так... так... жестоко...
- Жестоко - это мое нормальное состояние, - фыркнул Гусев. -
Кстати, о жестокости. Когда начнется отстрел выбраковщиков?
- Что? - очень естественно удивился пожилой.
- В ближайшее время должна быть запущена программа ликвидации
выбраковщиков. Меня интересует - когда именно? И что их ждет - прямой
отстрел или все-таки пожизненное.
Пожилой внимательно присмотрелся к Гусеву.
- Ты случаем не это...? - спросил он. - Не того...?
- Я пока что трезв и до сих пор нормален.
- М-м... А я уж подумал... Да нет, какой отстрел, ты что... В
принципе, вопрос АСБ пока что не рассматривался, есть только черновые
наработки. Скорее всего, отправим всех на пенсию, где-то через
год-два.
- Ах, на пенсию... И молодых тоже?
- Каких еще молодых?
- Которых завербовали совсем недавно. Тысячами завербовали.
- Я ничего об этом не знаю, Паша. Тысячами? Не может быть
такого. Откуда у тебя информация?
- Мое дело намекнуть. Ваше дело разобраться. Без лишнего шума,
как это у вас замечательно получается. Вы же умеете действовать тихо,
правда, Александр Петрович? Машинку под откос столкнуть, человечка
прихлопнуть, мальчишке двадцать лет мозги пудрить...
- Я же признался тебе! - почти крикнул пожилой. - Я мог бы все
тогда отрицать! Но я сказал тебе всю правду! И ты права не имеешь так
со мной обращаться, права не имеешь!!!
Гусев молча забросил окурок на соседнюю могилу.
- И я тебе, между прочим, тоже могу напомнить кое-что, - сказал
пожилой, остывая. - Ты у нас тоже не без греха.
- Я?! А при чем тут я? "Указ сто два" не я писал. АСБ не я
организовывал.
- Александр Петрович! - позвал издалека начальник охраны. - Вас
первая линия просит... И вообще, пора.
- Я перезвоню!
- Есть.
- Значит так, Павел, - твердо сказал пожилой. - На вопросы твои я
ответил. Теперь позволь один дельный совет.
- Ну? - Гусев неприязненно прищурился. Давно уже он советы этого
человека не принимал близко к сердцу и не следовал им. Но послушать не
отказывался. Особенно теперь.
- Бросай ты эту чертову работу.
- Вот как?
- Да, бросай. Напиши заявление, тебя отпустят без лишних
расспросов. А как уволишься, сразу приходи ко мне. Тогда и поговорим.
- Не хочу в Мексику, - сказал Гусев. - И в Африку не хочу. Вообще
никуда отсюда драпать не намерен. Сам заварил кашу, сам и отхлебну,
сколько влезет.
- Идиот, - резюмировал пожилой. Именно резюмировал, подвел черту
под разговором. - Я тебе не предлагаю бежать. Ты просто ненадолго
уедешь. Здесь намечается одно дело... Короче говоря, я не хочу, чтобы
меня шантажировали. Тобой шантажировали, твоей жизнью, понял? Хочу
отнять кое у кого лишний козырь.
- Тем более не уеду! - обрадовался Гусев.
Пожилой с усилием поднялся на ноги.
- Подумай, - сказал он. - Времени тебе неделя. Иначе силой
выдворю из страны. Надоело с тобой церемониться. Да... Чуть не забыл.
Ты идешь на Государственную премию. За идею акции "Табак убивает".
Сиди, гордись. Утопист хренов. Великий идеолог. Господи, это же надо -
двадцатилетним сопляком выдумать такую... Просто так, для развлечения,
в порядке бреда. А мы, козлы старые...
- Но работает ведь, - напомнил Гусев.
- Лучше бы не работало. Как ты сам-то куришь теперь?
- Я не про табак.
- Гадюка, - вздохнул пожилой. - Откуда в тебе столько яда?
- Оттуда же, откуда у старого козла привычка соваться в файлы
двадцатилетнего сопляка, - парировал Гусев. - И выдавать их за
разработку несуществующего департамента. Когда сопляку уже тридцать, и
он обо всем забыл.
- Но сопляком все равно остался. Вырасти хоть немножко, Павел, -
сказал пожилой. - Очень тебя прошу. Сил нет любить этакое чудовище.
Выбраковщик...
Он протиснулся между Гусевым и высоким надгробием, с трудом
пропихнул себя через калитку и зашагал прочь.
- До свидания, - бросил Гусев ему вслед. Не хотел, но подумал,
что так будет лучше. Пусть его по-прежнему считают умным и
расчетливым, готовым договариваться и слушаться голоса разума.
Пожилой, не оборачиваясь, махнул рукой. Гусев отвернулся к
могиле.
Никаких крестиков и цветочков, никаких слащавых прощальных
надписей, вообще ничего лишнего. Два портрета. Мужчина средних лет и
мальчик. Даты рождения. Имена.
Леонид Лебедев и Павел Лебедев.
И дата смерти - одна.
Гусев вгляделся в фотографию мальчика и в который раз невольно
потрогал кончиками пальцев свое лицо.
Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил "двадцать седьмую"
и перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность
порулить. Во-первых, парню очень уж нравилось это занятие и было бы
негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда
Алексей сидел за рулем, Гусев чувствовал себя комфортно - у них
оказалась настолько похожая манера вождения, что на каждый маневр
своего ведомого Гусев только мысленно кивал.
- Ты машину что, насовсем скоммуниздил? - спросил Валюшок, трогая
"двадцать седьмую" с места и уверенно вклиниваясь в поток. - В личную
собственность?
- Считай - подарили.
- И кого тебе пришлось для этого убить?
Гусев беззлобно толкнул Валюшка локтем. На душе было муторно, но
Алексей умел каким-то образом приводить Гусева в нормальное состояние.
- Помнишь того психа, которого мы выручили?
- Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если
застрелю беднягу, сам потом зарежусь. Слушай, Пэ, как это вообще можно
- настоящей пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону
ничего плохого не сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает... Тебе
приходилось...?
Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа
выстрелом, и он осекся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное,
очень не хотел считать людей злыми.
Гусев его замешательства, казалось, не заметил.
- Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, -
сказал он. - Эта формула из "птички" - право оказать сопротивление, -
специально была придумана. Ее основная задача - психологически
защитить выбраковщика. Мы же действительно не убийцы, хотя и очень
много шутим на этот счет. Что тоже нас характеризует как относительно
нормальных людей.
- М-м... Да, наверное. Так что там про этого самоубийцу?
- Обычная история. Кстати, он все-таки преступил закон, мы просто
не знали. Наркотиков поел слегка. Ну, в общем, его отец позвонил
директору Агентства и сказал: того, кто моего сына выручил -
наградить. А потом еще полчаса распинался о том, как признателен
выбраковке и готов ее всемерно поддержать в рамках своих полномочий.
Коих у него, как у министра внутренних дел, выше крыши. После чего,
сам понимаешь, директор вызвал нашего босса и приказал - дать герою
все, что попросит. А босс, недолго думая, пошел и лично занес в
памятку дежурного: "Гусеву дать ВСЁ!". Я и взял "двадцать седьмую".
Она же тебе нравится, верно?
- Ну, в принципе... Вообще-то, я на следующей неделе "Порше"
беру.
Гусев вытаращил глаза.
- А ты кого застрелил? - спросил он.
Валюшок беззаботно рассмеялся.
- Это старый "девятьсот сорок четвертый", - объяснил он. -
Атмосферный последнего выпуска, ему уже под двадцать. Хотя в очень
приличном состоянии. Пять тысяч рублей все удовольствие. Вложу еще
штуки две и буду кататься.
- Может, и мне тоже завести какую-нибудь таратайку?
- Почему нет? Кстати, давно хотел спросить - отчего ты в
свободное время ходишь пешком?
- Да черт его знает. Ленивый, наверное. А потом, у меня руки не
из того места растут, чтобы гайки крутить. Замена масла там,
предохранители всякие - это я еще могу, а если что-то сложное...
Опять-таки, не выпьешь уже...
- Ну, по чуть-чуть...
- И нарваться на конфискацию транспортного средства?
- Да кто ж его у тебя конфискует? У выбраковщика? Менты, что ли?
- А пусть и менты. Я очень законопослушный.
- Раньше не замечал.
- Спасибо большое. Нет, я уж лучше ножками... Пьяный выбраковщик
и так угроза обществу. А уж за рулем... Кстати, о руле, - Гусев
посмотрел на часы. Судя по всему, разговор он поддерживал так, для
порядка, а на самом деле все это время напряженно о чем-то размышлял.
- Не туда мы рулим, Леха.
- Это ты в каком смысле? - насторожился Валюшок.
- В самом прямом. Давай-ка, разворачивай аппарат. Понеслись в
Крылатское. Проведаем нашего психа.
Валюшок, не говоря ни слова, принялся искать разворот.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Интересно, что в народе Влад был,
судя по всему, довольно популярен.
Причины этого - в основном
психологического свойства.
По дороге Гусев отыскал в записной книжке полезный телефон, и
Валюшку пришлось выслушать длиннющую беседу с каким-то Василь
Васильичем, из которой он уяснил только, что Гусев с Васильичем друг
друга весьма уважают. Загадочные намеки и странные аббревиатуры
Валюшка быстро утомили, и ведомый целиком сконцентрировался на дороге.
Наконец Гусев выключил трансивер и с довольным видом закурил.
- Все в порядке? - спросил Валюшок.
- На месте видно будет. В принципе Васильич мужик влиятельный, но
его возможности тоже ограничены. Информацию для размышления
подбросить, словечко где надо замолвить - это всегда пожалуйста. А
рычагов серьезных - фигушки. Такой же честный наемник, как мы с тобой.
Ладно, нечто существенное он нам дал. Теперь мы знаем, где искать.
Между прочим, кое-кто только что пропустил левый поворот. Нужно было
уйти на боковую дорожку. Извини, я заболтался, недоглядел.
- Дальше развернемся, - преспокойно сообщил Валюшок. Для него, в
отличие от Гусева, таких ерундовых проблем не существовало. Он всегда
мог дальше развернуться. Гусев тяжко переживал свои промахи и старался
поэтому не совершать их вовсе. А Валюшок просто исправлял допущенные
ошибки. Легко.
Развернуться им удалось нескоро. В первую очередь это сделать
мешал Гусев, который принципиально отказывался включать спецсигнал и
кидаться этаким маленьким, но злым бульдозером через двойную осевую,
когда для таких асоциальных маневров не было служебной надобности.
Из-за его щепетильности "двадцать седьмая" сделала несколько лишних
километров. Вернувшись к нужному перекрестку, Валюшок не удержался и
нарушил - свернул направо под перечеркнутую стрелку на знаке. От
бдительного ока мента, тосковавшего в "стакане" посреди Рублевки,
машину удачно заслонил длинный автобус.
- ...и потом еще раз направо, - подсказал Гусев. - Знаешь, Леха,
а я ведь редкостный тормоз. Я нам пропуск не заказал. Как-то не
догадался.
- Так у нас же "вездеход"! - удивился Валюшок.
- Ага. Только эта вездеходность кончается у стен Кремля. А
Центральная Клиническая Больница - почти то же самое, что Кремль.
Ладно, прорвемся как-нибудь. Все равно засветимся, вратари номер
запишут...
"Двадцать седьмая" проехала через узкий коридор с металлическими
отсекателями и затормозила у шлагбаума на въезде в ЦКБ. К машине тут
же подошел "вратарь" - молодой парень с полосатым жезлом, в
распахнутой телогрейке, накинутой поверх невнятного мундира.
Присмотрелся к номерам, оглянулся на будку КПП, из которой таращились
замшелые деды в фуражках, и сделал Валюшку знак рукой - отвали.
- Совсем охамели, - заключил Гусев и полез из машины. - Раньше
хоть спрашивали, кто такой... Ты не дергайся, ладно?
Валюшок закурил и приготовился не дергаться. Гусев с "вратарем"
завели беседу, причем "вратарь" изо всех сил пыжился и расправлял
плечи. Из КПП выполз дедуля лет семидесяти и вознамерился было
"вратарю" помочь, но тут Валюшок уловил характерное движение Гусева -
тот взялся рукой за свой лацкан и слегка им взмахнул. После чего дед
мигом убрался на место, а "вратарь" как-то сразу присмирел. Даже тут
значок АСБ исправно работал. Но пускать Гусева на свою территорию
охрана все-таки не собиралась. Она уже не чувствовала себя так
уверенно, как раньше, но все равно до упора качала права. Валюшок
курил и ждал, когда же на свет Божий появится самый убедительный
аргумент Гусева - "беретта". Ему было очень интересно, хватит ли у
ведущего пороху с боем прорваться на такой серьезный объект, как
знаменитая "Кремлевка".
Но Гусев, похоже, не хотел лишнего шума. Он зашел на КПП и теперь
разговаривал с дедулями. "Вратарь" сверлил недобрым взглядом машину
выбраковщиков и конкретно Валюшка.
Сзади подъехал фургон "скорой" - не какая-нибудь "Газель"
задрипанная, а "Шевроле". Громадная махина нависла над "двадцать
седьмой" и нетерпеливо гуднула. "Вратарь" снова попытался мановением
руки сдвинуть Валюшка с места, но тот сделал вид, что его эти жесты не
касаются. И на всякий случай высвободил игольник.
"Скорая" гудела, Валюшок курил. Из будки выскочил разъяренный
Гусев и что-то такое бросил на ходу в адрес "вратаря", что тот весь
покрылся красными пятнами. Шлагбаум пошел вверх. Гусев запрыгнул на
место и хлопнул дверью так, что едва не развалил машину.
- Вперед! - скомандовал он. - Ну, с-суки! Режимный объект, видите
ли! Закон им, понимаешь ли, не писан! Ладно, гады, я вернусь! Узнаете
у меня, что такое стоять на боевом посту... В зоне боевых действий ваш
пост окажется... Тогда посмотрим, у кого тут есть полномочия, а у кого
их нет... Прости, Леха. Разозлили они меня дальше некуда.
- Я все ждал, когда же ты ствол достанешь, - поддакнул Валюшок.
- Сегодня нельзя, - вздохнул Гусев. - Дело сорвется. Ой, ну и
блядство! Ты представляешь, там на КПП парень какой-то на стенку
лезет, орет: "Пустите, уроды, у меня жена в гинекологии загибается!".
А они ему: "Дни посещения четверг и суббота*, телефон на стене
висит"...
___________________________________________________
СНОСКА: * Администрация Центральной Клинической Больницы усматривает в
данном эпизоде вопиющую неточность. По просьбе администрации сообщаем:
дни посещения в ЦКБ - четверг, суббота и воскресенье (прим. ОМЭКС).
____________________________________________________
"Двадцать седьмая" катилась по небрежно убранной аллее. Заметно
было, что дворники здесь тоже "режимные" и перетруждаться не любят. А
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг