хорошенько подумать.
Я тебя ни в чем не обвиняю и по-прежнему люблю, только не мешай мне
принять решение и никому ничего не говори.
Андрей.
Я вся обревелась. Места себе не находила, хотела бежать к Лукомскому, но
побоялась, что Андрюша рассердится. Сначала ломала себе голову, кто мог
такую подлость сделать, а потом догадалась. Кроме, как Фетюкову, некому.
Он с самого начала за что-то невзлюбил нас обоих. Одно время, слава богу,
совсем перестал ходить. А тут не прошло и трех дней - заявляется,
спрашивает, где Андрей.
Я его дальше порога не пустила и сказала, что Андрюша уехал в Тулу к
моему брату. "Зачем?" - спрашивает. Я говорю: "По семейным делам". А он с
такой ухмылочкой: "Что еще за семейные дела появились?" Я сказала: "Вас
это не касается" - и выставила.
Вернулся Андрей через две недели, лица на нем не было. Я его обняла,
заплакала, говорю: "Ну как, сынок? Что теперь делать будем?" - "Ничего, -
говорит, - перезимуем".
Ну, перезимуем так перезимуем. Больше он мне насчет этого ни одного
слова не сказал. Даже про то, что он собирался куда-то переводиться,
стороной узнала. Хорошо, Лукомский его отговорил. Все-таки четырех лет
учения жалко. Да и сам он, вижу, немного успокоился.
Кончил Андрюша университет, отпраздновали. Его к себе на работу сам
Дирантович взял, приезжал к нам, мне руку поцеловал. "Не беспокойтесь, -
говорит, - все будет в порядке, готовьтесь скоро диссертацию обмывать".
Только после этой истории какой-то не такой стал Андрюша. Ходит на
работу, вечером телевизор смотрит или читает, но жизни в нем прежней нету.
Вялый, что ли, не могу объяснить.
Хоть бы женился, может, все-таки веселее бы стал.
Развязка Аплодисментов не было. Делегаты международного конгресса
покидали зал молча. Невольная дань уважения побежденному соратнику.
Андрей Пральников стоял у доски, судорожно сжимая в руке указку.
Сейчас, когда уже все было кончено, на смену злому азарту пришла тупая
усталость.
Дирантович поднялся с председательского кресла и вынул из уха микрофон
слухового аппарата. Двое аспирантов услужливо подхватили его под руки и
повели через служебный ход. По дороге он остановился и еще раз внимательно
поглядел на развешанные листы ватмана с причудливой вязью уравнений. В
фойе его сразу окружили. Из толпы любопытных, энергично работая локтями,
пробрались вперед корреспондент международного агентства и Фетюков. О, это
был совсем другой Фетюков! Вместо былой спортивной подтянутости появилась
непринужденная сановитость, та самая сановитость, которая дается только
долгими годами успеха. Солидная плешь придала лицу чисто сократовское
глубокомыслие. Одет он был по-прежнему элегантно, но уже без всякого
признака дурного вкуса. На пальце - тонкое обручальное кольцо.
Чувствовалось, что все его жизненные планы выполняются с
неукоснительной последовательностью.
- Мировая сенсация! - обратился корреспондент к Дирантовичу. - Сын
против отца! Ничего не пощадил, камня на камне не оставил. Вы могли бы
прокомментировать это событие?
- Что ж тут комментировать? Академик Пральников был настоящим ученым. Я
уверен, что, появись у него в то время хоть малейшая тень сомнения, он бы
поступил точно так же. Но не нужно забывать, что доклад, который мы сейчас
слышали, построен на очень оригинальной интерпретации новейших
экспериментальных данных, и нужен был незаурядный талант Андрея
Пральникова, чтобы...
- Положить самого себя на обе лопатки, - пробормотал Лукомский.
Корреспондент обернулся к нему:
- Значит, слухи, которые ходили в свое время, имеют какие-то основания?
- Какие слухи?
- Насчет несколько необычных обстоятельств появления на свет Андрея
Пральникова.
- Чепуха! - сказал Дирантович. - Никаких оснований под собой ваши слухи
не имеют. Мы все появляемся на свет э... весьма тривиальным образом.
- Но что же могло заставить молодого Пральникова взяться именно за эту
работу? Ведь, что ни говори, роль отцеубийцы... К тому же, честно говоря,
меня поразил резкий, я бы даже сказал, враждебный тон доклада.
- Не знаю. Тут уже чисто психологическая задача, а я, как известно,
всего лишь физик.
- А вы как думаете?
- Вера в невозможное, - ответил Лукомский.
- Извините, не понял.
- Боюсь, что не сумею разъяснить.
- И разъяснять нечего, - авторитетно изрек Фетюков. - Почитайте Фрейда.
Эдипов комплекс.
Дирантович улыбнулся, но ничего не сказал.
Эпилог Письмо заслуженного деятеля науки профессора В. Ф. Черемшинова
вице-президенту Академии наук А. Н. Дирантовичу Глубокоуважаемый Арсений
Николаевич!
Я должен выполнить последнюю волю Никанора Павловича Смарыги и сообщить
Вам некоторые дополнительные сведения о проведенном эксперименте. Надеюсь,
Вы меня правильно поймете и не будете в претензии за то, что в течение
двадцати трех лет я хранил по этому поводу молчание.
В тот день, когда Н. Ф. Земцовой должны были сделать пересадку, у
лаборантки, ехавшей из лаборатории в больницу, украли в трамвае сумочку, в
которой находился препарат клеток академика Пральникова.
Семена Ильича к тому времени уже кремировали.
Трудно передать отчаяние Никанора Павловича. Ведь этот эксперимент был
завершением работы, на которую он потратил всю свою жизнь. Вы знаете, с
каким трудом ему удалось добиться разрешения провести такой опыт на
человеке. Смарыга прекрасно понимал, что, если бы не ореол, окружавший имя
академика Пральникова, ему бы пришлось еще долго ждать подходящего случая.
Мы приняли решение сообща, пойдя, если хотите, на научный подлог. Мне
трудно определить истинные границы этого термина в данном случае.
Опыт был поставлен, причем в качестве донора выбран сторож, работавший
в лаборатории Смарыги. У него была та же пигментация волос, что и у
академика Пральникова.
Таким образом, в сыне Земцовой воплощен не всемирно известный ученый
Пральников, а Василий Кузьмич Лягин, умерший десять лет назад от пневмонии.
Думаю, что от этой замены эксперимент Смарыги не потерял огромного
научно-познавательного значения, каким, по моему мнению, он несомненно
обладает. По существу, решалась все та же задача: наследственность и
среда, но в еще более строгих начальных условиях. Мы предоставили ни в чем
не примечательному человеку возможность проявить дарования, может быть
скрытые в каждом из нас.
Поэтому мы решили хранить все в тайне до выяснения результатов
эксперимента.
К сожалению, Никанор Павлович уже никогда не узнает, чем он кончился.
Что же касается меня, то я вполне удовлетворен.
Можете судить о моем поступке, как Вам угодно, но вины своей я тут не
вижу.
Ваш покорный слуга В. Черемшинов.
Тревожных симптомов нет 1
- Не нравятся мне его почки, - сказал Крепс.
Леруа взглянул на экран.
- Почки как почки. Бывают хуже. Впрочем, кажется, регенерированные. Что
с ними делали прошлый раз?
- Сейчас проверю. - Крепс набрал шифр на диске автомата.
Леруа откинулся на спинку кресла и что-то пробормотал сквозь зубы.
- Что вы сказали? - переспросил Крепс.
- Шесть часов. Пора снимать наркоз.
- А что будем делать с почками?
- Вы получили информацию?
- Получил. Вот она. Полное восстановление лоханок.
- Дайте сюда.
Крепс знал манеру шефа не торопиться с ответом и терпеливо ждал.
Леруа отложил пленку в сторону и недовольно поморщился:
- Придется регенерировать. Заодно задайте программу на генетическое
исправление.
- Вы думаете, что...
- Безусловно. Иначе за пятьдесят лет они не пришли бы в такое состояние.
Крепс сел за перфоратор. Леруа молчал, постукивая карандашом о край стола.
- Температура в ванне повысилась на три десятых градуса, - сказала
сестра.
- Дайте глубокое охлаждение до... - Леруа запнулся. - Подождите
немного... Ну, что у вас с программой, Крепс?
- Контрольный вариант в машине. Сходимость девяносто три процента.
- Ладно, рискнем. Глубокое охлаждение на двадцать минут. Вы поняли меня?
На двадцать минут глубокое охлаждение. Градиент - полградуса в минуту.
- Поняла, - ответила сестра.
- Не люблю я возиться с наследственностью, - сказал Леруа. - Никогда не
знаешь толком, чем все это кончится.
Крепс повернулся к шефу:
- А по-моему, вообще все это мерзко. Особенно инверсия памяти. Вот бы
никогда не согласился.
- А вам никто и не предложит.
- Еще бы! Создали касту бессмертных, вот и танцуете перед ними на
задних лапках.
Леруа устало закрыл глаза.
- Вы для меня загадка, Крепс. Порою я вас просто боюсь.
- Что же во мне такого страшного?
- Ограниченность.
- Благодарю вас...
- Минус шесть, - сказала сестра.
- Достаточно. Переключайте на регенерацию.
Фиолетовые блики вспыхнули на потолке операционного зала.
- Обратную связь подайте на матрицу контрольного варианта программы.
- Хорошо, - ответил Крепс.
- Наследственное предрасположение, - пробормотал Леруа. - Не люблю я
возиться с такими вещами.
- Я тоже, - сказал Крепс. - Вообще все это мне не по нутру. Кому это
нужно?
- Скажите, Крепс, вам знаком такой термин, как борьба за существование?
- Знаком. Учил в детстве.
- Это совсем не то, что я имел в виду, - перебил Леруа. - Я говорю о
борьбе за существование целого биологического вида, именуемого Хомо
Сапиенс.
- И для этого нужно реставрировать монстров столетней давности?
- До чего же вы все-таки тупы, Крепс! Сколько вам лет?
- Тридцать.
- А сколько лет вы работаете физиологом?
- Пять.
- А до этого?
Крепс пожал плечами.
- Вы же знаете не хуже меня.
- Учились?
- Учился.
- Итак, двадцать пять лет - насмарку. Но ведь вам, для того чтобы
что-то собой представлять, нужно к тому же стать математиком,
кибернетиком, биохимиком, биофизиком, короче говоря, пройти еще четыре
университетских курса. Прикиньте-ка, сколько вам тогда будет лет. А
сколько времени понадобится на приобретение того, что скромно именуется
опытом, а по существу представляет собой проверенную жизнью способность к
настоящему научному мышлению?
Лицо Крепса покрылось красными пятнами.
- Так вы считаете...
- Я ничего не считаю. Как помощник вы меня вполне устраиваете, но
помощник сам по себе ничего не стоит. В науке нужны руководители,
исполнители всегда найдутся. Обстановочка-то усложняется. Чем дальше, тем
больше проблем, проблем остреньких, не терпящих отлагательства, проблем,
от которых, может быть, зависит само существование рода человеческого. А
жизнь не ждет. Она все время подстегивает: работай, работай, с каждым
годом работай все больше, все интенсивнее, все продуктивнее, иначе застой,
иначе деградация, а деградация - это смерть.
- Боитесь проиграть соревнование? - спросил Крепс.
Насмешливая улыбка чуть тронула тонкие губы Леруа:
- Неужели вы думаете, Крепс, что меня волнует, какая из социальных
систем восторжествует в этом мире? Я знаю себе цену. Ее заплатит каждый, у
кого я соглашусь работать.
- Ученый-ландскнехт?
- А почему бы и нет? И, как всякий честный наемник, я верен знаменам,
под которыми сражаюсь.
- Тогда и говорите о судьбе Дономаги, а не всего человечества. Вы ведь
знаете, что за пределами Дономаги ваш метод не находит сторонников. И
признайтесь заодно, что...
- Довольно, Крепс! Я не хочу выслушивать заношенные сентенции. Лучше
скажите, почему, когда мы восстанавливаем человеку сердечную мышцу,
регенерируем печень, омолаживаем организм, все в восторге: это человечно,
это гуманно, это величайшая победа разума над силами природы! Но стоит нам
забраться чуточку поглубже, как типчики вроде вас поднимают визг: ах!
ученому инверсировали память, ах! кощунственные операции, ах!.. Не
забывайте, что наши опыты стоят уйму денег. Мы должны выпускать отсюда
по-настоящему работоспособных ученых, а не омоложенных старичков, выживших
из ума.
- Ладно, - сказал Крепс, - может быть, вы и правы. Не так страшен
черт...
- Особенно когда можно дать ему мозг ангела, - усмехнулся Леруа.
Раздался звонок таймера.
- Двадцать минут, - бесстрастно сказала сестра.
Крепс подошел к машине:
- На матрице контрольной программы нули.
- Отлично! Отключайте генераторы. Подъем температуры - градус в минуту.
Пора снимать наркоз.
2
Огромный ласковый мир вновь рождался из недр небытия. Он был во всем: в
приятно холодящем тело регенерационном растворе, в тихом пении
трансформаторов, в горячей пульсации крови, в запахе озона, в матовом
свете ламп. Окружающий мир властно вторгается в просыпающееся тело -
великолепный, привычный и вечно новый мир.
Кларенс поднял голову. Две черные фигуры в длинных, до пят,
антисептических халатах стояли, склонившись над ванной.
- Ну, как дела, Кларенс? - спросил Леруа.
Кларенс потянулся.
- Восхитительно! Как будто снова родился на свет.
- Так оно и есть, - пробормотал Крепс.
Леруа улыбнулся:
- Не терпится попрыгать?
- Черт знает какой прилив сил! Готов горы ворочать.
- Успеете, - лицо Леруа стало серьезным. - А сейчас - под душ и на
инверсию.
...Кто сказал, что здоровый человек не чувствует своего тела? Ерунда!
Нет большего наслаждения, чем ощущать биение собственного сердца,
трепет диафрагмы, ласковое прикосновение воздуха к трахеям при каждом
вдохе. Вот так каждой клеточкой молодой упругой кожи отражать удары бьющей
из душа воды и слегка пофыркивать, как мотор, работающий на холостом ходу,
мотор, в котором огромный неиспользованный резерв мощности. Черт побери,
до чего это здорово! Все-таки за пятьдесят лет техника сделала невероятный
рывок. Разве можно сравнить прошлую регенерацию с этой? Тогда в общем его
просто подлатали, а сейчас... Ух, как хорошо! То, что сделали с Эльзой, -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг