Наконец заседание подошло к концу. Уже все устали. Я ви-
дел, как Греков кинул в рот таблетку витакола. Усталость,
однако, не смягчила членов Совета: единогласно проголосовали
за исключение Борга. Борг тоже голосовал "за".
Потом было решено обратиться в Управление космофлота с
предложением обсудить на общем собрании "беспримерное нару-
шение дисциплины двумя молодыми пилотами..." Это о нас с Ро-
бином. Все голосовали "за". Кроме Борга - он, как видно, уже
считал себя исключенным из Совета.
И еще было принято решение увеличить материальные и тех-
нические возможности исследований в области хроноквантовой
физики по методу Феликса Эрдмана, а также рассмотреть на
ближайшем заседании Совета вопрос о строительстве опытного
корабля-синхронизатора времени-пространства. Все голосовали
"за". Кроме Баумгартена. Упрямец голосовал "против".
Мы вышли из здания Совета на Площадь мемориалов. Люблю
эту площадь, просторную и зеленую. Пересекаясь на разных
уровнях, бесшумно бегут трансленты. Среди голубых елей вы-
сятся памятники людям и событиям.
Огромные экраны визоров на площади уже погасли. Зрители,
смотревшие заседание Совета, расходились и разъезжались.
Многие, проходя мимо, улыбались нам с Робином и приветствен-
но махали руками.
- Привет отчаянным пилотам! - слышали мы.
- Здорово вам всыпали, ребята, но ничего, в следующий раз
будете умнее.
- Им что - целехонькие. Боргу, бедняге, досталось...
- Алло, мы студенты из медицинского. Мы вас поддерживаем!
Ко мне подскочил юнец в желтой куртке, состоящей из
сплошных карманов.
- Улисс, помнишь меня?
Где-то я видел этот ехидный рот и насмешливые глаза. Ах,
да! Он шел по кольцевому коридору, набитому беженцами, и на-
рочно задевал ботинками рюкзаки...
- Бен-бо! - сказал я. - Как поживаешь... - Я замялся, по-
тому что не мог припомнить, как его звали.
- Всеволод. Решил оставить родительское.
- И правильно сделал.
Я хлопнул его по плечу и пошел дальше, но он снова оклик-
нул меня:
- Улисс, я поступаю в этом году в Институт космонавига-
ции...
- Зря, - сказал я, - ничего там нет хорошего.
- ...и когда ты полетишь в звездный рейс, - продолжал он,
пропустив мимо ушей мое замечание, - ты возьми меня третьим
пилотом. Я ведь успею к тому времени кончить, верно?
- Ты успеешь к тому времени стать толстым румяным стар-
цем.
- Бен-бо! - воскликнул он. - Так ты не забудь, Улисс.
Старые знакомые все-таки.
Он засмеялся и исчез.
Где же Андра? Обещала ждать у памятника Циолковскому, а
сама... Вот она! Бежит, стучит каблучками, и опять на ней
лирбелон переливается цветами, которых не сыщешь в природе,
и опять новая прическа.
- Уф! - выдохнула она. - Не хотела опаздывать, но встре-
тила одного знакомого...
- Этого... надежду этнолингвистики? - спросил я.
Андра хихикнула, пожав плечиками.
- Вижу, он на тебя произвел впечатление. Нет, я встретила
друга отца, он недавно прилетел из Индии.
- Кто, отец?
- Нет, отец прилетит в конце лета... Я слышала твое выс-
тупление, Улисс. У тебя был такой вид, будто ты сейчас бро-
сишься и растерзаешь Грекова.
Я сделал зверское лицо, растопырил пальцы и, рыча, пошел
на Андру.
- Ой-ой, перестань, страшно! - засмеялась она. - Робин,
что же ты не спасаешь меня?
- Я устал, - сказал Робин. - В течение всего заседания я
придерживал этого максималиста - так, кажется, тебя назвали?
- придерживал за фалды. Я устал и иду отдыхать.
- Никуда ты не пойдешь, - сказал я. - Сейчас мы заберемся
на трансленту и поедем навестить старика Феликса.
- Поезжайте без меня. Отец просил сегодня побыть дома.
Должен же я иногда посещать родительский дом.
- Ну, как хочешь, - сказал я. - Родительский дом, конеч-
но, надо посещать.
Робин посмотрел на меня.
- Дед хочет со мной поговорить, - сказал он. - Чего-то он
болеет последнее время. До свиданья, Андра. Улисс, пока.
В институте Феликса не оказалось. Молодой его сотрудник,
губастый парень, сказал, что с Феликсом совсем не стало сла-
ду, никто не понимает, чем он занимается, но скорее всего
ботаникой.
- Ботаникой? - изумился я.
- Ага, ботаникой.
Он потащил нас в личную лабораторию Феликса и показал бо-
танический микроскоп и какие-то срезы, залитые пластилоном.
На прощание он спросил, как я перенес безвременье, и тут на-
бежала целая куча других сотрудников, и началась чуть ли не
пресс-конференция. Я отбивался как умел, ссылался на показа-
ния датчиков, которые гораздо лучше зафиксировали наши ощу-
щения в режиме безвременья, чем органы чувств, но ребята на-
седали и забрасывали вопросами. Мне даже пришлось нарисовать
по памяти призраки и крепко поспорить относительно "материа-
ла", из которого они были сделаны.
Ребята гурьбой проводили нас с Андрей до газонов перед
институтским зданием. Они шумели и уговаривали Андру бросить
лингвистику и идти к ним в институт, потому что у них, мол,
нехватка красивых девушек. Один нахальный тип, по-моему, да-
же пытался назначить Андре свидание, и мне пришлось оттереть
его и вообще быть начеку.
- Ты бы поменьше кокетничала, - проворчал я, когда мы на-
конец от них отвязались.
- Как не стыдно, Улисс! - вспыхнула она.- Ничего я не ко-
кетничала. Не разговаривала даже. Только смеялась.
- Вот-вот. Я и говорю, что надо поменьше смеяться.
Она закрыла рот ладошкой, чтобы сдержать смех, но не вы-
держала, прыснула.
Мы быстро разыскали белый гридолитовый коттедж, в котором
теперь жил Феликс. Все-таки удалось выпихнуть его из старого
дома. Представляю, как он дрыгал ногами, когда его переноси-
ли в этот коттедж. Впрочем, может, он пошел сам, доброволь-
но, только перед его носом несли журнал математических голо-
воломок, чтобы он мог читать на ходу.
На звонок никто не откликнулся. У меня уже был опыт, и я
толкнул дверь. Мы вошли в пустой холл, посредине которого
лежала куча каких-то мясистых стеблей. Мы обошли все комна-
ты, и всюду, конечно, царило полное запустение. Чудо нашего
века - транзитронная кухня с автовыпекателем - была пыльная
и явно нетронутая. Слой пыли покрывал экран визора, и на
нем, конечно, красовалась математическая формула, понятная
только Феликсу. Мажордом валялся в углу со свинченной голо-
вой - наверное, Феликсу понадобилось его оптическое устройс-
тво. А что делалось на столе! Микроскоп, и опять срезы стеб-
лей в пластилоне, пленки, бумаги, обертки от еды, полотенца.
Тут же лежала коробка видеофона.
- Кошмар! - сказала Андра. - Как можно жить так неприка-
янно?
- Это же Феликс, - сказал я. - Погоди, я напишу ему за-
писку и пойдем.
По дороге к аэростанции мы зашли в кафе пообедать. Откры-
тая веранда выходила боком в лес, и я сел так, чтобы видеть
лес, а не город. Березы стояли в нежном зеленом дыму - вид-
но, только-только распустились почки. Андра ела суп и расс-
казывала о делах пигмеев, я слушал не очень внимательно и
все посматривал на березы. Странное у меня было настроение -
будто все это происходит не со мной, и подымалась какая-то
волна, ожидание неслыханного чуда.
Меж берез мелькнула человеческая фигура. Я присмотрелся:
на тропинке, выбегавшей из леса, показался Феликс. Его можно
было узнать за километр по копне волос - будто он надел на
голову огромное птичье гнездо.
Мы с Андрей пошли ему навстречу.
- А, это ты, - сказал Феликс и перевел рассеянный взгляд
на Андру.
Его куртка и брюки блестели от воды, на мокрые ботинки
налипли комья глины. В руке были зажаты три белые водяные
лилии на длинных стеблях.
- Где ты был? - спросил я. - И почему мокрый?
- Только сегодня распустились. - Феликс показал мне ли-
лии. - Я долго поджидал. Пришлось, видишь ли, лезть в воду.
Там водоем, кажется, пруд...
- Феликс, ты, значит, не слушал заседание Совета?
- Совета? Ах да, сегодня... Нет, не слушал... - Он снова
взглянул на Андру. - По-моему, я тебя раньше не видел.
- Познакомьтесь, - сказал я. - Это Андра, надежда этно-
лингвистики. Феликс, пообедай с нами. Ты что-нибудь ел се-
годня?
- Нет, я домой. До свиданья.
- Почему ты вдруг занялся ботаникой?
Он очень удивился, услышав это. Я коротко рассказал о ре-
шениях Совета, но у Феликса, по-видимому, были на уме только
эти дурацкие лилии.
- Не забудь снять ботинки и вытереть ноги, - напутствова-
ла его Андра.
Феликс кивнул и, кажется, даже сделал попытку улыбнуться.
Мы вернулись к нашим тарелкам.
- Странный он, - сказала Андра.
В кабине аэропоезда было тихо и малолюдно. Высокие спинки
кресел загораживали нас от посторонних глаз. Мы молчали. На
душе было смутно и тревожно, я поглядывал на Андру, тонкий
профиль ее лица был безмятежно спокоен, но я чувствовал, что
она тоже напряжена и встревожена.
- О чем ты думаешь? - спросила вдруг она, не поворачивая
ко мне головы.
- О тебе, - сказал я. - О нас с тобой.
Андра чуть качнулась вперед:
- А тогда... в полете... ты думал обо мне?
- Нет.
- Я страшно взволновалась, когда услышала о вашем полете.
Почему ты ничего мне не сказал?
- Скажу сейчас... Я тебя люблю.
- Ох, Улисс...
Она закрыла глаза и некоторое время так сидела.
Я тоже молчал. Ничего не скажу больше. Вроде бы и не выр-
вались эти слова. И ничего не надо. Только сидеть вот так,
рядом, рука к руке, и мчаться вслед за догорающим днем. И
пусть молчит. Все сказано - и ничего не надо.
Ну что за радость, в самом деле, быть женой пилота...
Даже самые долгие путешествия приходят к концу. А мы ле-
тели всего каких-нибудь семнадцать минут.
Моросил дождь, когда мы вышли из аэропоезда на мокрые
плиты эстакады. С запада плыли черные, набухшие дождями ту-
чи. Но, по-видимому, были уже включены на побережье защитные
установки: тучи начинали редеть и рассеиваться, потому что
дождь был не нужен.
Над частоколом сосен виднелись ближние корпуса Веды Гума-
на. Золотился свет в окнах. Я подумал о своем домике в по-
селке космонавтов-давно не горел там свет в окошках, пустых
и незрячих. Не хотелось туда возвращаться. Провожу Андру,
подумал я, и махну в Учебный центр, переночую у кого-нибудь
из товарищей.
Мы остановились на переходной площадке. Влево бежала
транслента к Веде Гумана, вправо - к Учебному центру и по-
селку космонавтов.
Остро пахло хвоей, дождем, близостью моря.
Андра медлила, стояла в задумчивости. Я посмотрел на нее,
и тут же она вскинула тревожный взгляд и сказала:
- Не могу расстаться с тобой, Улисс...
Так вот, должно быть, и происходят крутые повороты в жиз-
ни человека.
Был некто Улисс Дружинин, пилот, сын примаров, мрачнова-
тый тип с прекрасными задатками брюзги и бродяги, и никто во
всей Вселенной не испытывал особой радости от факта его су-
ществования.
И не стало его.
Ну, как там сказал когда-то поэт? Облако в штанах - вот
что осталось от некоего Улисса Дружинина...
- Отныне ты не будешь ходить по земле. Я буду тебя носить
на руках. Вот так.
- Перестань, - смеялась Андра. - Пусти...
- Ты моя драгоценность. Моя царевна. Моя ненаглядная.
- Откуда у тебя эти слова? Почему ты заговорил по-русски?
- Моя жар-птица. Моя жена. Ты моя жена?
- Да... Жар-птица-это из сказки?
Все, что было раньше, ушло, скрылось за поворотом. Время
начало новый отсчет. Вкрадчиво просачивался в комнату лунный
свет, затевая легкую игру теней, и мне был близок и понятен
старинный первоначальный смысл луны и смысл мира, который
поэты не зря же называли подлунным.
Не знаю, сколько прошло времени, и не хотел знать. Но
вдруг я почувствовал, что Андра опять встревожилась.
- О чем ты думаешь? - спросил я, готовый защитить ее от
всех тревог мира, сколько бы их ни было.
Андра молчала.
Я слышал, как она легко прошла в гостиную. Вслед за тем
донесся ее голос:
- Мама?.. Ты не волнуйся, просто я выключила видео... Ма-
ма, ты выслушай...
Я не слышал, что ей говорила мать, но понимал, что разго-
вор идет трудный.
- Я у Улисса... Да... Мама, погоди, ну нельзя же так, дай
мне сказать. Мы решили пожениться. Ты слышишь? Мама, ты слы-
шишь?.. Ну не надо, мамочка, нельзя же так...
Она перешла на шепот, я не различал слов, хотя весь обра-
тился в слух. Во мне поднималась злость к Ронге. Я представ-
лял себе ее резкое, прекрасное лицо на экране видеофона,
непримиримые глаза. Мне хотелось подскочить к Андре, выхва-
тить видеофон, крикнуть: "Перестань ее мучить!"
Вернулась Андра, я обнял ее, глаза у нее были мокрые.
- Что она сказала?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг