"О чем ты думаешь, дурак? Может, ты ходишь по кругу?"
Буран заметает следы быстрее, чем высыхают детские слезы. Шаг, еще
шаг... Веревка натягивается. Отчаянные рывки. Рой останавливается и
оборачивается. Ни черта не видно. Крик. Кто-то упал сзади. Вся связка
встала. Ближайшие помогают бедняге подняться...
"Что с ним? Если не сумеет идти, понесем. А что делать? Иисусу было
труднее..."
Ползем дальше.
Буря усиливается. Каждый шаг -- прорыв сквозь мокрую простыню. И
сколько их еще впереди!.. Слепец ведет слепцов. Но они-то думают, что он --
зрячий. Знаменитый Рой с его гениальной интуицией и способностью находить
выход из любого положения!.. Сдохнет тут, как сдохли десятки и сотни до
него. А людей он погубил... На ум пришли слова старой песенки -- "пятнадцать
человек на сундук мертвеца..." Йо-хо-хо, что там еще? Ах, да -- и бутылка
рому... Сейчас он не отказался бы хлебнуть чего-нибудь покрепче. Спирта.
Чистейшего горящего спирта...
"Не чувствую кончиков пальцев. Если отморозил -- хана. И не помню, как
называлась та книжка. Ну та, где пятнадцать человек... Не помню, и все...
Себя, дурака, ни капли не жалко. А девочку оставлять жалко. И Грува.
И Кешку. Но особенно девочку."
Только рядом с Лили он расслабляется, только с нею бывает иногда самим
собой. Но не до конца. Кое-что припрятано ото всех и от нее в его грязненьком
тайнике...
Она будет красавицей, если выживет. Хотя какое там, к черту, будет!
Она УЖЕ красавица -- и что самое лучшее, не догадывается об этом. В ней нет
ни грамма фальши. Когда он смотрел на нее, спящую, у него щемило сердце.
Рой боялся признаться самому себе, что любит ее как женщину. Он хотел
ее и не брался отличить любовь от похоти. Оставаясь с нею наедине, он
сдерживался лишь ценой невероятных усилий воли. Но однажды черная волна
накроет его с головой и разум захлебнется...
Это началось давно. Так давно, что он считал себя извращенной скотиной.
Он надеялся, что это пройдет. Девочка выросла, но страсть не остывала, а
становилась сильнее с каждым днем. Он загонял свое чувство в самую
глубокую яму сердца, где оно бродило, превращаясь... Он и сам не знал, во
что. Это его и пугало. Лили ни о чем не догадывалась. Тогда почему же он
скрывал от нее, что...
"Стоп! Хватит о Лили. Думай о тех, кто сейчас рядом. Но ведь и она
всегда рядом с ним. Вот она -- на внутренней стороне век. Вот ее глаза,
ее улыбка, вся ее ладная фигурка... О Господи, если я не вернусь, она тоже
умрет..."
Добраться бы до того места, где протянуты веревки, а дальше будет
легче. ЛЕГЧЕ? Уже сейчас вина висела на нем, как нестираемое проклятие.
Тянула вниз, приказывала упасть. Ниже, ниже, еще ниже, пока не сравняешься
с самыми гнусными из своих фантазий и грез...
Он все время думал не о том. А эти люди, шедшие за ним в связке,
полностью доверяли ему. Что хорошего в слепой вере? Хотел бы он иметь
лидера, на которого мог бы положиться!..
Что это было? Собачий лай? Нет, не может быть. Игра воображения. Вот
опять... Девочку он уже видел. Почему бы теперь не вспомнить Грува?
Надежный, смышленый пес. Иногда он согревал Роя холодными ночами, но чаще
Рой велел ему ложиться с маленькими детьми. Наша бегающая грелка... Сегодня
он не взял с собой Грува именно по этой причине -- один из малышей заболел.
Но, если честно, было еще кое-что -- он просто берег пса и надеялся
когда-нибудь найти ему суку, пусть даже из диких. Возродить собачье племя.
Грув был ровен со всеми, кто относился к нему по-доброму, но
подчинялся только Рою, которого со щенячьего возраста выбрал своим
старшим братом. Иного и нельзя было ожидать от бастарда. Помесь лайки и
полярного волка выглядела многообещающе. Густая теплая шерсть, сильное и
выносливое тело, впечатляющие клыки. Грув уже показал себя в схватке со
стаей диких псов. Ему пришлось залечивать раны два месяца, но четверо
врагов навсегда остались там, где встретились с ним.
...Лай раздался ближе, или Рою кажется? Возбужденные голоса людей
подтверждают, что это не слуховая галлюцинация на почве переутомления.
Белое мелькает на белом. Живой вихрь, опережающий стихию. Пляшущие
черные точки. Это, должно быть... Так и есть! Нос и глаза Грува. Судя по
обрывку веревки с измочаленным концом, болтавшемуся у него на шее, пес
перегрыз ее и сам отправился на поиски.
Прыжок, натиск, порывистое дыхание. Красный горячий язык. Сильный
звериный дух... Пес весит немало, а Рой слишком устал. Он валится в снег, и
Грув кладет ему морду на грудь. Оттаскивать бесполезно. Если брат не
встанет, он будет согревать его. Если брат умрет, Грув умрет тоже, но не
сдвинется с места.
Однако это произойдет не сегодня. Еще не время... Рой отпихивает пса и
встает, хотя ему кажется, что для этого надо приподнять могильную плиту
толщиной с земную атмосферу. Еще ничего не кончилось. Сдаться проще всего.
И приятнее, если на то пошло. Тихо уснуть в обнимку с Грувом. Обрести,
наконец, желанный покой. Ждать Лили на том свете. Там наверняка тепло, а в
аду даже жарко. Пожалуй, он выбрал бы ад, чтобы СОГРЕТЬСЯ...
Ты раскис, сопляк, сказал он самому себе. Эгоистичная тварь. Готов
утащить за собою всех? Быстрее домой, пока пес еще в состоянии найти дорогу
по запаху! Вот только долго ли продержится запах в такую безумную ночь?
Но Грув -- малый не пальцем деланный. Он мочился по пути, оставляя
пахучие метки через каждые двадцать-тридцать шагов. Горячая моча прожигала
снег на десятки сантиметров. Рой представил себе, как Грув постреливает
короткими струйками, задирая лапу, и расхохотался. Ветер тут же залепил ему
рот и швырнул смех обратно в глотку. Восстанавливая сбитое дыхание, Рой
поплотнее закрыл меховой капюшон и очистил ото льда щель для глаз. Очень
узкую, но достаточную, чтоб видеть хвост пса. Грув уверенно раздвигал
широкой грудью летящие снежные завесы, изредка погружая морду в сугробы и
принюхиваясь. "Нет, но каков стервец, а? Автоматчик хренов. Научился ссать
очередями с отсечкой!.."
Рой едва не упал, зацепившись за отвердевшую веревку. Вот и все. Как
просто. Они дома. ДОМА! Что в этом слове? Не подлинное ощущение уюта и
защищенности, а всего лишь очередная отсрочка. Но грех жаловаться. Рой
слишком вымотался, потому и одолевают мрачные мысли. Завтра будет легче.
До завтра он отдохнет...
* * *
Хватаясь за веревку, Рой преодолевает оставшиеся полторы сотни шагов
до Пещеры. Сегодня он привел обратно всех. Тяжелой монете не упасть в
копилку его вины. А копилка уже тяжела. Добро, сделанное живому, не весит
столько, на сколько затягивает одна-единственная смерть...
Со скрипом открываются тяжелые импровизированные ворота -- стальные
плиты, подвешенные на тросах. Наконец-то дохнуло относительно теплым
воздухом, и стало видно бьющееся сердце костра. Как мало надо человеку!
Грув с достоинством принимает поцелуи детей и благодарные поглаживания
взрослых. Барбара подошла и, скромно потупившись, дружески клюнула Роя в
щеку. Но именно эта поддельная скромность вопила о том, что она готова на
большее. Гораздо большее...
Лили бежит навстречу Рою и бросается ему в объятия. Ее гибкое тело так
близко... Сладостная, почти невыносимая пытка. Кто он для нее? Дядя Рой,
мэр, стержень мироустройства. И только.
Все же он замечает тени у нее под глазами -- она пережила за эту
ночь слишком многое: ожидание, тревогу, страдание, безнадежность. Теперь
все позади... до следующего похода. Что-то не так? Ах да, Кеша. Кеше опять
приснился плохой сон про Бабая?
"Детка, прости меня, об этом расскажешь потом. Мне бы добраться до
своего матраса. Можно, конечно, упасть прямо тут, но я почему-то думаю, что
мэры не должны валяться посреди Пещеры. Это подрывает авторитет и снижает
рейтинг. Если бы ты знала, какой высокий у меня рейтинг. А я в любой
момент готов променять его на...
Табу. Запрет. Никогда не подниму этот шлагбаум.
Пока, милая. Спокойной ночи. Нет, кушать я не буду. Я и дышу-то с
трудом. Укрой меня, детка. Согрей меня своим юным телом... Нет-нет, это я
не тебе...
И еще одно: я люблю тебя, Лили."
"И я тебя тоже, ДЯДЯ РОЙ..."
5. ИМЕНА
Вблизи стало ясно, насколько сильно поврежден бомбардировщик.
Более-менее уцелела только часть фюзеляжа в районе пилотской кабины. Обшивка
свисала лохмотьями, обнажая внутренние элементы конструкции. Носовой
обтекатель был разрушен; антенна локатора смахивала на единственное,
уродливо торчащее ухо. Смятый стабилизатор косо перечеркивал горизонт,
указывая на север. Будто гномон солнечных часов -- еще более абсурдный
от того, что никакого солнца не могло быть.
(Тело после пытки. Тело с содранной кожей...)
И все же лучшего места для временной базы Локи себе не мыслил. Свить
гнездо в черепе ангела -- в этом был некий эстетический момент, которого он
ни за что не сумел бы выразить посредством скудных слов. И еще --
переданная ему эстафета.
Но помимо смутных образов, тревоживших его душу, выбор имел и чисто
практическое значение: из кабины прекрасно просматривалась окружающая
местность и подходы к бомбардировщику; кроме того, защита от ветра, снега
и пуль обеспечена. Возможно, внутри до сих пор находятся жмурики? Вот уж чем
Локи брезговал меньше всего.
Привычным оком он прибрасывал ориентиры, составляя в уме карту: в
двухстах метрах к югу -- постамент над гранитной набережной, с которого
снесло памятник ударной волной (у митов прошлых времен тоже были свои идолы);
триста пятьдесят шагов на северо-северо-запад -- покосившаяся опора линии
электропередач, устоявшая лишь благодаря своей ажурности; плюс два-три
ориентира помельче.
За всю жизнь Локи не видел ни единого проблеска солнца или луны. Тем
не менее, он без труда определял направления. Он не нуждался в примитивных
и не очень точных приборах вроде компаса. Магнитные силовые линии -- кажется,
так называли супраменталы тот слабый, но постоянный поток, в который был
погружен его мозг с самого рождения. Отдаленной аналогией был ветер, однако
для истинных ощущений Локи в человеческом языке не существовало названия.
Точно так же у него не было проблем с измерением времени. Невидимые
светила кружили на сложных каруселях гравитации, а он всегда "узнавал"
свое относительное положение в этом космическом механизме. Часы с вечным
приводом шли, не останавливаясь; ось проходила через его сознание, и
нематериальные стрелки перемещались по циферблатам орбит...
Никто не сообщил ему, что его восприятие уникально. Данная особенность
предоставляла дополнительную степень свободы и преимущество над вероятным
соперником. Если только ею не обладали ВСЕ анималы. Но Локи до сих пор не
потрудился это выяснить. А как насчет митов? Вот тут-то он точно знал: в
вопросах ориентирования на незнакомой местности они -- полные кретины. Им
достаточно хиленькой бури, чтобы заблудиться.
Легкая добыча. Жалкие создания. Либо эволюционное недоразумение, либо
необходимое промежуточное звено. Эдакий генетический отстойник...
Локи склонялся к последнему варианту. Поэтому он так серьезно и
тщательно готовил предстоящую операцию. Личная ферма с большим поголовьем
открывала отличные перпективы для селекции. Кроме того, нельзя упускать из
виду и крайне актуальную проблему питания...
И вот он стоит рядом с бомбардировщиком. Даже поверженный и наполовину
утопленный ангел был огромен. Проникнуть в пилотскую кабину оказалось
непросто. Локи понадобилось на это около получаса.
Ледорубом он вырубил ступеньки в крутых скользких склонах,
образовавшихся по обе стороны фюзеляжа. Когда поднялся на пару метров и стер
ладонями слой налипшего на обшивку снега, то увидел на борту рисунок
двуликого существа. Две головы, сросшиеся затылками. Одно лицо -- красивое
женское; другое -- яростное мужское.
Был повод задуматься, как называли самолет те, кто летал на нем. Локи
не сомневался, что за штурвалом сидел латентный суперанимал. А оружие у
суперов всегда в почете -- неважно, нож ли это, который помещается в
рукаве, или сверхзвуковой стратегический бомбардировщик. Отношение трепетное,
как к властной любовнице, которую не можешь бросить, даже если захочешь.
Она знает о тебе слишком многое. Она добралась до твоей истинной сути.
И только с нею испытываешь оргазм...
Да, это был настоящий культ оружия. А культ требует идолов и
жертвоприношений. Есть жрецы, и есть предназначенные в жертву. Есть
созданные, чтобы убивать, -- и это сильнее их. Та самая "любовница"
крепко держит их за крутые яйца.
Например, когда Локи брал в руку Громобоя, он чувствовал одно и то же.
Тень смерти падала из той запредельности, где все расписано на миллионы лет
вперед, где существа заранее занесены в реестры живых и мертвых... Но он мог
ИЗМЕНИТЬ все это одним движением. Зачеркнуть проклятую предопределенность.
Просто НЕ ВЫСТРЕЛИТЬ.
Он один отвечал за все и не сваливал ответственность на потусторонних
кукловодов. Да и не считал себя марионеткой -- пусть даже нити тянулись к
божеству.
А имена... Что ж, имена украшали эту игру, делали реальность
завораживающей и таинственной -- будто маски, одетые на неживые предметы.
Как правило, благородное личное оружие суперанималов не меняло имен и
владельцев. Переименовать его -- известная всем дурная примета, которая
срабатывала безотказно. Так безотказно, что давно пропала охота проверять.
Но хуже всего -- по глупости или неведению заполучить в "крестники"
КОГО-НИБУДЬ из Проклятого Арсенала...
Поэтому обычно оружие мертвеца либо отправлялось под лед вместе с
ним, либо подвергалось специальному ритуалу стирания имени.
У Локи не было этих проблем -- своего Громобоя он взял прямо с
армейского склада. Девственник в заводской смазке. Он будто копил силу,
пролежав в бездействии не один десяток лет. Ржавчина не коснулась его. Локи
окрестил свою новую пушку спустя двое суток в Алтарной норе. У нее
действительно был громкий убедительный голос и соответствующий калибр.
С Фридой дело обстояло сложнее. Она попробовала его крови, когда
принадлежала другому хозяину -- суперу по кличке Питон. То был плохой день,
который хорошо закончился. Локи все-таки отправил Питона на тот свет, а
потом выдернул из раны нож. Ему показалось, что он схватил ядовитую змею.
И, несмотря на это, он еще не держал более удобного клинка. Прекрасный
баланс, шероховатая рукоять, совершенный изгиб кишкодера. В этом тоже
проявился вкрадчивый и коварный "характер" Фриды -- она будто втиралась в
доверие, прикидывалась послушной, чтобы однажды неведомо как оказаться вне
ножен -- и тогда новый хозяин, случайно поскользнувшись и падая, навалится
на нее своим брюхом...
Мало кто решился бы оставить себе такой клинок. Но Локи принял и этот
вызов судьбы. Он страстно желал исправить ее брезгливую и кислую гримасу,
обращенную к нему, на улыбку. В крайнем случае, если она посмеет
насмехаться над ним, -- вколотить ей зубы в глотку. Но не сдаться. А для
Тихой Фриды он придумал специальную узду.
У Питона была еще удавка, за что, собственно, он и получил свое
прозвище, но это -- штуковина для извращенцев, убивающих не по
необходимости, а ради удовольствия...
Локи мог часами говорить об оружии. Это был его конек. Он безо всяких
усилий запоминал истории, услышанные в разных колониях и в разные годы от
самых разных людей. Они все без исключения имели налет темной романтики.
А чего стоили имена клинков -- Золинген, Звенящая, Хлеборезка (кто помнил
вкус настоящего хлеба?), Грань, Ласка, Пиранья, Черный Лед! Огнестрельные
родственнички тоже оставляли простор для фантазии: Кали (шестиствольная
авиационная пушка), базука Большая Берта, Отправитель, Чистоплюй, Доктор
Айболит, дробовик Фаршировщик, Бонд, винтовочный обрез Член Господень...
Среди них были свои аристократы и плебеи. Были носители легендарных
свойств и те, что сами творили легенды. Некоторые имели уникальную
родословную и сменили много имен и хозяев. Потеряли в чистоте, прошли огонь
и воду, познали все круги ада, будто старые шлюхи, -- зато приобрели
универсальность и уникальную приспособляемость.
Что же касается ангела смерти, то его имя навеки останется загадкой.
6. СТУДЕНТ
Наката сидел в своем закутке, отгороженном пластиковыми щитами, и
безуспешно пытался сосредоточиться над решением шахматной задачи. На самом
деле ему было не до шахмат. Возвращение Роя огорчило его сильнее, чем он
мог предположить. Будто разодрал едва затянувшуюся рану. Но Наката сдерживал
эмоции, даже в одиночестве напяливая на себя маску невозмутимости. А уж
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг