любил, звездное небо или Луну. Только на Солнце меня никогда не хватало.
Солнце - слишком дорогое удовольствие для обычного кота.
- И что тебе говорили?
- Ничего. Они же не знали, что в этот вечер на небо должна наползти серая
пелена, из которой сыпется нудная нескончаемая изморось. Они чувствовали
сказку, когда смотрели на звезды. Или на Луну. Луны бывают очень разные, но я
всегда выбирал самые красивые. Чудеса творим мы сами. Очень часто мы можем
такое придумать, что другому покажется самым настоящим волшебством.
- А первый снег - это дорого?
- Ты сказала, первый снег? Маленько не так. Он звучит, как Первый Снег.
Да, он несомненно дорог. Запомни навсегда, что все первое весьма дорого. Я бы
даже сказал, невыносимо дорого, если бы мне самому не пришлось это выносить.
- А что послужило платой? - не унималась Маруша. Ей тоже вдруг захотелось
заказать Луну. Не прямо вот сейчас. А когда-нибудь для кого-нибудь. Когда
будет для кого.
- Кусочек души, - бесстрастно сказал кот.
- Так ты же мертвый, - удивилась птичка.
- Мертвый - не значит пустой, - неодобрительно покачал головой кот. -
Пустыми являются равнодушные души. Они - ноль, пустота без всякого значения. А
мертвая душа - хоть и отрицательная величина, но величина. И в большинстве
случаев заметно отличная от нуля.
Двор остался позади. Снег скрыл и качели, и кусты, и траву, и пятиэтажки.
Казалось, ничего уже не осталось в мире, кроме миллионов снежинок, сыплющихся
с темного неба. Как это ни покажется удивительным, внезапно снег тоже остался
позади. По бокам чуть слышно вздыхала тьма. Впереди обозначился высокий и
крутой холм, покрытый колючей травой, укрывшей черную землю странным волнистым
одеялом.
- Мне кажется, что третья ночь никогда не закончится, - пожаловалась
Маруша. - И заря не наступит. А без зари я не смогу попасть в Вирию.
- На самом деле, сейчас Вирия очень близко от тебя.
- И где же она? Я думала, что путь в нее открывается только на заре.
Помнишь, как в тех стихах, что читали искалеченные утки.
- Она за холмом, - непонятно ответил кот. - Поднимись на вершину, увидишь
сама. А как увидишь, так сможешь взлететь. Там и поймешь, куда уводит твой
путь.
И Маруша поспешила наверх. Когда она выскочила на вершину, ее взору
предстала громадная серебряная Луна. Такой ее Маруша не видела никогда.
Сияющий шар был настолько велик, что на его поверхности отчетливо можно было
рассмотреть темные впадины морей, извилистые молнии горных гряд и нолики
кратеров.
"Это ты заказал ее?" - хотела спросить Маруша, оборачиваясь. Но за спиной
никого не оказалось. Призрачный кот не полез за ней. А в низине медленно
проползали облака бледного тумана. Отсюда, с верхотуры, уже не получалось
разглядеть, каким именно облачком был странный кот. Да и был ли он вообще.
Луна заполонила полнеба. Сначала она отливала плещущимся серебром. Затем
покрылась инеем и замерзла. Теперь она напоминала вставшее на дыбы поле,
засыпанное голубым снегом. Словно падучая звезда, Маруша стремительно
приближалась к опрокинутой тверди. Скоро ей стало казаться, что это и есть
поле. Самое обыкновенное поле. Если развернуться и скользнуть правее, то можно
увидеть скособоченные домишки деревеньки, еще не проглоченной городом. А по
другую сторону раскинулась березовая роща.
"Сейчас я пробью снег", - удивленно подумала Маруша и приготовилась к
оглушительному удару. Потом, на мимолетный миг, она вспомнила, что перед ней
Луна. И тут же пролетела сквозь нее, как сквозь упругий порыв ветра, который
закрутил маленькую птичку и окончательно перепутал все стороны света.
40
Горизонт.
А под ним земля.
А над ним алая полоса утреннего неба.
А впереди сказочный лес, который увидеть можно разве что на ярких
картинках человеческих книг.
Или, если тебя занесло в Заоблачную Страну.
Охранником приграничья метнулся к Маруше Финист, но узнал, клекотнул
приветственно и пропустил к лесу, которым начиналась Заоблачная Страна Вирия.
Могучий вяз, чьи ветви протянулись до самых небес, рос совсем рядом. На
восточных ветвях дерева свила гнездо зоряная птица Алконост. Следила она за
Марушей то черными пуговицами колдовских зимородочьих глаз, то смешливыми
девичьими глазенками, окунувшимися в синеву летнего неба. После взглянула
птица мимо, в сторону моря, ждущего зимнего шестидневного успокоения. Ее
раскрытый клюв изливал мелодию небесных сфер, настолько прекрасную, что
зачаровывала она с первой трели. Поднимет коготок правой ноги, выпустит ветра
южный, да западный. Шевельнет левой лапой, освободит северный ветер с
восточным. А по витым стенкам незатейливого гнезда струились потоки радужных
райский соцветий.
Любой остановился бы, любой заслушался, да замер бы навсегда, если бы на
западных ветвях не гнездилась темная птица Сирин. Чарующий взгляд человеческих
глаз с колдовской искоркой, затаившейся в глубине. Спит ведьмина душа, ждет
бури, когда во всю необъять развернется над скукожившимся миром. Изящная дуга
чуть раскрытых чувственных женских губ, откуда льется странная и страшная
песнь. Кто заслушается сей песней, забудет все на свете и умрет. Нет спасения
от нее, если только не обернуться к востоку и снова не вспомнить про
Алконоста, броситься к наделенной проклятьем полуптице-полудевице светлой
половины и сомкнуть очи в сне вечном под божественную песнь зимородка.
Когда же в оба уха льются две мелодии одновременно, душа откликается
нежными волнами. И в эти минуты почувствуешь, как Маруша, что все в мире тебе
ведомо и подвластно.
И откуда-то из выси, из неведомого и недостижимого, кристаллами горного
хрусталя сверкали два огромных глаза. На самой вершине свила себе жилище
божественная Матерь Сва. Казалось, не было птицы главнее, но и ее оставила
Маруша позади, как и Сирина с Алконостом, как невидимую птицу Гамаюн, что
затаилась в глубине листвы и протяжным зовом выкрикивала счастье для маленькой
птички, ворвавшейся в четвертую зарю.
Уже совсем близко был замок. Уже снижалась Маруша, отыскивая ту,
единственно верную точку, на которою стоило приземляться. Мраморный алтарь.
Алтарь охраняли пятицветные птицы, выстроившиеся в две шеренги. Возглавлял
гвардию Ильман-Линту - Властитель Воздуха.
По сторонам уносились к небу искры, образуя световые столбы. На левом
проступал серебряный силуэт величавого гуся с большими, пронизывающими
мудростью, глазами. На правом золотой ободок вырисовывал фигурку изящной
длинноногой цапли.
Над алтарем рос лотос о двенадцати лепестках. Из чаши цветка выглядывал
тот, чье имя знает каждое пернатое создание. Мудрый Птах.
- Ты - царь птиц? - робко спросила Маруша.
- Дремы, навеянные сонными травами, продолжают путать тебя, - величаво
ответила птица. - В Заоблачной Стране нет ни царей, ни королей, ни прочих
властителей. Власть - ничто на этих просторах, пронизанных неземным светом.
Бескрылые называют меня - Хума. Они верят, что тот, на чью голову я опущусь,
станет королем. Они дали мне право выбирать за них своих властителей. Они
забыли про изначальное определение: "Чьи мысли столь развиты, что разбивают
все ограничения, тот становится подобен королю".
- Почему?
- Потому что видит все миры, все решения, всех правых и виноватых со всех
сторон. Но я не вернусь в мир бескрылых. Я возвращаю им право самим совершать
поступки и самим отвечать за них. Пускай учатся спрашивать себя, а не кивать,
мол, глупая птица опустилась не на ту голову, вот и страдаем мы безвинно, да
беспредельно.
41
Разговор продолжился у чудесной яблони, с которой склевывала Жар-птица
плоды из огненного золота. Ее хвост алой занавесью прикрывал чуть ли не
половину листвы. От перьев исходило мягкое тепло. С другой стороны веяло
свежестью от хрустально-чистого ключа. За ручьем раскинулся птичий городок. К
ближнему домику у самой кромки поля, где сквозь зелень зреющих злаков
проглядывали розовые шарики клевера, торопился Орешек, сжимая в клюве букетик
ярких цветов. Из раскрытого окошка доносилось веселое стрекотание швейной
машинки. Красношейка творила на праздник обновки для всех подруг.
Хума поглядывал на кромку дальнего леса. Рядом с ним в шеренгу выстроились
Ибис, Коршун и Сокол. А Маруша находилась в жуткой растерянности.
- Так мы не летим? - спрашивала она в десятый раз.
- Мы не летим, - сказал Коршун. - Ты же вернешься к Птенцу. Олицетворяя
Заоблачную Страну, я не могу надолго покидать ее пределы.
- Но путь - всего-то три зари!
- Для нас три твоих зари - одно мгновенье. Для Заоблачной Страны наше
мгновенье - целая вечность, - мягко заметил Сокол, в правом глазу которого
сверкало солнце.
- Но почему бы хоть кому-то не вернуться со мной? Чтобы все мне поверили!
- Маруша, - к яблоне грациозной походкой приблизился Ибис. - Разве неверие
других затмит правду того, что ты побывала в Заоблачной Стране и разговаривала
с нами?
- Нет, но я хочу, чтобы птицы знали!
- О твоем подвиге?
- О моем подвиге!
- А если бы птицы верили в подвиг, который ты не совершала, тебе было бы
легче?
- Но я же его совершила!!!
- Ты не ответила на вопрос, - властно вступил Хума. - Так станет тебе
легче, если птицы поверят в подвиг, который ты не совершала?
"Кто знает, может и ты летишь в Далекую Страну, одновременно оставаясь в
своем гнездышке, " - вспомнила Маруша слова призрачного кота, но поверить в
них не смогла.
- Разве я не добралась, пусть даже на четвертую...
- Извини, Маруша, ты повзрослеешь, когда поймешь, что подвиги, в которые
верят все остальные, не так важны, как тот, про который ты можешь себе
сказать: "Да, это подвиг!" А сейчас тебе пора. В награду за долгий путь можешь
задать последний вопрос.
- Что такое - Заоблачная Страна?
- Место, в которое не стоит торопиться. Настанет время, и она сама откроет
дверь для достойных, для тех, кто хоть что-нибудь сделал.
- Ну-ну, конечно, - усмехнулась птичка. - Видала я того, кто совершил
множество добрых дел, чтобы угодить к вам. А вместо этого его судьба - вечное
метание у края поля, уходящего за горизонт.
- Но, совершая поступки, он думал не о тех, для кого он их совершал, а о
том, что после очередного поступка Вирия становится чуть ближе. На самом деле
она оставалась все так же далеко.
- Ну и неправильно! Ведь тот, для кого все это вершилось, радовался.
- Верно, Маруша, но согласись, тот, для кого все это вершилось, делился
своей радостью. Только она утекала непринятой, незамеченной. Не ответная
теплота нужна была вершащему, а чувство пути в Заоблачную Страну. Подумай,
отказался бы он от чувства пути, если б его давали за злые поступки, за обман
и подлость? Или все также стремился бы поступок за поступком получить право
распахнуть запретную дверь?
- Значит, со мной вы не вернетесь? - Маруша отказывалась верить и готова
была повторять вопрос тысячи раз.
- Нет, - покачал головой Мудрый Птах. - Спасибо за весть, но мы умеем
радоваться приходу в мир Серебряного Птенца, даже не видя его. Нам достаточно
знания и веры.
- Не понимаю. Я бы жизнь отдала, только б взглянуть на чудо!
- Во-первых, сейчас ты оценила жизнь слишком дешево. Она бы оборвалась,
когда бы тебя коснулась первая падающая звезда. Ведь прикосновение звезды -
уже чудо. А во-вторых, не печалься. Ты все поймешь сама, когда прилетишь сюда
в следующий раз.
- Я вернусь сюда?!!! - воскликнула Маруша.
- Разумеется. Распахнувший двери один раз вряд ли совершит нечто такое,
что заставит забыть уже пройденный путь. Не волнуйся. И до свидания, до
следующей встречи.
- Тогда я проделала весь путь напрасно, - голова Маруши подавлено
склонилась.
- Вовсе нет, - возразил Мудрый Птах. - Ты поймешь это очень скоро. Когда
солнце оторвется от горизонта.
- Но Серебряный Птенец умрет...
- Он выживет, если из Заоблачной Страны прилетит хотя бы одна птица. Вот
ты и прилетишь. Решай, хочешь ли ты остаться с нами или все-таки выбрать
обратный путь? Последнее слово за тобой.
42
Маруша возвращалась. Маруша летела домой. Ветра ласково подставляли свои
плечи, чтобы пронести птичку как можно дальше. Облака превращались в
посадочные площадки и пугливо замирали, опасаясь рассеяться до той секунды,
когда птичка оставит их пушистую поверхность. Деревья не скупились ни на
гусениц, ни на червяков, а болота заботливо раздвигали камыши, выставляя как
угощение суетливые стайки мошек и комаров.
Солнце словно приклеилось к земле. Его заслоняли от Маруши то многоэтажки,
то аллея пирамидальных тополей, то белый теплоход, медленно плывущий по
сумеречной утренней реке, гладь которой отделяли от солнечных лучей черные
прибрежные кусты. Четвертая заря грозила обернуться бесконечностью. И не было
рядом ни Мудрого Птаха, ни призрачного кота, оставшегося в просторах ночей,
опрокинувшихся в прошлое.
Маруша взмывала ввысь, туда, где вездесущие капли превращались в острые
льдинки. Но даже в той холодной пустоте солнце смущенно краснело и пряталось
за туманный край земли. И Маруша снова скользила вниз, прорывая потоки тепла,
струящегося из темных оврагов, колючих, еще не прогретых солнцем лесов, темных
пластин полей. На душе плескалось веселье, которому не могли помешать никакие
мороки ушедшего в вечность Того, Кто Сидит На Качелях. А в небесах плескалась
алая заря. И багровела полусфера светила. Время замерло, время остановилось,
словно показывая, что перелет от Вирии до родного переулка не занимает ни
секунды.
С каждого дерева, с каждого куста и даже из-под полевых бугорков
доносились веселые трели птиц. Птицы не видели Марушу. Птицы не знали про
путь, который она проделала. Но, может, они чувствовали, что затерянные в
темном дворе качели опустели. А может, они просто радостно щебетали, славя
появление Серебряного Птенца.
Переулки вели Марушу домой. Паутина переулков протянулась через весь город
и, казалось, через целый мир. А слева уже вскинулись к небу тысячерукие
деревья знакомого сквера. Полет перешел в плавное скольжение. Еще немного, и
она увидит маму и всех-всех-всех. Еще чуть-чуть и покажутся темные оконца
чердака, где ее появления ожидает Серебряный Птенец. А может... А может не
Марушу он ждет. А что скажет он, когда узнает, что птицы отказались
возвращаться обратно? А что, если в этот миг он отвернется от Маруши? А что,
если все птицы отвернутся? А черный ворон с Пятого Переулка разочаровано
взмахнет крылом и прокаркает: "Да, надо было лететь самому".
Нет, не могла Маруша взять, да ворваться на чердак. Она успела к четвертой
заре, но миссия... Миссия осталась неисполненной. Требовалась небольшая
передышка, за которую надо успеть прочистить перышки и привести в порядок
мечущиеся в беспокойстве мысли.
Коготки коснулись сырых комков взъерошенной земли. И с хвастливым лязгом
зубья капкана впились в правую ногу. Уйдя с дороги, Тот, Кто Сидел На Качелях,
оставил самую распоследнюю ловушку, сработавшую, когда ничто не предвещало
опасности. С каждым рывком зубцы уходили в пульсирующую от боли плоть все
глубже.
Багряные лучи солнца, едва коснувшись земли, испуганно исчезли. Из-за крыш
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг