своего племени.
Не изменившимися осталась лишь троица старшеотрядников, да Таблеткин.
Впрочем, сейчас Электричка обращалась не к ним.
- Устраивает, - такому голосу "Нет!" скажет далеко не всякий, и
новоиспечённые индейцы не стремились в число редких износоустойчивых субъектов.
- Да!!! - разнеслось по лагерю. И на чьём-то плаще толстый маркер уже написал
обидное слово. Впрочем, хозяин плаща ничего не заметил. Руки ощупывали штаны из
настоящей кожи. И в голове от счастья тонко ныла какая-то струнка, потому что
такой прикид родители не купили бы и к совершеннолетию. А тут всё свалилось
прямо с неба и за так. Ну, почти за так.
- Кто главные враги краснокожих? - усмехаясь, спросила Электричка.
- Подлые бледнолицые! - заорал Рома Денисов.
Все радостно зашумели. Все снова стали детьми. Всем хотелось играть. А Сёма,
позаимствовав маркер из шаловливых ручек, начал выписывать на лице боевую
окраску. Индейцы тревожно гудели. Индейцы готовились выйти на тропу войны.
- К сведению, - отчеканила Электричка. - К автобусной станции пробирается
небольшой отряд бледнолицых. Задача ясна?
- Ага-а-а, - раскатилось по округе, и пёстрая масса, потрясая копьями,
понеслась к лагерным воротам. Копья смотрелись смешно, но вкладывать в их руки
томагавки Электричка не спешила. Холодное оружие - это дверь к необратимым
поступкам. А к необратимым поступкам Электричка не торопилась. Ещё неизвестно,
как повернётся дело. Зато она знала то, о чём не догадывался ни один из
индейцев. Снова детьми они стали ненадолго. До первой крови.
- С ними не хотите? - палец Электрички пронзил воздух в направлении
удаляющегося племени.
- Не, - лениво процедил Эдик Журавлёв. - Чё мы, мальчики?
- Ладно, - кивнула Электричка, как отрезала. - Большим дядям и игрушки
соответствующие. Мозгов у вас побольше. Делайте свой заказ.
- Ментом быть хочу, - немедленно встрял Вова Большаков. - Ментам всё можно,
потому что им всё положено. Никто их пальцем не тронь, а они любого дубинищей
своей по балде, да в дыхалку.
Сказал и заозирался. Эдик молча пережёвывал "Орбит". Гарик нисколько не
возражал. Он с отстранённым видом прислонился к эспланаде и начинал скучать. В
следующую секунду он увидел, что с ног до головы одет в серую форму. На затылок
давила каска. Пальцы сжимали рукоять резиновой дубинки. На поясе заманчиво
поблёскивали кольца наручников. Выяснив, что "Дизелевская" футболка и фирмовые
штаны никуда не делись, Гарик в миг повеселел. Вова и Эдик тоже довольно хлопали
себя по бокам, проверяя реальность обновки, напяленной на прежний прикид.
- Вы, - голос Электрички заставил состав новорожденного патруля вытянуться по
стойке "смирно", - сразу на вокзал. Не верю я малолеткам. Не справятся.
- Мы сделаем, - кивнул Гарик, и ободок качнувшейся каски больно стукнул в
горбинку носа. - Будь спок, гражданин директор. Всё путём.
Не спеша, как и подобает солидным людям, патруль удалился на операцию по
задержанию.
- И им не верю, - тихо произнесла Электричка. - Не то они загадали. Не знаю
как, но просчитаются.
Таблеткин напрягся. Сейчас решалась его судьба.
- А ты чего хочешь? - услышал он металлический голос.
- Чего? - Таблеткин длинно сплюнул. - Ну уж не ментом точно. Сейчас ментам
уважения нету. А вот хочется мне, чтобы всё у меня было, да ничего за это не
было. Кого надо загадать, чтобы житуха так повернулась?
- Волшебника, - одно слово, но зазвучало так, что начавшая расползаться
ухмылка Таблеткина быстро превратилась в ровную бесстрастную линию.
- Давай, Тоб, действуй, - прозвище из уст Электрички выглядело приветом из
загробного мира. - В тебя верю. Ты поднимал флаги. Ты знаешь, как оно...
Электричка оборвала фразу, лишь растопыренные пальцы метнулись вниз, словно
прогоняя ненужные слова.
- Иди, - сказала она Тобу после полуминутного молчания. - Теперь ты всё
можешь. Не теряй времени. Ступай. И по возможности, прямо в город.
"Это что, - пронеслось в голове Таблеткина, - если я захочу, то прямо отсюда
в город шагну, а?"
Он не успел додумать. Он никуда не ушёл. Он просто исчез с площади для
построений, словно Электричка с утра стояла здесь в полном одиночестве.
Глава 28
Камский Егор - враг индейцев
Колька сидел в кустах и боялся. Он ещё никогда не провинялся так сильно.
Когда на построении все накинулись на Кубу, Колька растерялся, бросился к
корпусу и решил спрятаться там. Почему-то ему казалось, что вслед за Кубой
станут бить его.
В палате Колька спрятаться не рискнул. Он тихо выскользнул в окно, послонялся
за столовой, а потом и сам не заметил, как оказался за лагерной территорией. Лес
его успокоил. В лесу росли деревья, пели птицы, из засыпанных хвоей луж
выпрыгивали лупоглазые лягушата. Никто не гнался за напуганным беглецом. Никто
не собирался его лупить.
Напившись из лесного озерца и вытерев рот рукавом, Колька просветлел. Жизнь
повернулась не самой плохой стороной. До вечера ещё далеко, значит, часиков
шесть спокойного существования ему обеспечено. Вечером все про Кольку позабудут,
а он проберётся в сумраке к палате, влезет через окно и сразу спать. А утром не
до него будет. Утром чуть ли не сотню флагов придётся поднимать. Колька
прекрасно знал, когда людям предстоят великие дела, никто не вспоминает о тихих
и незаметных личностях.
Тут, однако, неподалёку послышались голоса, и Колька решил затаиться. Выбрав
куст погуще, Колян забрался в самую середину и затих. И вовремя! Мимо куста
прошли два четвероотрядника. Оба они были покрепче Кольки, и тот на всякий
случай окликать их не стал.
- Ну что? - недовольно протянул один, озираясь по сторонам.
- Нет тут никого, - разочаровано заметил другой.
- Ищи, - наставительно заметил первый. - Сам же знаешь, правило простое:
найдём, так впиндюрим ему по самые уши, а нет, то нам впиндюрят так, что мало не
покажется.
- Да уж знаю, - печально вздохнул второй.
- Вот и гляди, - кивнул первый и длинной палкой потыкал в куст, где прятался
Колька.
Обломанное остриё, расписавшись тонким зигзагом, скользнуло по чёрной
кроссовке. Колька зажмурился, превратившись в маленького мышонка, замершего
перед выходом из норки, за которым призывно мерцают зеленовато-карие глазищи
безжалостного котяры. Кот царапнул по порогу, но не достал, а мышонок так и
стоял, не в силах отвернуть голову от завораживающего взгляда.
- За лужей глянь, - лениво распорядился хозяин палки.
- В грязюку лезть? - плаксиво отказался его спутник и подкрепил свой выбор
весомыми аргументами. - Хера лысого там найдёшь!
Воздух тихонько просачивался меж сжавшихся зубов, нос осторожно набирал
следующую порцию воздуха, глаза приоткрылись тонюсенькими щёлками, но ничего не
разглядели, кроме зелёной мешанины. Шуршание шагов постепенно стихло, но
вылезать Сухой Паёк не спешил.
В тишине Колька осознал, в какую угодил катастрофу. Теперь не оставалось ни
малейшего сомнения, что весь лагерь занимается его поисками. Красочный план о
том, как неуловимый партизан тихонько пробирается обратно под покровом ночи,
рассыпался карточным домиком. Никто не ляжет спать, пока не отыщут Кольку. А как
отыщут... Тут выговором не отделаешься. Тут тебя выставят перед строем и будут
распекать, не стесняясь в выражениях. Колька представил монументальную фигуру
Электрички, и его передёрнуло. А уж о том, что случится в палате после отбоя,
вообще не хотелось думать. Захотелось заплакать и, размазывая слёзы грязными
кулаками, рвануть к автобусной станции, напроситься до города и вернуться домой.
Вот только не ждали Кольку дома. Дома было известно, раз уж внесли денежки за
путёвку, значит до конца смены он ДОЛЖЕН оставаться в лагере, невзирая на тяготы
и лишения. Тут хоть плачь, хоть не плачь. И Колька решил не плакать, раз уж
никого своими слезами не разжалобить. Просто шмыгнул носом.
Затем Колька обрадовался. Трудно сказать, как он обрадовался, после безмерной
печали. А обрадовался он тому, что не поторопился вылезать из убежища. И
правильно, как оказалось, сделал.
Снова раздался треск. Колька втянул голову в плечи, напугавшись, что
неугомонная парочка возвращается. Однако, шаги раздались совсем с другой
стороны. Осторожно раздвинув листья, Колян узрел знакомые лица.
Торопливым шагом к кусту приближался Куба, и пока совершенно не замечалось,
что его отделал десяток трудолюбивых рук. Рядом с отрядным правофланговым
семенила Говоровская, чему Колька ничуть не удивился. А вот шествие замыкала
известная лагерная красотка - Эрика Элиньяк! В груди кольнула струнка зависти.
Ну Куба и фрукт. Вот ведь как ловко дельце обтяпал. Не стал нарываться на
дискаче, где хмурые старшаки так и ищут повод подраться. Нет-нет, просто взял,
да пригласил Эрику в лесок, поискать бедного Кольку.
Колян уже не замечал, что нити рассуждений не сходились. Теперь ему казалось,
что утренний инцидент у эспланады - сущая ерунда по сравнению с его собственным
побегом. Может, Куба прощение заслужит, если разыщет Сухого Пайка и превратит
его в козла отпущения? Ну нет, если кто и собирался быстро сдаваться, то только
не Колька.
- Кажется, мы здесь уже были, - произнесла Элиньяк.
Колька забыл про опасности. Колька представил рядом с Эрикой вместо
долговязого Кубы себя, и сердце заныло от невозможности подобной картины.
- Может, и были, - рассеяно сказал Куба, вглядываясь вперёд. - Озеро какое-то
нам уже попадалось. Что ж с того? Надо идти.
И они удалились. Колька снова повеселел. Такие лопухи нескоро его отыщут.
Потом снова взгрустнулось, потому что, как ни крути, в лагерь возвращаться
придётся. И лучше это сделать перед ужином. Тогда хоть и навешают, а поесть
дадут. Потому что уплачено.
Но и в лесу Колька не собирался голодать. Руки непрестанно обрывали заросли
заячьей капусты и запихивали в рот. Скулы сводило от кислятины, зато желудок,
начавший недовольно бурчать, нехотя успокоился.
Снова раздались шаги. Теперь до Кольки донеслись не шелест, не шорох и не
шуршания. Топали так, будто слон ломился сквозь джунгли. Пришлось снова затаить
дыхание. Однако, глаза Колька закрыть не успел и узрел странную процессию.
Мимо куста прошагала толпа самых настоящих индейцев. Совсем как из
пластмассового набора. Правда, руки сжимали не ружья и не лук со стрелами, а
копья. Лишь только Колька представил, как эти копья вонзаются в куст, где он
сидит, по душе прокатились холодные волны. Но индейцы не обратили на куст ни
малейшего внимания. Они торопились, будто им уже точно сказали, что Колька
прячется километром дальше. Грозный треугольник со смачным хрустом вонзился в
рябинник и скрылся из глаз, превратив узенькую тропиночку в столбовую дорогу.
- Во вырядились. Фестиваль проводят, или как? - прошептал Колька и напряг
слух.
- Видали? - донёсся до невозможности радостный голос. - Здесь ветка обломана.
И трава впереди примята. Гадом буду, если недавно тут кто-нибудь не проходил.
И веселье снова заплескалось в душе. Пусть гонятся недоумки по Кубиным
следам. Пускай разбираются себе друг с другом. А он тут посидит. В тишине и
одиночестве. Раз уж судьба повернулась к нему счастливой стороной, раз уж удача
заулыбалась во всю ширь.
Но долго отсидеться не получилось. Издалека донёсся трубный рёв, а потом
вопли и треск. Колька мигом выскользнул на свободу и, пригибаясь, побежал на
волнующие звуки. Полюбоваться бесплатным цирком он случаев не упускал.
К моменту, когда Сухой Паёк оказался полноправным зрителем, начало
захватывающего поединка оказалось безвозвратно пропущено. Завязка спектакля
заключалась в том, что Куба и его спутницы чего-то не поделили с перьеголовыми
воинами. Колька устроился поудобнее, пожалев, что период взаимных угроз уже
остался за кадром, и принялся наблюдать.
Отважная мелкота, шлёпая по губам и извергая оглушительные индейские кличи,
набрасывалась на Кубу то парами, то тройками. Куба не жалел кулаков, и от
сыплющихся ударов размалёванные бойцы кувырком летели прочь. Кто-то похныкивая
отползал в сторону и замирал, кто-то вскакивал и яростно бросался на новый
штурм. Но Куба стоял непреклонно, словно утёс, об который волны бьются тысячу
лет и будут биться ещё столько же. Очередной забияка в канареечной рубахе и
вытертых джинсах подкатился к самому Колькиному убежищу. Конопатое лицо кривила
гримаса неудачника. Подтянув зелёные носки, пацанчик сплюнул и побежал к своим.
Увидев, что кулаками правды не сыскать, индейцы вспомнили о копьях. Теперь к
воплям, шлепкам и сердитому сопению прибавился ещё и треск. Куба ловко
перехватывал остро оточенные палки, с лёгкостью вырывал их из рук противника и,
назидательно сплюнув, переламывал об колено.
Очередная волна отхлынула от непобедимого героя. Кто отскочил, кто пятился,
прихрамывая, а кто медленно отползал, словно до смерти оставалось шага четыре.
Куба ощерился и смахнул со лба тяжёлые капли пота. Сейчас он напоминал
Конана-варвара, с которым не может справиться поредевшая в боях армия
предателей.
Убедившись в тщетности ударов напролом, враги решили поменять тактику. Пока
стайка ещё не участвовавших в драке осторожно наскакивала на Кубу, стремясь
избежать новых потерь, сплочённая группа из шести опытных бойцов ловко обогнула
эпицентр сражения и набросилась на Элиньяк и Говоровскую. Бойцы в кожаных штанах
попытались было скрутить руки девчонкам и взять их в заложники, но те взвизгнули
и вцепились: одна в уши, вторая в косматые вихры. Секунды не прошло, а парочка
пострадавших, подвывая и держась за повреждённые части, пронеслась мимо Кольки,
даже не заметив перепугавшегося лазутчика.
Последний штрих внесла Эрика. Завопив, она торпедой врезалась в оставшуюся
четвёрку, и те драпанули. Один, правда, остановился и решил пнуть Кубу сзади, да
забоялся и смазал. Куба не прощал коварных ударов в спину, и враг в шею был
вытолкан с арены битвы.
И тут брошенное из гущи воинов, не решавшихся подойти поближе, копьё
царапнуло Говоровскую по щеке. Алая полоса приворожила все взгляды, даже Колька
подался вперёд. Разом смолкли индейские вопли и стоны раненых. Мигом затихла
ругань и восклицания. Полтора десятка оставшихся боеспособными индейцев
выстроились полумесяцем, кидая на троицу оборонявшихся короткие злые взгляды.
Кто смотрел по-волчьи, кто по-шакальи. И ни единого звука из плотно сжатых губ.
Руки половчее ухватили уцелевшие копья, и те сразу превратились из бестолково
мелькающих палок в опасное оружие, занесённое для смертельного удара. Куба
сдвинулся назад, прикрывая девчонок спиной.
Индейцы неспешно приближались. Движения потеряли суету. Воины словно
почувствовали перевес в силе и теперь никуда не торопились. Появились зловещие
ухмылки. Взгляды нащупывали болевые точки кудрявого гиганта, замершего в центре
поляны.
Кто-то метнул копьё. Оно пронеслось бы над головой, но Куба ребром ладони
откинул его в сторону. Ни слова не донеслось из сплочённых рядов, ни
разочарованных восклицаний. Лишь ухмылочки расползлись чуть шире. Индейцы
продолжали играть, только игра стала по-настоящему взрослой.
Постепенно полумесяц обхватил осаждённых широким кольцом. Колька впился
взглядом в толстячка, одетого в мятую малиновую футболку с выцветшей эмблемой
пива "Невское". Такому бы совок в руки, да в песочницу. Ан нет, смотрит зорко,
будто хищник в преддверии прыжка. Вперёд выбрался светловолосый мальчуган и
смело подошёл к Кубе. Просто подошёл и остановился. Молчаливые взгляды протыкали
сжавшуюся троицу со всех сторон. Куба не шевелился.
Наблюдатель заворочался, переживая за Кубу и теряясь в непонятках, отчего тот
впал в ступор. Надо было бить. Надо было прорывать кольцо и спасаться. Колька аж
сам, сжав кулаки, наносил удары предполагаемым противникам, стараясь, впрочем,
особо не шуметь. Засланный казачок, не проронив ни звука, саданул Кубе в
дыхалку. Куба скривился, но не согнулся перочинным ножиком и не превратился в
рыбу, выброшенную на берег. Видать, на досуге накачивал пресс. Ухватив
мальчугана за шиворот и за шорты, он с разворотом отшвырнул его в молчаливую
шеренгу. Народ расступился, и урона во вражеских рядах не получилось. Зато
ловкий малыш в защитном комбезе резво плюхнулся на четвереньки за Кубиной
спиной, и герой, сделав для равновесия шаг назад, повалился наземь. Тут же
индейцы, как осиный рой набросились на поверженного богатыря. Девчонки рванулись
было на помощь, но вцепившиеся в длинные волосы ручонки оборвали их порыв.
Уже не заботясь быть разоблачённым, Колька высунулся на поляну чуть не по
пояс. Под шевелящейся массой невозможно было ничего разобрать. Наконец откуда-то
сбоку проявилась знакомая кудлатая голова. Один из незанятых в битве индейцев
поднял валявшееся копьё и занёс над Кубиным лицом, целясь в глаз.
Колька понял, что Кубе уже не вырваться.
Как-то в деревне видел Колян кролика с выбитым глазом. Может быть, это и
предопределило случившееся. Колька и сам не понял, как это произошло. Он помнил
только себя, несущегося по траве. Солнце, слепившее глаза. И горький запах
ромашки. А руки сжимали невесть где подхваченную оглоблю сухой осины. Сколько
перьеголовых метнулось ему навстречу, было уже неважно. Всех до единого с
залихватским замахом уронил на траву Колька, как Портос в легендарном фильме
опрокидывал гвардейцев кардинала. Потом оглобля за что-то зацепилась и больно
вырвалась из рук.
Колька не смог бы сказать, из-за чего враги бросились врассыпную . Мешало
солнце. Но Куба уже нёсся за ними, вопя: "Ах вы щенки позорные!!!" И тем, кто не
мог похвастаться успехами на уроках физкультуры, доставались отменные пинки.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг