и, скрежеща гусеницами по камням, раскачиваясь с боку на бок, двинулась
через какой-то бурный, но, вероятно, неглубокий поток.
Где-то совсем близко грохнул взрыв. На площадку бронетранспортера
плеснулась вода. О борта машины застучали пули.
- Быстрее, Боб, быстрее! - обеспокоенно произнес тот же голос. - Мы
сейчас как на ладони. Назад поедешь другой дорогой. Теперь они будут
поджидать нас.
"Кто "они"?.. Какой именно дорогой?"
Впервые за несколько часов инженер Щеглов услышал слова из уст этих
людей, услышал, не зная даже, кому принадлежит этот резкий, отрывистый
голос.
Связанный, с мешком на голове, инженер лежал на площадке
бронетранспортера, изнемогая от духоты, задыхаясь от гнева.
Все произошло так неожиданно, так внезапно...
Когда прозвучал авральный сигнал, инженер бросился в трюм "Игарки",
чтобы спасти наиболее важную деталь своего ультразвукового локатора -
кварцевые стабилизаторы. Защитный кожух с прибора удалось снять легко, но
затем дело затормозилось. Не имея под руками соответствующих инструментов,
инженер действовал карманным ножом. Стабилизаторы снять так и не удалось:
через иллюминатор звукометрической кабины хлынула вода.
Когда Щеглов выбрался на палубу, "Игарка" уже глубоко сидела в воде.
Она сильно накренилась на правый борт, и все шлюпки отошли далеко влево,
чтобы не быть затянутыми в водоворот. А Щеглову уже не приходилось
выбирать: он прыгнул с правого борта и как можно скорее поплыл от судна.
Инженер считал себя неплохим пловцом, поэтому-то и не беспокоился, что
уплывает не в ту сторону, куда нужно. Вот еще немного, а затем можно
повернуть назад... Но впереди мелькнул тусклый огонек, словно кто-то курил
папиросу. Щеглов поплыл в том направлении.
Через минуту огонек блеснул уже правее, дальше.
- Эй, на лодке! - закричал инженер.
Никто не ответил. Щеглов ускорил движения. Но и лодка, начавшая
проступать во мгле серым пятном, не останавливалась. Инженер перешел на
брасс, словно дело шло о первом месте в соревновании на скорость, догнал
надувную резиновую лодку и, отфыркиваясь, сказал сердито:
- Ну, что это за шутки, товарищи?!
Кто-то молча протянул ему весло и помог вылезти из воды. А затем на его
висок упало что-то тяжелое.
И вот теперь Щеглов не смог бы даже сказать, сколько прошло времени с
момента гибели "Игарки". Тускло, неясно вспоминалась узкая металлическая
камера. Кто-то, склонившись над ним, связанным, вытаскивал из его кармана
непромокаемый бумажник с документами.
- Чеклофф... инженер... - слышалось на английском языке. - Ну, этого
можно передать Харвуду. Помните, он просил?
Щеглов что-то закричал, но что именно - забылось. На его лицо упала
мокрая тряпка, разлился неприятный, тошнотворный запах какой-то жидкости.
И лишь вот здесь, в бронетранспортере, если судить по рокоту мотора и
скрежету гусениц, Щеглов окончательно пришел в себя, обессиленный, с
тяжелой, словно после изнурительной болезни, головой.
Он не ругался, не угрожал, не кричал - все это было излишним. При таких
обстоятельствах лучше прикидываться спящим, - может быть, удастся что-либо
подслушать. Но, как назло, спутники попались не из говорливых. Лишь
неожиданное приключение прервало молчание одного из них.
"Кто взорвал мост?.. Кто стрелял по машине?"
Инженер мог предполагать все, что угодно, с одинаковым шансом ошибиться.
"Может быть, партизаны?"
Возможно, что и партизаны: ведь вся юго-восточная Азия охвачена
освободительным движением. Но какая же это страна?.. Вьетнам?.. Корея?..
Таиланд?..
Бронетранспортер вновь выбрался на ровную дорогу. Мотор теперь рокотал
глухо, машина шла плавно, без толчков, - вероятно, по автостраде.
- Когда возвратишься в Сингапур, - сказал тот же голос, - установи на
транспортере еще один пулемет. Не мешало бы также укрепить борта.
- Да.
"Сингапур! - обрадовался инженер. - Итак - Малайя!.. Обстреливали
малайские партизаны... Ну, говори же, говори дальше, мерзавец!"
Но вновь, - и очень надолго, - установилось молчание. Еще несколько раз
бронетранспортер объезжал препятствия, наконец сбавил ход, остановился.
Послышался лязг металла, скрип - вероятно, открывались ворота, а затем
возглас:
- Хелло, Джонсон! Привез?
- Хелло, Смит!.. К сожалению, лишь одного. Но ты мне должен быть
благодарен:
настоящий русский, к тому же инженер!
- Хо!.. Не тот ли, случайно, что...
Голоса удалялись. Инженер уже едва-едва разбирал слова.
- Да, да!.. А где же Харвуд?.. Я должен ему кое-что передать.
- Говори мне. Харвуд занят.
"Джонсон. Смит. Харвуд".
Эти фамилии врезались в мозг Щеглова, как что-то чрезвычайно важное. Он
не видел лиц этих двоих, но запоминал каждую интонацию голосов.
"Ну, погодите, Джонсон, Смит и Харвуд! - думал инженер. - Мы еще
рассчитаемся с вами за все!"
Вновь зарокотал мотор, и бронетранспортер двинулся с места. Он свернул
вправо, въехал в какое-то помещение, - рокот стал звонким, - и остановился.
- Перенесите его в пятую, - сказал кто-то.
Звякнуло железо. Чьи-то руки подняли инженера.
- Не околел ли он случайно?
- Да нет, дышит. Вероятно, без сознания. Беда с этими неженками - долго
не выдерживают.
Вот тут-то и Щеглову стало страшно. Безразличные к судьбе человека
голоса, загадочные намеки... Куда же, в конце концов, он попал? И что
ожидает его здесь, где-то в дебрях Малайи?
Его положили на носилки, понесли куда-то... Направо... налево...
Вверх...
вниз... Наконец, как мешок с просом, бросили на что-то довольно
твердое, развязали руки и ноги, стащили с головы мешок и ушли. Щелкнул
замок.
Прошло несколько минут, и лишь тогда инженер открыл глаза.
Крошечная камера, обшитая блестящим металлом. Металлическая кровать,
стул и стол, привинченные к полу. Ни единого окна, зато целый ряд темных
отверстий в стенах. Под потолком - тусклая лампочка. На столе чистая
бумага и несколько карандашей.
Внешний вид камеры не объяснял ничего. Тогда инженер произвел более
тщательный осмотр.
Дверь - металлическая, сплошная, без единой щелочки. Под кроватью -
пусто. В отверстия на стене можно засунуть кулак, но он сразу же
натыкается на какие-то решетки... Вентиляция?.. Но зачем столько
патрубков? Хватило бы и одного. К тому же эти отверстия направлены как-то
странно: наискось к поверхности стен.
Мозг, привыкший к проектированию, сразу же установил: если продлить эти
патрубки в камеру, они пересекутся в двух точках, над столом, на уровне
лица, и над кроватью - там, где в наклонно устроенном матраце сделана
выемка для головы.
Может быть, это трубы для наблюдения?.. Но не лучше ли установить один
экран - на потолке хотя бы?
Да, опасность могла прийти из этих отверстий. И наиболее неприятным
было то, что неизвестно, как бороться с ней.
Как ни был возбужден сейчас Щеглов, но длительное путешествие с мешком
на голове давало себя знать. Ныли мускулы всего тела. Болели глаза.
Хотелось лечь, уснуть и спать долго-долго. К тому же и в самом деле
следовало отдохнуть, чтобы восстановить силы.
Инженер устроился на кровати, положив ноги на возвышение. Но так было
непривычно и неудобно. Вскоре у него заболела шея и перед глазами пошли
круги: кровь приливала к голове, лежавшей очень низко. И тогда Щеглов,
махнув рукой, улегся наоборот, - именно так, как этого, вероятно,
добивался тот, кто оборудовал камеру.
Как ни старался Щеглов, он не мог уснуть на протяжении часа или двух, а
затем внезапно как бы упал в темную молчаливую пропасть. Он спал, пожалуй,
долго, крепко, без сновидений - и проснулся оттого, что его начал душить
смех.
- Ох-хо-хо!.. Ха-ха-ха!.. - хохотал инженер, протирая глаза.
Он опомнился, вскочил с кровати, сел у стола, пощупал лоб: что это -
сумасшествие?.. До смеху ли сейчас?
Но ему все равно хотелось смеяться. Хохотать. Ржать, схватившись за
живот.
Это дикое желание приходилось сдерживать ценой громадного напряжения
воли.
И вдруг ему стало грустно, тоскливо, горько. Потянуло склониться к
кому-нибудь на плечо, заплакать, пожаловаться на горькую долю... И он, этот
взрослый мужественный человек, не раз смотревший смерти в глаза, в самом
деле чуть не заплакал. Обхватил голову руками. Застонал... И вдруг вскочил:
в нем вспыхнул неожиданный гнев - неизвестно против кого. Захотелось
громить, коверкать, ломать. Не помня себя, он грохнул кулаком по
металлическому столу так, что письменные принадлежности разлетелись во все
стороны. Это разъярило его еще больше, и он начал рвать бумагу, ломать
карандаши. Один из них упал и покатился под стол, в угол. Щеглов нагнулся,
чтобы искромсать и его... и опомнился: да что же это такое?! Надо взять
себя в руки. Начать какие-нибудь вычисления, что ли, лишь бы
сосредоточиться и не давать воли возбужденным нервам.
Но как только он поднялся, гнев охватил его с еще большей силой.
Карандаш!
Проклятый карандаш! Его нужно поднять с пола, раздробить в щепки,
растереть в порошок!
И вновь у инженера прояснилось в голове, когда он забрался под стол.
Восстановилась способность к рассуждению.
- Погоди, погоди... - бормотал он себе под нос. - Отверстия... Против
стола... А что если подняться лишь на одно мгновение?
Он выглянул из своего убежища на долю секунды, но и этого было
достаточно, чтобы установить: да, болезненные явления психики наблюдаются
над столом, а под ним - нет.
- Какой-то газ? - соображал вслух инженер. - Нет, тогда везде было бы
одинаковое действие... Лучи?.. Но какие?.. Да, вероятно лучи - иначе зачем
же эти металлические стены? А металлическая крышка стола - хороший экран...
Ну, так, господа, - кто вы там ни есть - прошу!.. Продолжайте ваши
эксперименты, а я посижу под столом!
С видом мальчишки, перехитрившего кого-то из противников, Щеглов
устроился в своем укрытии поудобнее.
- Так... Смех, горе, гнев... Неожиданная смена настроений... Как это
объяснить?.. Что же вы еще припасли для меня, господа?.. И, вероятно, не
только для меня...
Он привык рассуждать с самим собой, - так почему-то легче находилось
правильное решение.
- Следовательно, лучи смеха, лучи гнева, лучи грусти... Паршивые же это
лучи, если от них можно уберечься, надев на голову кастрюлю, например, не
говоря уже о каске... А почему на голову? - возразил он сам себе. - Может
быть, нужно закрыть все тело?
Проверка предположения заняла немного времени: сначала Щеглов высунул
из убежища руку и подержал ее над столом, затем спину и наконец ухитрился,
стоя на руках, "облучить" ноги. Никакого действия.
Но едва инженер попытался подняться - в его уши врезался звук
невероятной силы. Походило на то, что из каждого отверстия комнатки
загудел паровозный гудок.
Щеглов закрыл уши ладонями, но это не помогло.
- Что-то новое... новое... - бормотал он. - Лучи звука?.. Абсурд!.. А
если отойти в противоположный угол?
Он направился к двери. Звук ослабевал с каждым его шагом.
- Странно... очень странно... Да, это какие-то лучи... Но какие?
Звук внезапно оборвался, зато перед глазами у Щеглова появился свет.
Шаг назад - свет усилился. Еще шаг - начал ослеплять. Можно было закрыть
глаза, отвернуться, закрыться - сияние не ослабевало нисколько.
Погас и свет. Инженер засмеялся. Затем захохотал:
- Ах, господа, ваша программа исчерпана!.. Снова смех... Снова...
Но этот его смех был уже неестественным - и, как это ни странно,
сопротивляться смеху было труднее всего. Инженер вновь забрался под стол.
Смешно, когда под крошечным столом, согнувшись в три погибели, сидит
человек солидный, взрослый. Но Щеглов не замечал комизма своего положения.
Он теперь убедился, что его ждет тяжелое испытание. Весь этот "концерт"
был устроен специально. Зачем?.. А может быть, среди этих многочисленных
лучей, которые, вероятно, действуют на мозг, есть и "лучи болтливости"?
"Лучи предательства?"... Но что можно вытянуть из него, работавшего с
ультразвуковым локатором, если эти приборы уже давно перестали быть
секретными?.. Следовательно, тут что-то иное. Нужно быть начеку...
Так размышлял инженер Щеглов, сидя под столом в полной уверенности, что
ему удалось перехитрить еще не виденных им Джонсона, Смита и Харвуда.
...А Смит и Харвуд все это время внимательно следили за каждым его
движением на экране телевизора.
- Хитер, дьявол! - раздраженно сказал Смит. - Так хорошо пошло все
сначала, а затем... Неужели догадался?.. Ну, так я переведу его сейчас в
четвертую.
Там нет никакой защиты от излучения. Я его пристегну! Он у меня
запляшет!
- Оставь! - холодно прервал его Харвуд. - Удивляюсь, откуда у тебя
столько желчи? Чем он насолил тебе, в конце концов?.. Оказался умнее тебя?
Проектировал камеру ты - вот и помалкивай!.. А мне он нравится. Сметлив.
Изобретателен... Я читал его научные труды, - к сожалению, лишь об
ультразвуке. Талантлив... Если удастся его сломать - это будет прекрасная
"мыслящая машина".
- Если удастся! - насмешливо фыркнул Смит. - Ты уже забыл его
предшественника?! Вот такие они все, эти русские: подыхает, но вопит "да
здравствует!.." Советую не возиться с ним, а пустить на эксперименты.
Европейская пленка у нас далеко не заполнена. Я уже давно собираюсь
записать ощущения ошпаренного кипятком.
- Хватит, хватит! - махнул рукой Харвуд. - Пойдем к нему. Но прошу - не
смотри волком, а то при одном взгляде на тебя человеку становится тоскливо.
Харвуд поднялся и направился к двери. Смит метнул на него взгляд, в
котором и впрямь блеснуло что-то волчье, выключил телевизор и заковылял
следом.
Они опустились на лифте в подземелье, прошли по длинному коридору и
остановились перед камерой с табличкой "5" на двери.
- Тише! - прошептал Харвуд. - Его нужно захватить врасплох.
...Когда послышалось слабое позвякивание металла о металл, инженер
Щеглов понял, что за ним пришли. Следовало бы немедленно убраться из-под
стола, но он не успел этого сделать. Дверь отворилась. У порога стояли
двое - молодой красивый мужчина и длиннорукий согбенный человек лет
пятидесяти.
- Как дела, мистер Чеклофф? - приветливо спросил молодой.
Щеглов устроился под столом поудобнее, окинул взглядом вошедших и не
ответил. Он умышленно напустил на себя вид инертного, безразличного ко
всему человека, чтобы иметь время для ориентировки.
"Джонсон, Смит, Харвуд... - вспоминал инженер. - Но кто же эти двое?"
Это походило на алгебраическую задачу с тремя неизвестными. Он знал три
фамилии, слышал два голоса из трех, но никого из врагов не знал в лицо.
В первое мгновение Щеглову показалось: задачу решить нельзя. Но тотчас
же мелькнула мысль:
"Стоп?.. Джонсон - в бронетранспортере, Смит - при въезде в эту тюрьму,
у них голоса не такие. Следовательно, это - Харвуд".
Теперь оставалось уяснить, кто сопутствует Харвуду: Джонсон или Смит?
У Джонсона голос был отрывистый властный, как у человека военного.
Ясно, что вот этот длиннорукий сморчок в армии не служил. Ему, вероятно,
свойственны жестокие и ехидные интонации...
"Итак, второй - Смит!"
Харвуд подошел ближе и вновь спросил:
- Как самочувствие, мистер Чеклофф?
- Неплохо, мистер... Харвуд. "Концерт" окончен?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг