- А что делать со второй палатой? - робко уточнила воспитатель.
- Ну, Леночка, всё делается по тому же алгоритму. Я думаю, что и во второй
палате найдётся кто-нибудь, способный заставить детей соблюдать порядок.
- Заставить?
- Именно заставить, - жёстко подтвердила Электричка. - Заставить делать то,
что неспособны вы. Вам, ведь, Леночка, надо будет отчитываться о практике? Так
неужели вы ещё не уяснили, что я даю вам прекрасную тему для отчёта.
Установление дружеских отношений с коллективом. Поиск неформальных лидеров.
Использование внутренних возможностей для обеспечения порядка и дисциплины.
Только не надо дистанциировать Зубарева от других детей. Напишите, что дали ему
в помощь его же дружков, которым тоже разрешили ходить по отряду в тихий час.
Напишите, что с обязанностями они справлялись и даже уставали. Уставали
настолько, что и сами ложились в кровать, чтобы поспать полчасика.
- Зубарев никогда не ляжет в кровать, если только ему разрешить, - замотала
головой Леночка, что-то мрачно обдумывающая.
- Какая разница, - устало отмахнулась Электричка. - Вы же пишите
теоретический отчёт. Посудите сами, Зубарев мог устать и лечь в свою койку.
Чисто гипотетически.
- Чисто гипотетически мог, - кивнула Леночка. - Но только...
- Речь не идёт о конкретном Зубареве из седьмого отряда, - прервала её
директриса. - Вы, Леночка, пишете не мемуары Зубарева, а педагогическую статью
на конкретную тему. Вы можете допустить мысль, что в совершенно другом лагере
совершенно другой Зубарев, приглядывая за порядком, прилёг и заснул на полчаса?
- Да, - кивнула Леночка.
- Вот и не придирайтесь к личностям. Надо уметь за деревьями видеть лес, а за
исключениями строго работающие правила. А теперь идите и подумайте, наврёте ли
вы в своей будущей работе хоть одно слово. И очень надеюсь, что уже с
сегодняшнего тихого часа я не буду наблюдать ваших детей за пределами корпуса.
Застучали по асфальту каблучки, Леночка побежала подготавливать материалы для
будущего отчёта. Электричка тоже поднялась со скамейки. Скрипнули подошвы по
песку. А потом она обернулась и уставилась точнёхонько в то место, где сидел я.
Мысли суматошно заметались. Видит или видит? Успела заметить или просто
любуется красотами уральской природы. Взрослые, кому делать нечего, вечно
пялятся на реку там или на ёлки. Да пусть любуются, пусть тратят даром своё
драгоценное время. Только пусть не задерживают при этом чрезвычайно занятых
людей, которым приходится отсиживаться в укрытии. И, хотелось бы мне добавить,
укрытии не слишком надёжном.
Взгляд Директрисы замораживал. Мне стало казаться, что на меня смотрит не
человек, а какое-то ужасно холодное чудище, прячущееся под человеческим
обличьем. С ледяной кровью и замаскированными когтями. Глаза Электрички пытались
нащупать мой взгляд, а потом я вдруг понял, что ослабел до невозможности, что
сейчас просто поднимусь и выйду навстречу неминуемым разборкам.
И тогда я прикусил язык. Зверская боль позаботилась, чтобы я тут же забыл обо
всём на свете. Глаза заплыли от слёз, контуры мира стали расплывчатыми. И за
туманной завесой Электричка и её холодный взгляд потерялись, словно сидел я в
леске в полном одиночестве. Когда слёзы скатились по щекам, а взор прояснился, у
скамейки уже никто не стоял.
Глава 12
Развлечения шестого отряда
Я не знал, куда направилась Электричка. Чтобы не нарваться, я решил сделать
значительный крюк вдоль крайних малышовых корпусов, но потом рискнул рубануться
напрямик, через лопухи, зацепив край территории шестого отряда.
Тук!
И я вздрогнул.
Что-то с глухим стуком упало неподалёку. А я, как дурак, топчусь на открытом
месте. Испуганно зыркнув по сторонам, я нырнул в тень здания. И спокойнее вроде
чуток, и в то же время дрожь холодными волнами бежит по коже. Я прищурил глаза и
принялся похлопывать костяшками правой руки по левой ладони, прикидывая, как
заехать в рыло отвратительной харе, если кто-то из чудищ выпрыгнет из холодного
сумрака.
Тук!
Не ближе, не дальше. Рядом где-то. То ли внутри притихшего домика. То ли в
рощице справа, то ли за дальним углом.
Корпус осунулся и помрачнел. Штукатурка осыпалась чуть не на половине стен, а
из дыр жалостливо высовывались белые палочки дранки вперемешку с растрёпанными
войлочными прокладками. Окна угрюмо чернели. Из тёмных провалов тянуло
потусторонним холодком. Дверь обвисла на одной петле, распахнувшись настежь,
посылая приглашение зайти с безмолвной ехидцей. Я быстро перебирал ногами,
стремясь проскочить вдоль фасада как можно скорее. Мои глаза упорно не хотели
смотреть на брошенное здание, словно боялись поймать чужой взгляд, за которым
придётся пойти. И не вернуться. Жутко здесь было. Несмотря на жаркие лучи
солнца, воздух пропитался пахучей влажной сыростью, словно рядом расстилались
торфяные болота.
Тук!
Что-то ударило по дереву. Что-то, чего я не видел.
На дорожке валялись скомканные газеты и раскуроченная тетрадка. Разорванный
конверт и смятое письмо. Раздавленный коробок и треснувшая зелёная зажигалка.
Сквозь поникшую траву газона проглядывали разноцветные детальки конструктора. На
подоконнике сиротливо привалился к полусгнившей раме пластмассовый грузовик без
колёс. Рядом скрючился викинг с оторванной подставкой. Словно не две игрушки, а
иллюстрация давно проигранного сражения, после которого остались одни мертвяки.
Тук!
Да, господи, что может стучать так мерзопакостно?!!!
Всё здесь выглядело неживым. Только флаг весело плескался на ветру.
Отсвечивал злобной радостью солнечных бликов новёхонький трос. Да на флагштоке
не виделось ни пятнышка ржавчины, вольготно пожиравшей ножки скамейки и
рухнувшие остовы кроватей, в беспорядке разбросанные по палатам. Что успели
вынести в первые часы, то растащили по другим отрядам. Остальное бросили. Никто
не решался прикасаться к больным вещам, словно те таили в себе опасный вирус.
Никто не смел подходить к корпусу слишком близко. Разве что я сам, да и то уже
успел десяток раз пожалеть об этом.
Тук!
Удары повторялись с завидным постоянством.
Завернув за угол, я оторопело остановился. Честно говоря, никак не ожидал
обнаружить здесь такое столпотворение. Весь шестой отряд. И мальчишки, и
девчонки. Никто не шумел и не толпился. Все выстроились в чёткую очередь между
стойками разломанных качелей и порушенной лесенкой. Словно полоса свинца на
зелёной траве. Чего их сюда тянуло?
Никто не обратил на меня внимания. Все смотрели либо в затылок
впередистоящему, либо в невидимую точку прямо по курсу. Я тоже хотел взглянуть
туда, да не успел. Что-то ярко блеснуло в руках первого пацана. Я разул глаза
как можно шире и с непонятным трепетом убедился, что белые пальчики сжимали
толстенную рукоятку настоящего охотничьего ножа, по сравнению с которым мой
перочинник казался ветхой избушкой перед гигантами современных многоэтажек. Рука
была согнута. Острый кончик упирался в плечо.
Пальцы крутанулись, и заточенное лезвие ракетой метнулось прочь. За
покосившейся каруселью к пеньку, некогда служившему ножкой для скамейки,
привалилась мишень, сделанная из выгнутого обломка тёмно-сырой деревоплиты,
покрытой белым налётом плесени. По центру рыжел треугольник.
Тук!
Вот откуда брались так напугавшие меня звуки.
Нож стукнулся плашмя справа от странного яблочка. Мне показалось, что оно
дёрнулось, но, скорее, лист просто дрогнул от удара. Ни единого звука. Ни гула
разочарования, ни ругани, ни возгласов. Даже пацан не проронил ни слова. Он
просто сделал шаг в сторону, сгорбился и нехотя поплёлся к кустам, где начинался
конец очереди. Девчонка в ярко-голубых джинсах и жёлтой футболке, стоявшая за
ним, быстро сбегала к мишени, подобрала нож, вернулась и теперь прицеливалась.
Нож она держала за самый кончик. Лезвие неприветливо серело, замерев между мной
и солнцем. Рука вытянулась параллельно земле, нож стоял к ней под прямым углом.
И почему-то мне показалось, что он теперь выглядел, словно памятник Скорбящей.
Суматошная мысль мелькнула лишь на секунду, потому что нож уже летел к цели. Я
автоматически вжал голову в плечи, ожидая очередного "Тука". Но лезвие под
острым углом вонзилось в рыхлую землю за три шага до обломанного края. И снова
мне показалось, что треугольник вздрогнул.
Я не придал значения мишени. Меня больше интересовал режик. Кто бы отказался
подержать в руках настоящий охотничий пластырь? Кто угодно, да только не я.
Девчонка почапала в задние ряды, а паренёк, оказавшийся впереди, засеменил к
мишени. И тогда я сорвался с места.
На беговой дорожке меня не сумеют обойти даже прославленные спортсмены
второго отряда. Так что фора растаяла в первые же секунды. А потом я ускорился,
будто финишировал стометровку. Пацанёнок ещё перебирал ногами на полпути, а я
уже нагибался к сокровищу. И через секунду правая рука покачивала приятную
тяжесть.
Пацанёнок доплёлся до меня и уставился на кроссачи. Меня это не удивило, его
треснувшим китайским "Реабокам" не тягаться с моей трёхполосной фирмой. Я
поощрительно улыбнулся толпе. Лучи солнца слепили, поэтому реакция на
незапланированное увеличение команды осталась мне неведома. Но оттуда опять не
донеслось ни единого звука. Никто не протестовал и не возмущался. Будто бы всё
шло, как надо. И я сразу понял, что нож им не верну.
А потом мне захотелось показать малолеткам, как надо метать настоящее оружие.
Свой-то я давно наловчился. Теперь жглось опробовать эту штукенцию. Хмыкнув, я
провёл остриём по ногтю и внимательно осмотрел тонюсенькую белую черту. Чей бы
режик не оказался в моих лапах, прежний хозяин заточил его как положено.
Я по-хозяйски осмотрел мишень. И сразу позабыл про нож. Потому что рыжим
треугольником на грязно-серой плоскости, вздувшейся пузырями... У меня аж
дыхание перехватило. Три гвоздя вбили в деревоплиту. К двум нижним проволокой
прикрутили две лапки маленького бельчонка. Левая и правая. Зелёное кольцо,
свитое из телефонного кабеля. И красное. К верхнему притянули задние конечности.
Лапы коряво скрючились вокруг погнутого гвоздя, а синяя проволока спиралью
прошлась по ним, не забыв обвиться по металлу и напоследок прищемив
переломленный хвост. Бельчонок распятый вверх ногами. Никогда я не видел ничего
беззащитнее, чем выгнувшаяся дугой грудка, охваченная белым пушком, сквозь
который проступало каждое рёбрышко.
Пацанёнок перестал изучать мою обувку и требовательно потянул нож к себе.
Ага, брался один такой. Я сжал рукоятку чуть посильнее. Пальцы мальчишки
скользнули по лезвию, а потом двумя пчелиными жалами ущипнули моё запястье. Я
зашипел от боли, как вода, брызнувшая на раскалённую сковородку. Рука
непроизвольно дёрнулась и чуть не располосовала бледное лицо, на котором серыми
крапинками проступала россыпь веснушек.
Никто!.. Никто и никогда вот так не борзел на Кубу! Это мог подтвердить
каждый. И если противный Тоб ещё не изведал острого вкуса моей мести, потому что
до конца смены ещё далековато, то расправу с малолетним нарушителем я не видел
причин откладывать в дальний ящик. А этот проклятый наддавыш снова потянул у
меня из рук нож, который я уже полноправно считал своим. Ну гады! Ну ведь гады
же, над бельчонком так измываться. А он тянул и тянул, заглядывая мне снизу в
глаза удивительно пустым взором.
Я вделал ему замечательного пиндаля. Я вложил в него всю злость целиком на
шестой отряд, посмевший заниматься таким извращением. Пацанёнок отлетел к
карусели. Мне показалось, что он всхлипнул. Но, может, это всего лишь по
верхушкам пробежал ветер. Потому что больше не донеслось ничего. Я повернулся к
бельчонку. Тельце ощутимо дрожало. В чёрных бусинках глаз сверкали кусочки
солнца. Бельчонок боялся. Бельчонок не понимал, что с ним делают, но чувствовал,
что попал куда-то не туда.
Я встал на колени и начал перепиливать проволоку. Несмотря на остроту лезвия,
без проблем поддалась только изоляция. Я давил, что есть силы. Лучи светила
овевали жаром мою вспотевшую спину. Весь мир накрыла оглушительная тишина. И я
начал бояться, словно меня тоже схватили грубыми руками и прикрутили к грязному
дереву. А из тенистой дали летит, вспарывая прогретый воздух, неумолимое остриё.
И неизвестно, то ли пронесёт на сей раз, то ли убегают последние секунды.
Лезвие вгрызлось в проволоку с недовольным скрежетом. На мутной латуни
засверкали нежно-алым свежие надрезы. Работа шла споро. Одна рука придерживала
дрожащего бельчонка за бока, вторая разрезала всё новые проволочные кольца.
Вдруг зверёк съёжился и целиком оказался в моей ладони, завозился там мягким
комочком между осторожно сжавшихся пальцев, а потом вывернулся и сиганул за
угол.
Хлёсткий удар по руке заставил пальцы разжаться, и нож пробил землю в опасном
миллиметраже от моей обувки. Пацан вернулся. Обе его руки сжимали толстый
металлический стержень.
Он вернулся не один. Неслышно к грязному куску фанеры подобрался весь отряд.
Все стояли и смотрели на меня. Смотрели пустыми глазами. А за пустотой
ворочалась ненависть. Нет, то была не ярость, не пышущая жаром злоба. Так
ненавидят не врага, а нечто. Нечто не слишком опасное, но противное. Так смотрят
на соплю, размазавшуюся по стенке. Вроде бы и убрать её хорошо, да ни у кого
рука не поднимается, потому что от одного взгляда к горлу подбирается
неудержимая рвота. Вот и смотрят пусто, зная, да ничего не делая.
Я тоже смотрел. Смотрел испугано, оторопело. Взгляд окинул беспросветно
хмурые лица, а потом заметался по округе, ища пути к отступлению. Я забыл про
нож. А если бы и помнил, то рука бы уже не потянулась за побывавшей в руках
мечтой. Рука уже не сделала бы ни одного лишнего движения. И сжавшиеся губы не
выпустили на свободу ни одного звука. Я сейчас превратился в бельчонка. В
бельчонка, знающего, что его ждёт, но не верещащего на весь белый свет о помощи,
а молчаливо ожидающего чего-то неминуемого, которое долго не задержится.
Солнце светило, лето продолжалось. И страх вдруг отпустил мою душу. Ну,
господи! Чего же тут бояться! Малолеток? Три пинка, два тычка, и Куба уходит
героем, как терминатор из разгромленного полицейского участка. Что они мне могут
сделать?!!!
И тогда они сделали.
За пустотой в глазах вспыхнули синие огоньки, которым я не мог подобрать
названия. Так горит в темноте кухонный газ, когда затухает последний лепесток
сине-фиолетового цветка. А потом они разом набросились на меня. И вопрос "А чего
они могут мне..." проносился в голове, когда ноги подогнулись от двух ловких
пинков под коленки, а утоптанная земля стремительно бросилась навстречу.
Теперь я понимал, как мириады мелких мошек заваливают в тайге огромных лосей.
На мне копошился целый муравейник. Пинки, щипки, хлёсткие пощёчины. Кто-то
сладостно вгрызался в мою правую лодыжку. Кто-то самозабвенно тянул меня за
волосы. А какой-то неизвестный герой без всякого смущения тырил мелочь из моих
карманов. И ни звука. Лишь тихое злое сопение.
Я отчаянно ворочался среди этой массы. Потом мне придавили руки, а ноги лишь
вспарывали воздух в отчаянной попытке лягнуть хоть одного вражину. А когда на
грудную клетку сверзились острые девчоночьи коленки, в голове проснулась тягучая
мягкая темнота. Сонливость обволакивала меня. Дышать становилось всё труднее, но
меня это уже не заботило. Я знал, что мучиться осталось каких-то несколько
мгновений. Потерпи чуток, и тебя здесь нет. Тебя ждут на другой стороне. Там
тихо и спокойно. Только холодно, и никогда нельзя согреться. Но разве подобную
ерунду можно брать в расчёт, когда безмолвно открывается дверь, и ты
оказываешься...
Мягкие волны колыхали меня, разбивая любые мысли на ничего не значащий набор
букв. Мне становилось удивительно хорошо. Я улыбнулся и приготовился...
Глава 13
Потерянный рай
- Долго тебя ждать, - проворчал дед, беря меня за руку.
Я поморгал глазами, привыкая к серому полумраку. Только что мне казалось, что
мир затоплен солнцем, а сам я отбиваюсь от кучи малолеток в летнем лагере.
Зыбкое чувство уходило прочь, словно прогнанный сон. Сон, в котором всё точно
как в настоящем мире. И только проснувшись, понимаешь, что правила, на которых
построены ночные иллюзии, никак не могут действовать в реальности.
- Ну задремал чуток, что ж его весь вечер теперь пилить? - бабушкин голос
ласково разливался справа. Я скосил глаза и увидел её саму, стоящую неподалёку.
- Он думает вставать или нет, - дед всё ещё ворчал, но не зло, а так, по
обязаловке.
Прогнувшись, моя спина ощутила плотно пригнанные друг к другу рейки садовой
скамейки. Вот ведь угораздило. Ещё ни разу мне не довелось заснуть посреди
центрального проспекта, гордо именуемого Комсомольским. Ходили слухи, что его
вот-вот переименуют в Камский. Народ не возражал. Сокращать Компросс до
Кампросса язык научится быстро. А я ждал торжественного момента со странным
замиранием в душе. Шутка ли, после переименования мы с ним окажемся
однофамильцами. Правда, надвигалась опасность выслушивания фразочек типа "Да с
такой фамилией ты теперь должен..." Но я знал, что подобные финты ушами ни к
чему меня не обязывали. А с другой стороны, врать не буду, приятно. Получалось,
чуть ли не в мою честь улицу переименовывали. Будет, что девчонкам на уши
лепить.
И сердце захолонуло. Эрика. Куколка моя ненаглядная. Приснилась ты мне, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг