На пляже было по-воскресному многолюдно. Электропоезда сотнями и
тысячами выплескивали из душных вагонов горожан. Под навесами и зонтами
уже не было мест, белый песок пляжа устилали коричневые тела.
На суше играли в волейбол, на море - в водное поло. Смех, звонкие удары
по мячу, удалые мексиканские песенки, срывающиеся из-под игл патефонов, -
все это смешивалось с визгом и радостными криками детей, которые
плескались возле берега в обнимку с надувными крокодилами и акулами.
Модники и модницы демонстрировали последние модели противосолнечных
очков - единственное, чем могли они щегольнуть в этом царстве голых.
Был здесь и замеченный еще в тридцатых годах Ильфом и Петровым дежурный
член тайной лиги дураков - человек в полном городском костюме, в шляпе и
ботинках, самоотверженно сидевший на раскаленном песке.
Людям было хорошо. Толстое голубое одеяло атмосферы заботливо укрывало
их от черного холодного космоса с его вредными излучениями.
Привалов и его друзья расположились у самой воды - здесь песок был не
так горяч и ленивые языки волн иногда докатывались до ног.
- Давайте пойдем на эту скалу, - предложила Валя.
Юра не ответил: он дулся. А Николай буркнул:
- Чего там делать, на скале?
Валя сделала гримаску:
- Какие-то вы оба сегодня... тошнотворные...
Она надела синюю резиновую шапочку и пошла к черной, как антрацит,
скале, которая торчала из воды возле берега. Осторожно переступая босыми
ногами, Валя спустилась на ту часть скалы, которая полого уходила под
воду, легла и затеяла игру с водой.
Это была хорошая скала. Волны плавно перекатывались через нее. Они
подбирались снизу и приподнимали Валю над камнем. Валю забавляло это.
Юра и Николай кинулись в воду и поплыли наперегонки - их загорелые
руки, согнутые в локтях, так и мелькали, так и мелькали. Рекс, не любивший
купаться, гавкнул несколько раз им вслед, предлагая вернуться, а потом
улегся и вывалил язык на добрых полметра.
Ольга Михайловна воткнула в песок зонтик, под ним аккуратно расстелила
подстилку и углубилась в книгу.
Колтухов смастерил из газеты треуголку и, водрузив ей на голову, лег
рядом с Приваловым.
- Хочу у тебя, Борис, забрать на пару дней кого-ни будь из инженерства,
- сказал он.
- Зачем? Смолы варить?
- Хотя бы этого, Костюкова. Вроде бы толковый парень. Разрешишь?
- Бери... Только не в ущерб основной работе.
- Само собой.
- Ты что из рукописи вчера выписывал? - спросил Привалов немного
погодя.
- Ищите - и дастся вам, - неопределенно ответил Колтухов.
И принялся убеждать Привалова в необходимости срочного составления
сметно-финансового расчета стоимости исследовательских работ по
Транскаспийскому трубопроводу. Под его журчащую речь Борис Иванович
задремал.
Брызгаясь, выбежали из воды Николай и Юра.
- Борис Иванович, - сказал Юра, с ходу бросаясь на песок, - уймите
этого психа! Он меня уверяет, что Матвеев не соврал про Бестелесного.
- Брось! - сердито сказал Николай.
- Но я его сразил на месте, - продолжал Юра. - Я спросил: если этот
предшественник Кио в самом деле был проницаем, то почему он не провалился
сквозь землю...
Привалов лежал на спине, блаженно зажмурив глаза.
- Ребята, у меня к вам просьба, - сказал он слабым голосом, - не
морочьте мне голову.
Солнце щедро поливало пляж горячим золотом. В небе, поблекшем от зноя,
недвижно стояли два-три облачка. Донесся гудок электрички. Со станции
разливалась по пляжу новая пестрая волна горожан. Они шли вереницей по
кромке берега, потные и веселые, и Колтухов ворчал, когда иные из них
перешагивали через его сухопарые ноги.
Вдруг один из прохожих остановился, приглядываясь к Колтухову. Рекс
вскинул голову и тихонько зарычал.
- Павел Степанович? - сказал прохожий. - Вы или не вы?
Колтухов оглянулся. Над ним стоял Опрятин.
- А, сосед! - Колтухов вяло помахал рукой. - Тоже решили приобщиться к
пляжной благодати?
- Невыносимая жара, Павел Степанович. В городе просто нечем дышать.
Николай велел Рексу замолчать. Опрятин, вежливо приподняв соломенную
шляпу, поздоровался со всеми. Юра отвесил ему церемонный поклон, отставив
ногу назад, и сказал:
- С вашего разрешения - Костюков.
- Очень рад. - Опрятин разделся и лег рядом с Колтуховым. - Что
хорошего, Павел Степанович? - спросил он.
- А ничего хорошего. Вчера вот одну индийскую сказочку читали...
И Колтухов со смешком принялся рассказывать о матвеевской рукописи,
выставляя приключения флота поручика в юмористическом свете.
"Старый болтун! - подумал Привалов. - Впрочем, что ж секрет из этого
делать..."
Он снял очки и пошел купаться.
- Борис, далеко не заплывай, - напутствовала его беспокойная Ольга
Михайловна.
- Разошелся наш Пал Степанов! - недовольно шепнул Николай Юре.
Юра не ответил. Приподнявшись на локтях, он смотрел на Валю, которая
плескалась возле черной скалы.
Опрятин с улыбочкой слушал Колтухова. Но, когда тот упомянул - как об
анекдоте - о матвеевском ноже, улыбка сбежала с лица Опрятина, а взгляд
его стал острым и внимательным.
- Простите; что перебиваю, Павел Степанович. Этот нож... В рукописи
сказано, как его сделали проницаемым?
- А, чепуха, - сказал Колтухов. - Сказки для дошкольников. В одно могу
поверить: в электростатику. Для восемнадцатого века вещь возможная.
Кстати... - Старый хитрец, как ему казалось, ловко перешел на другую тему,
ради которой и затеял весь разговор: - Кстати, слышал я, сосед, что у тебя
в институте собран мощный электростатический генератор. Верно? Так вот:
разреши попользоваться. Часто беспокоить не буду. А?
- Что ж, пожалуйста, - сказал Опрятин. - А для чего вам, собственно?
Но больше ему ничего выведать не удалось: Колтухов пустился в
воспоминания своей бурной молодости.
Прибежала Валя. Она стянула с головы резиновую шапочку, распушила
черные волосы, подсела к Ольге Михайловне и стала расхваливать скалу.
- Это она, вы говорили, перевела рукопись? - негромко спросил Опрятин у
Колтухова.
- Ага. Знакомьтесь.
Опрятин представился Вале.
- Валентина, а дальше как? - спросил он, осторожно пожимая Валину узкую
руку.
- Валентина Савельевна, - улыбнулась Валя. Ей понравился любезный тон
Опрятина.
- Поздравляю вас с интересной находкой. Шутка ли сказать: оригинальная
рукописи петровской эпохи! Вот знаете, Валентина Савельевна...
И Опрятин завязал с Валей оживленный разговор.
Юра искоса посмотрел на них, потом поднялся, кликнул Рекса и пошел на
скалу. Николай, движимый чувством солидарности, последовал за ним. Они
сели, свесив ноги в воду, переглянулись и затянули унылыми ямщицкими
голосами:
Мяте... мяте... мятелки вязали.
Мятелки вязали, в Москву отправляли...
- Рекс, а ты чего? - строго сказал Юра.
Пес задрал морду, судорожно зевнул и начал тихо подвывать.
Валя посмотрела на певцов, пожала плечами.
Со скалы неслось заунывное:
В Москву... в Москву... в Москву отправляли,
В Москву отправляли, деньгу зашибали...
2. НИКОЛАЙ И ЮРА НАХОДЯТ ЭСКИЗЫ ТРЕХ ЯЩИЧКОВ И КЛЯНУТСЯ
НА ОТВЕРТКЕ "ДЮРАНДАЛЬ" ПОД ОКНАМИ БЕНЕДИКТОВЫХ
Дюрандаль мой, сиянье славы,
Меч заветный...
"Песнь о Роланде"
В углу институтского двора, у стены, почти скрытой айлантами и
акациями, стоял громоздкий стенд для вибрационных испытаний труб. Рядом
была сколочена беседка. В летние дни, когда требовалось дежурство у
стенда, лаборанты обычно устраивались в беседке, а зимой перекочевывали в
маленькую кладовушку, дверь которой выходила во двор.
До зимы было еще далеко, и Привалов разрешил Николаю и Юре занять
пустующую кладовушку. Молодые инженеры перевезли сюда домашнюю установку с
"ртутным сердцем" и пьезоэлектрическими весами. Они обегали все отделы,
выпрашивая где вольтметр, где табуретку, где мостик Уитстона. Николай
повесил на стенку портрет Менделеева, а Юра притащил откуда-то табличку
"Уходя, выключай ток" и привинтил ее к двери.
Затем Юра критически оглядел установку, поцокал языком и сказал:
- Здорово! Такой хаты-лаборатории и у Фарадея не было.
Но, несмотря на это явное преимущество, дела в "хате-лаборатории" шли
значительно хуже, чем у Фарадея. Наши друзья создавали вокруг "ртутного
сердца" различные комбинации электрических полей. "Сердце" добросовестно
пульсировало, но не обнаруживало ни малейшей склонности к усилению
поверхностного натяжения ртути.
Однажды вечером в кладовушку зашел Привалов. Он насмешливо щурил глаза
за стеклами очков, разглядывая установку и выслушивая объяснения Николая.
- Так, - сказал он, дослушав до конца. - Через сколько лет вы
рассчитываете добиться желаемого результата?
- Через сколько лет? - удивленно переспросил Николай.
- Именно. Чтобы перепробовать все мыслимые для данного случая
комбинации частот, может не хватить целой жизни. Идти на ощупь - не
годится это, друзья. Нужна математическая закономерность.
- Мы хотим сначала найти форму спирали-индуктора. Матвеев не случайно
пишет про "сукрутину". Это какой-то индуктор оригинальной формы.
- "Матвеев пишет"! - сердито повторил Привалов. - Вы еще сошлитесь на
старика Хоттабыча... Поймите, упрямый человек: если вы будете знать
величину требуемой самоиндукции, то рассчитать форму индуктора можно будет
без особых затруднений.
- Шеф прав, - заявил Юра, когда Привалов вышел. - Тычемся, как слепые
котята.
- Варить смолу интереснее? - язвительно спросил Николай. Ему не
нравилось, что Юра в последнее время слишком уж зачастил в колтуховский
чуланчик.
- Во всяком случае, полезнее, - возразил Юра. - Конкретное дело:
изоляция трубопровода. Скажешь - нет?
Николай ничего не сказал. Но на другой день, в обеденный перерыв, он
привел в кладовушку Гусейна Амирова, молодого инженера из отдела
автоматики.
Смуглолицый Гусейн, войдя, покрутил длинным носом.
- Почему фенолом пахнет? - спросил он скороговоркой.
- Это оттуда. - Николай кивнул на дощатую перегородку. - За стеной
колтуховская смолокурня.
- Смолокурня! - Гусейн вздернул черные брови, отрывисто посмеялся. -
Ну, показывай скорей, мне некогда, очередь занял в настольный теннис...
"Ртутное сердце" заинтересовало Гусейна. Он забыл о теннисе и весь
перерыв просидел в кладовушке, пробуя генератор на разных частотах.
- Интересная штука, только режим не тот, - сказал он, уходя. - Я
подумаю, Коля.
А через час он позвонил Николаю в лабораторию и закричал в трубку:
- Слушай, дорогой, ты неправильно делаешь! Надо пропускать высокую
частоту прерывистыми импульсами. Понимаешь? Камертонный прерыватель надо
устроить!
И вскоре в кладовушке появился камертон. Электромагнит заставлял
непрерывно вибрировать его ножки, и контакты, помещенные на ножках,
замыкали и размыкали электрическую цепь. Частоту колебаний регулировали
подвижными грузиками, надетыми на ножки камертона [камертонные
прерыватели, или, как их еще называют, камертонные генераторы, применяют
там, где требуется точная периодичность включений].
Прерывистые импульсы - это была хорошая идея. И все же никак не
удавалось нащупать комбинацию высокой частоты и частоты прерывания, при
которой "ртутное сердце", сжатое усилившимся натяжением, перестало бы
пульсировать. А может быть, и вовсе не существовало в природе такой
частоты?..
Как бы там ни было, а в самый разгар опытов нашим друзьям пришлось
расстаться с "хатой-лабораторией".
Вот как это произошло.
Николай и Юра в тот вечер, как обычно, возились с установкой.
Перестраивая генератор, они исследовали очередной ряд частот. Дело не
ладилось.
Юра с грохотом отодвинул табуретку.
- Как, друзья, вы ни садитесь, - сказал он, - а в Фарадеи не годитесь.
- Не годимся, - со вздохом подтвердил Николай и погрозил "ртутному
сердцу" кулаком.
Он достал из портфеля красную папку с матвеевской рукописью. Он
выпросил ее у Привалова на сегодняшний вечер: завтра рукопись должны были
отправить в Москву с препроводительным письмом академика Багбанлы.
- Опять будешь "сукрутину" изучать? - спросил Юра. - Скажи мне толком,
старик, чего ты хочешь?
- Наизусть хочу выучить.
- Я серьезно спрашиваю, Колька.
- Ну, сам знаешь: усилить поверхностное натяжение жидкости так,
чтобы...
- Да я не про это. - Юра сделал нетерпеливый жест. - Если верить
Матвееву, то прикованный старик совал в "сукрутину" его нож, и нож после
этого стал проницаемым или... проницающим, что ли... Впрочем, это одно и
то же... Неужели ты всерьез думаешь...
- Ничего я не думаю. А хочу одного: найти новую форму индуктора. -
Николай начал осторожно перелистывать рукопись. - Ты домой?
Юра взглянул на часы:
- Рано еще.
- Чего ты с Валей не помиришься? Честное слово, как дети.
- Она не звонит. А я характер выдерживаю... Дай-ка мне еще раз
последние листочки, где он про Ломоносова пишет.
- Пошли в беседку, - сказал Николай. - Здесь душно.
- Ток выключить?
- Не надо. Пусть на этой частоте полчасика поработает.
Они вышли во двор. Там на вибрационном стенде тряслась мелкой дрожью
восьмидюймовая труба со сварным стыком, который проходил длительное
испытание на усталостную прочность. В беседке, возле аварийного
выключателя, сидел лаборант Валерик Горбачевский. Он читал "Виконта де
Бражелона", время от времени поглядывая на стенд.
Благородный, но незаконный сын графа де ла Фер был издавна
прикомандирован к вибрационному стенду и хранился в инструментальном ящике
на случай длительных дежурств. "Виконт" был изрядно потрепан и замаслен.
Инженеры вошли в беседку.
- Что, служивый, дежуришь? - сказал Юра. - Подвинься-ка.
Они сели за стол рядом с Валериком и углубились в рукопись.
Во дворе было тихо. Мерно жужжал, вращаясь, эксцентричный груз,
колебавший трубу на стенде, да слабо шелестели листвой айланты за
беседкой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг