призрак безжалостно подводил его к выбору.
Страх и отчаяние Олимуса достигли предела, когда
он услышал тяжелые шаги Вороса. Травник остановился за тонкой
деревянной дверью и несколько минут стоял, наслаждаясь
тревожным ожиданием жертвы. Мальчик действительно почувствовал,
что слепнет от парализующего ужаса, - Ворос олицетворял непобедимое
зло, неотделимое от мерзкого плотского греха.
Травник открыл дверь и вошел в келью, наполнив ее
терпкими диковатыми запахами трав. Никто не знал в точности, какие
зелья и отвары готовит он в своей мастерской. В одной руке
он держал свечу, которую водрузил на грубо сколоченный
табурет. На его широкой гладкой физиономии застыла отрешенная
улыбка. Вполне возможно, что он находился под воздействием
какой-нибудь дурманящей травы.
Ворос сел рядом с мальчиком, скрючившимся на тюфяке, и
положил руку ему на бедро. Его толстые розовые пальцы были горячими,
и Олимус ощутил их жар даже через одежду. Мальчик мелко дрожал и
ненавидел себя за это, однако не мог унять дрожь... Травник лег рядом,
и мальчик с содроганием почувствовал, как большой упругий предмет,
торчавший между бедрами Вороса, уперся ему в спину. Горячие пальцы
оглаживали его грудь и живот. В отблесках тусклого пламени свечи травник
казался жирным животным, шумно выдыхавшим кисловатый запах объедков,
застрявших в зубах...
Руки Вороса стали более настойчивыми. Травник начал
раздевать мальчика. Олимус услышал его шепот - ласковый и
грязный - и дернулся, пытаясь вырваться из объятий, но
сильные руки крепко держали его, проникли в пах, и тогда у
Олимуса не осталось выбора.
Он вдруг увидел лицо, сформировавшееся из узора трещин
в камнях, - искрящийся образ Стервятника Люгера. Мальчик
чуть не закричал. Тот, кого он считал своим отцом,
издевательски улыбался. Его презрение обдало Олимуса, как
поток нечистот, - и смыло липкую паутину страха.
Детская рука змеей скользнула под тюфяк, и пальцы сжали
узкую стальную рукоять. С недетским коварством Олимус повернулся
и улыбнулся травнику, как благодарный любовник. Затем, улучив
момент, он воткнул свой грубо заточенный клинок в живот Вороса,
впервые в жизни испытав наслаждение от свершившейся мести.
Хватка толстых пальцев мгновенно ослабла, и, воспользовавшись
этим, Олимус вскочил с тюфяка. Травник рычал, уставившись на ребенка,
и в его взгляде была ярость, смешанная с безмерным удивлением.
Олимус же смотрел мимо него - в стену, на которой кривилось
в усмешке глумливое безглазое лицо Стервятника... Детский мозг
отказывался воспринимать происходящее. И все же мальчик знал, что
делать. Знание пришло из неизвестного источника. Ему надлежало довести
дело до конца и избежать преследования.
Держа клинок обеими руками, он подошел к хрипящему травнику
и с разгона вонзил заточенную стальную полосу ему в горло. Горячая
кровь залила руки Олимуса, но он стоял и с невероятным спокойствием
наблюдал за тем, как стекленеют глаза его врага, как оплывает оскал
на лице, как мертвеют пальцы...
Потом он вытер клинок об одежду травника, загасил свечу
и вышел из кельи, аккуратно прикрыв за собой дверь. В его
распоряжении была половина ночи, чтобы сбежать. Он ощущал
пьянящую и незнакомую ему ранее свободу. Беспокоило его
только одно: где и когда он снова встретит призрака из каменного
мешка - загадочное и пугающее существо, подарившее ему эту свободу.
Глава четвертая
БЕГЛЕЦ
Несмотря на свою молодость, Олимус был прекрасно осведомлен
о порядках в монастыре. В частности, он знал, что ворота
запираются на ночь, превращая внутренний двор в достаточно
труднодоступное место. Поэтому он не стал тратить время на
бесполезные попытки и направился прямиком в ткацкие
мастерские, где раздобыл длинную прочную веревку. Потом с
непонятно откуда взявшейся расчетливостью посетил трапезную
и набил живот остатками ужина, а полотняный мешок - вяленым
мясом и хлебными сухарями.
Прокравшись через уютное монастырское кладбище, он
оказался во фруктовом саду, где едва не столкнулся с
аббатом Пебалем, прогуливавшимся под звездами и погруженным
в благочестивые размышления. Если Пебаль и заметил фигуру
послушника, метнувшегося в кусты, то не придал этому значения.
Олимус проводил взглядом его спину. Рука мальчика все еще
сжимала клинок, и он на какое-то мгновение вдруг ПРЕДСТАВИЛ, что
снова может пустить его в ход.
Это было похоже на наваждение; он тотчас же испугался
собственных мыслей. В конце концов, настоятель не сделал ему ничего
плохого...
Олимус почувствовал чье-то присутствие за своей спиной.
Резко обернувшись, он увидел белую руку с длинными изогнутыми
ногтями, висевшую в темноте. Полупрозрачное запястье постепенно
растворялось в воздухе.
Он узнал эту руку, и его спина покрылась холодным потом.
Потом рука Стервятника исчезла бесследно и вместе с нею
исчезло преступное желание Олимуса, исчезла жажда крови...
Дождавшись, когда Пебаль скроется из виду, мальчик
выбрался из своего укрытия и побежал в сторону служб,
размещавшихся под южной стеной, которая в том месте
была и самой низкой. Здесь он воспользовался лестницей,
чтобы взобраться на крышу травохранилища (при этом он
вспомнил о Воросе и не смог удержаться от улыбки), а оттуда - на
внешнюю монастырскую стену, имевшую около двух шагов в ширину.
Обвязав веревку вокруг столба, поддерживавшего навес,
Олимус сбросил вниз мешок с едой и кинжал, - клинок со звоном
ударился о камни. Потом стал спускаться в темноту на свой страх и
риск, даже не зная, достанет ли веревка до земли.
Он завис на высоте второго этажа, упираясь ногами в
отвесную стену и держась за измочаленный конец веревки. Он долго не
решался прыгнуть в темноту - со сломанной ногой ему не удалось бы
уйти далеко. Он не знал, каким может быть наказание
за убийство монаха, но вообще не хотел быть наказанным...
* * *
Никто не посвящал его в таинство Превращений. В отличие
от отпрысков благородных семейств, у него не было личного
учителя магии или старшего в роду - того, кто постепенно развил
бы в нем рискованные свойства, способные не только спасти в
безнадежной ситуации, но и существенно укорачивающие жизнь.
Церковь никогда не приветствовала Превращения, а о практике
в монастыре шуремитов не могло быть и речи.
Поэтому Олимус некоторое время был беспомощен. Потом вдруг
почувствовал, как кто-то невидимый тянет его вниз. Темнота
под ним была слишком уж плотной. Излучение Люгера пронизывало
все вокруг. Какая-то птица жутко закричала из-за звезд, и
мальчик разжал руки.
Ему отчаянно хотелось выжить. Сжавшись в ожидании удара о землю,
он падал, омываемый струями ночного воздуха. И вдруг развел руки в
стороны... Падение длилось не более секунды. Когда пустота в его
голове снова начала заполняться, он обнаружил, что мир изменился,
распавшись надвое.
Вокруг рассеивался какой-то дым, и сквозь него проступали
искаженные линии стены, покосившееся небо, с которого исчезли
звезды, качающиеся деревья и выпуклая земля. Сотни интенсивных
запахов и звуков буквально раздирали на части его внимание...
Повинуясь неведомому инстинкту, он изменил положение своего
тела раньше, чем успел осознать это, и все резко перевернулось
у него перед глазами.
Черный котенок величиной с зайца мягко приземлился,
несмотря на опутавший его бесформенный кокон одежды. Олимус
припал к камням, прижав к голове остроконечные уши, и замер,
свыкаясь с самыми необычными ощущениями в своей короткой жизни.
Он вспомнил мгновение, предшествовавшее превращению, -
мгновение, когда метаморфоза уже не зависела от его желания
и стала неизбежной. Таинство открылось ему под угрозой падения.
Его сознание было подготовлено к этому долгими бдениями наедине с
призраком, хотя Олимус и не понимал этого.
Теперь он видел в темноте несравненно лучше, чем человек,
и стал гораздо подвижнее. Его гибкое кошачье тело оказалось
совершенным и чувствительным к легчайшим прикосновениям. Он
выпустил и спрятал свои острые когти, поиграл хвостом. Густая черная
шерсть согревала его, и он не почувствовал себя обнаженным даже тогда,
когда выпутался из одежды.
И все же ему предстояло обратное превращение. Он хотел
завладеть оружием и иметь запас еды на несколько суток. В
монастыре он получил кое-какое представление о географии.
Он решил идти на запад, к берегу моря и большим незнакомым
городам. На самом деле его целью был Скел-Могд, но Олимус еще не
подозревал об этом. Тем не менее, прекрасно ориентируясь в теле
кошки, он выбрал направление и наметил ориентиры.
Темного котенка, притаившегося среди камней, окутало
дымное облако. Густой дым столбом поднялся в небо, а на его
месте остался сидеть голый мальчик, поспешивший натянуть на
себя брошенную одежду.
Превращение в человека удалось ему легко и уже не было таким
ошеломляющим. Олимус учился быстро. К тому, что за это удовольствие
придется заплатить годами жизни, он пока еще относился довольно
легкомысленно.
Он подобрал свой клинок, мешок с провизией и без всякого
сожаления отправился прочь от монастырских стен. Ни разу не
оглянувшись, он вошел в лес, который даже днем был диким и
опасным местом.
Черные кроны сомкнулись над ним, как грозовые облака.
Какой-то крупный зверь бродил в зарослях, потрескивая сухими
ветвями. Гулко закричала разбуженная лесная тварь... И все же чаща
пугала Олимуса гораздо меньше, чем жуткие и зыбкие ландшафты,
в которые уводил его во время сновидений неприкаянный дух
Стервятника Люгера.
* * *
К исходу третьего дня отощавшего и смертельно измученного
мальчика подобрал небольшой отряд контрабандистов, высадившихся
на северном берегу моря Уртаб. Когда Олимус уснул в их лагере,
они осмотрели его одежду и клинок со следами засохшей крови.
Утром его не стали прогонять - при условии, что он не будет
задерживать продвижение отряда.
Последующие трое суток Олимус не отставал от взрослых
мужчин и даже нес кое-какую поклажу. Никому не удалось
разговорить мальчика и узнать его историю. В конце концов
его приняли за одного из бесчисленных рыбацких детей,
оставшихся без семьи и крова.
Он не жаловался и не задавал лишних вопросов. Странными казались
его недетская сдержанность и долгие ночные бдения у костра. Он и сам
не понимал, что именно открывалось ему в танцующих языках пламени.
Призрак отца не появлялся во время этих медитаций, зато Олимусу дважды
приходилось видеть пейзажи, среди которых отряд оказывался
лишь на следующий день.
После того, как мальчик дал дельный совет предводителю
отряда относительно выбора дороги, тот начал присматриваться к нему
внимательнее и даже заподозрил в нем гарбийского шпиона. Подозрение
было нелепым, однако стоимость товара, по мнению контрабандистов,
намного превышала ценность человеческой жизни.
Олимус почуял неладное задолго до того, как спутники
решили избавиться от него. На привале он проснулся от
охватившего его чувства сильнейшей тревоги. Он не пошевелился,
приоткрыл глаза и посмотрел на спящих и застывшего в отдалении
часового. Внутренние часы отмеряли время, оставшееся до того
момента, когда мальчика могли удавить, как щенка...
Кто-то позвал его из леса, обступившего место стоянки. Зов был
беззвучным и похожим на притяжение призрака из стены. Олимус
безраздельно доверял ему. Он бесшумно перекатился на живот,
схватил свой клинок, с которым старался не расставаться,
ближайший мешок с товаром и стал отползать в темноту.
Вскоре костер превратился в едва приметный огонек, мерцавший
между частоколом стволов. Теперь беглец знал дорогу не хуже
контрабандистов, потому что держал уши открытыми. До
гарбийской столицы Эльмарзора оставалось не более суток
пути. Он еще не представлял себе, что спрятано в мешке и что
сделает с товаром, но это мало беспокоило его.
Олимус уверенно двигался в темноте, прислушиваясь к звукам
леса. Ему даже показалось, что он расслышал проклятия, которыми
разразился вожак контрабандистов, обнаружив исчезновение мальчишки.
На его лице появилась мстительная улыбка. Мешок, который он нес за
плечами, был его первым в жизни трофеем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СЛУГА ПРИЗРАКА
Глава пятая
РАЗБОЙНИК
Пятнадцатилетняя дочь герцога Левиура Регина возвращалась
из столицы в фамильный замок. Карета с гербами, запряженная
лучшей четверкой из герцогских конюшен, летела по восточному
тракту, оставляя за собой длинный шлейф пыли. Ее сопровождал
отряд охраны из двадцати всадников.
В карете, кроме Регины, находились ее служанка и старый
шут герцога Дилгус, к которому девушка привыкла с раннего
детства и которого считала своей игрушкой. Дилгус давно утратил
былую подвижность и остроумие, баловался черной магией, слыл неплохим
бойцом на мечах и относился к жизни с той долей цинизма, которая, по
мнению Левиура, могла быть полезной его дочери.
Регина смотрела в окошко кареты на проплывавшие мимо
холмы, поросшие редким лесом. Ее красивое надменное лицо
сейчас было хмурым и недовольным. Ей предстояло провести скучный сезон
в замке, и это не вызывало ничего, кроме радражения. Ни развлечений,
ни кавалеров, ни даже общества пресыщенных подруг... Регина
протестовала против внезапного решения отца удалить ее из
столицы, однако герцог был непреклонен.
Она была развита не по годам и хорошо понимала, что
случилось нечто из ряда вон выходящее. Левиур стал злым и
раздражительным, часто совещался со своими приближенными, а
охрана вокруг дворца в Скел-Могде была удвоена. Когда он решил
отправить дочь в замок, ей стало ясно, что угроза
непосредственно касается и ее. Но кто мог угрожать одной из
знатнейших особ королевства в самой столице?!.. Герцогиня
осталась в городе, но она уже давно жила своей собственной жизнью.
Регина терялась в догадках, а проклятый клоун Дилгус ничем
не хотел помочь ей. Она злилась на шута, тот отвечал в своей
обычной нагловатой манере, но замолкал, как рыба, едва разговор
касался их постыдного бегства.
* * *
Карета в окружении всадников въехала в прибрежный лес.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг