимутся до самых высоких облаков. И когда уже все живое будет
развеяно раскаленным ветром, раскроются недра, автоматы раздвинут
подземные хранилища, и тысячи, а может быть, и больше, таких же посылок со
смертью полетят на эту сторону земного шара! "Мертвые мстят живым!"
Он представлял себе голубое зарево над планетой, в мыслях парил над
бушующим океаном неземного огня и чувствовал себя великим и безжалостным
мстителем, карающим Землю...
Он выпил еще и вдруг почувствовал острую боль в сердце.
- О, вот оно, проклятое напоминание, - прошептал он, поднимаясь. -
Напоминание о том, что еще не все сделано... Нужно торопиться, торопиться,
иначе будет поздно...
2.
Совещание открыл Семвол.
- Мы рады поздравить доктора Долори с первыми крупными успехами. Наконец
мы начали реальное производство этого замечательного вещества. Будьте
добры, скажите, сколько его у нас сейчас?
- Что-то около грамма,- ответил Долори и вопросительно посмотрел на
Родштейна. Тот утвердительно кивнул головой. Именно Родштейн налаживал
ускорители и ловушки для антижелеза.
- Если это количество выразить в энергии, то сколько получится?
- Десять в двадцать первой эрга... - ответил Френк.
Семвол виновато улыбнулся. Цифра ровным счетом ничего ему не говорила. Сол
Кроу лениво пояснил:
- Энергия, достаточная, чтобы вскипятить примерно миллион кубометров
воды...
Из угла комнаты вышел крохотный пожилой человечек и представился:
- Я генерал Дортмунд, в отставке. Простите, но кипячение воды нас пока не
очень интересует. Интересно знать, Что будет, если этот кусочек анти...
как вы его называете, антиферрума просто... взорвать. В какую сторону
полетят калории?
"Неужели Родштейн прав? Неужели Фейт был прав? Неужели они
действительно..."
Френк закусил губу.
- Куда полетят калории, я не знаю. Да и зачем это знать? Мы изготавливаем
антиферрум для реакторов нового типа. Я думаю, очень легко сделать реактор
управляемый...
- Да, да, конечно, - перебил его Дортмунд. - Но мы должны это знать на
случай, если вдруг... если случайно этот дьявольский антиферрум не
удержится в ловушке и коснется стенок.
Френк сразу понял, что Дортмунд нагло врет.
- Вы хотите знать, как при взрыве распределится энергия в пространстве? -
Френк говорил очень медленно, выговаривая каждое слово. - Я вас понимаю. Я
вас очень хорошо понимаю. Так вот, господин бывший генерал. Какова
конфигурация взрыва, я не знаю. А что касается безопасности хранения
антиферрума, то она гарантирована.
Семвол понял, что разговор пошел не по тому руслу и что генерал без
достаточного такта задает вопросы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг