Келюсу не везло. Поезд опоздал почти на час, и автобус на Судак уже
успел уйти. Следующий ожидался только часа через четыре, и Николай, бросив
беглый взгляд на оживленную толпу перед симферопольским вокзалом,
устроился на разбитой скамейке в сквере недалеко от автостоянки. Времени
было предостаточно, и Лунин имел возможность еще раз продумать план
действий.
Бородатый доцент из Самары в свое время подробно объяснил, как
добираться до Чабан-Кермена, где у подножья горы, увенчанной руинами
генуэзского замка, расположилась археологическая экспедиция. По словам
Валерия выходило, что в эти дикие места никакой транспорт из Симферополя
не ходит и добираться придется исключительно пешком или на попутках. Такая
глушь гарантировала определенную безопасность, но теперь, оказавшись в
переполненном транзитными курортниками городе, Лунин начал понимать, что
путешествие может оказаться не таким простым.
Кроме того, Келюс не был уверен, что застанет Валерия в
Чабан-Кермене. Бородач обещал устроить там Ольгу, а сам собирался
поработать в Судаке, где находилась база Южнокрымской экспедиции. Поэтому
он советовал Николаю заехать вначале в Судак и попытаться найти его там, а
затем уж ехать в Чабан-Кермен, тем более что от Судака можно было
добраться сравнительно просто - по трассе, вдоль морского берега.
Подумав, Николай решил так и поступить. Ему обязательно нужно было
повидать Валерия: без знакомого в этих диких краях было бы совсем нелегко.
Что делать дальше, Николай представлял себе достаточно смутно.
Главное найти Валерия, забрать Ольгу и тут же уехать. В Столицу
возвращаться было опасно, и Николай очень рассчитывал на помощь своего
самарского знакомого.
Наконец наступило время идти на автостоянку. Перед посадкой Келюс
обменял свои русские рубли на разноцветные бумажки с изящным рисунком -
новые украинские карбованцы, - проверил еще раз нехитрый багаж,
уместившийся в небольшом рюкзаке, и, обреченно вздохнув, доверил свою
судьбу старому, дребезжащему автобусу, который с рычанием прогревал мотор,
готовясь к неблизкому путешествию через весь Крым.
В Судаке Келюс никогда не был. Маленький белый городишко не произвел
на него особого впечатления, и, передохнув чуток на автостанции, Николай,
порядком измотанный долгой поездкой по бесконечным крымским серпантинам,
побрел к центру, в поисках базы Южнокрымской экспедиции.
Городок был полон пляжниками, знать не знавшими ни о каких
археологах, но Николаю повезло. Он вовремя вспомнил о верной примете, о
которой как-то упомянул Валерий, - полуразрушенной старинной башне, возле
которой располагалась база. Башню Лунин нашел быстро, она была видна прямо
с набережной. Вскоре, поднявшись по узкой улочке вверх, он добрался до
небольшого дворика, где стояли несколько невзрачных сараев, водопроводная
колонка и длинный пустой стол со скамейками.
Келюс осмотрелся. Прямо посреди заросшего вишневыми деревьями двора
валялась большая куча битой керамики, несколько поломанных кирок и тачка
без колеса. Сомневаться не приходилось, база Южноамериканской экспедиции
была именно тут. Впрочем, об археологии здесь больше ничего не напоминало.
На скамейке стоял огромный таз, наполненный черно-красными спелыми
вишнями, а рядом пристроились несколько банок: очевидно, обитатели базы
собирались заняться консервированием. На деревянном крыльце небольшого
домика на табуретке стояла кастрюля с чем-то белым, напоминавшим манную
кашу. Двор крест-накрест пересекали веревки, на которых демократично
разместилось мужское и женское белье.
Келюс, пропадавший в студенческие годы в степных экспедициях и
привыкший к их суровому палаточному быту, лишь покачал головой при виде
таза с вишнями и кастрюли с манной кашей. Впрочем, чужие дела Лунина не
интересовали. Он решил подождать кого-либо из обитателей и движимый еще не
исчезнувшим любопытством профессионального историка, склонился над грудой
брошенных на произвол судьбы находок. Николай не особо разбирался в
средневековой археологии и мог лишь констатировать, что керамика обычная,
кухонная, XIV-XV веков.
Внезапно за его спиной прочавкали шаги, Лунин обернулся и обнаружил,
что на крыльцо вышел какой-то абориген.
- Добрый день, - начал Келюс, но его тут же прервали.
- А ну убирайтесь! - завопил абориген. - Сейчас милицию позову!
Хулиганы!
Николай, несколько пораженный такой встречей, поглядел на аборигена
внимательней. Перед ним стоял крепкий бородатый парень лет тридцати с уже
наливавшимся брюшком, одетый в домашние тапочки и странного фасона штаны,
обрубленные у колен и покрытые рисунком в мелкий цветочек. В прежние годы
из такой материи в провинции изготовляли летние зонтики.
- А ну убирайтесь! - повторил владелец штанов в цветочек и издал
звук, немного напоминавший рычание.
- Да уберусь я, бином, - пообещал немного растерявшийся Келюс. - Мне
только нужен Валерий...
И он назвал фамилию самарского бородача.
Николай надеялся, что упоминание о его знакомом несколько охладит пыл
невежливого аборигена, но не тут-то было. Тип колыхнул брюшком и хмуро
оглядел Келюса с ног до головы:
- Нет тут его! Мы этого хулигана здесь терпеть не намерены. Поезжайте
на Чабан-Кермен. А вообще, кто вы такой?
- Да я из Столицы... - начал было пораженный всем увиденным и
услышанным Келюс, абсолютно не представлявший добряка Валеру в роли
хулигана, но тут же осекся. Лишнего говорить не следовало.
- Из Столицы! - возмущенным тоном заявил абориген, будто сам факт
визита из Столицы в Судак являлся чем-то аморальным. - Ишь, разъездились!
А как ваша фамилия, а? Как фамилия, говорю! Сейчас милицию позову!
- Валяй, бином! - буркнул изрядно обиженный Лунин и, бросив
прощальный взгляд на таз с вишней, направился прочь от столь
негостеприимного места.
Хамов Келюс не любил, но в поведении странного типа в штанах по
колена Николай заметил одну опасную подробность. Борец с хулиганами явно
заинтересовался приезжим из Столицы. Это могло быть случайностью, но Келюс
изрядно встревожился. Покойный Китаец упомянул Судак, а значит Лунина
могли ждать.
Итак, Валерий - в Чабан-Кермене. Келюс направился на автостанцию. Ему
вновь повезло: удалось взять билет на маленький "пазик", отправлявшийся до
Морского, а оттуда, как рассказывал Валерий, было уже недалеко до лагеря
экспедиции.
Автобус ехал медленно. В салоне было душно, и Лунин старался не
смотреть на морскую гладь за окнами. Голова гудела от усталости, хотелось
пить, и Келюс, пытаясь не думать о морской прохладе, повернулся в другую
сторону и стал разглядывать окрестные пейзажи. Николай много раз бывал в
Крыму, но восточнее Алушты никогда не забирался. Окрестности Судака
поразили: вместо знакомой северокрымской степи и зелени южнобережных гор
перед ним расстилалась бесконечная гряда невысоких серых холмов, покрытых
редкими зелеными полосами террасных лесопосадок. Изредка мелькали
небольшие, заросшие колючими деревьями балки, и вновь, с унылой
бесконечностью, ряд за рядом за горизонт уходили покатые серые вершины. В
этом странном, навевающем грусть краю чувствовалось что-то древнее, давно
уже потерявшее силы и уходящее навсегда.
"Киммерия!" - вдруг вспомнил Келюс. Именно так называл эти места
Масимилиан Волошин. Печальная безрадостная земля, так непохожая на тот
Крым, что представал с телевизионных экранов и бодряческих глянцевых
открыток.
Наконец автобус притормозил у маленькой автостанции посреди
раскинувшегося вдоль побережья селения, застроенного одноэтажками из
саманного кирпича. Они прибыли в Морское.
Чтобы размяться, Келюс прошелся по маленькой грязноватой набережной,
имевшей единственную достопримечательность - большой базар, где
продавались, главным образом, сливы, вареная кукуруза и домашнее красное
вино. Больше ничего интересного Николай не заметил и не спеша пошел
обратно. По дороге он остановился возле маленького неказистого домика -
отделения милиции. Ничего интересного не было и тут, но внимание Келюса
привлек большой стенд, где вывешивались фотографии разного рода злодеев и
сгинувших без вести бедолаг. Лунин с минуту разглядывал фотографии, уже
собрался уходить, как вдруг заметил милиционера - толстого дядьку в
расстегнутом неглаженом мундире, который вышел из домика, неся в руках
лист бумаги. Милиционер подошел к щиту и стал приклеивать новое, очевидно
только что поступившее, объявление. Келюс подождал завершения процесса и,
отдавая дань здоровому обывательскому любопытству, взглянул на фотографии
разыскиваемых.
На листе желтоватой бумаги были воспроизведены два портрета. Качество
оставляло желать лучшего, и Николай подумал, что, встреть он злодеев,
опознать их все равно не смог бы. Но поглядев еще секунду, а затем
просмотрев прилепившийся под фотографией текст, Лунин понял, что это будет
не так уж и сложно...
...Министерство внутренних дел Республики Крым разыскивало особо
опасных преступников: Лунина Николая Андреевича и Славину Ольгу
Константиновну. Преступники, совершившие нечто особо тяжкое, были
вооружены и очень опасны.
Милиционер стоял рядом, не без гордости рассматривая объявление.
Келюс покосился в его сторону, но тут же успокоился: страж закона был
далек от мысли, что вооруженный и особо опасный злодей Николай Андреевич
Лунин вместе с ним читает информацию о розыске.
Надо было уходить, но Николай еще раз поглядел на фотографии. Он сам
получился не очень похожим: негатив взяли старый, вдобавок сильно исказили
при печати. Фотографии Ольги у тех, кто составлял объявление, судя по
всему, не оказалось, и на бумаге была воспроизведена неудачно
сконструированная на фотороботе картинка.
Лунин вскинул рюкзак на плечи и зашагал на запад - по узкой трассе
вдоль моря. Итак, его разыскивали. Границы, разрезавшие когда-то единую
страну, оказались слабой защитой. Хуже всего то, что одновременно с ним
искали Ольгу. Правда, опознать кого-нибудь по этому объявлению мудрено, но
девушка приехала в Крым с документами Славиной, да и у него самого, кроме
его собственного паспорта, иных бумаг не было.
Из Крыма следовало немедленно уезжать. Правда, такие фотографии могли
уже появиться на стендах других стран, именуемых ныне "ближним
зарубежьем", не говоря уже о его родной державе. Лунин был вне закона,
отныне уже вполне официально. Сила, бившая Николая и его друзей из-за
угла, теперь начинала распрямляться во весь рост.
Впрочем, менять что-либо было уже поздно. Николай постарался выкинуть
из головы все неприятности этого дня, вздохнул поглубже и ускорил шаг. До
Чабан-Кермена он хотел добраться засветло.
Дорога от Морского на запад была пустынной. Изредка с шумом и ревом
проносились автомобили и вновь наступала странная, почти звенящая тишина,
нарушаемая только легким шелестом моря: синяя гладь находилась совсем
рядом, за узкой полосой серого пляжа. Итак, слева было море, а справа
по-прежнему тянулись огромные безлесые холмы, подступавшие к самой дороге
и заслонявшие пол-неба. Идти было легко, рюкзак почти не оттягивал плечи,
в вечернем воздухе уже чувствовалась прохлада, вдобавок вдоль шоссе то и
дело встречались огромные деревья, на которых росла черная ароматная
шелковица. Дорога шла то вверх, то вниз, и вот, поднявшись на очередной
холм, Николай увидел вдали силуэт большой горы, немного напоминавшей
Аю-Даг. На вершине темнел хорошо различимый на фоне неба контур могучей
приземистой башни. Это и был Чабан-Кермен - Пастушья Крепость, руины
сгинувшей много веков назад генуэзской твердыни.
До горы было еще далеко, но Николай сразу почувствовал себя бодрее.
Дорога пошла на спуск, и Келюс заметил, что прежде пустынные места
теперь стали наполняться людьми. Серый пляж, несмотря на вечернее время,
был оккупирован шумными компаниями, орало радио, а чуть дальше на морском
берегу стояли ряды палаток, между которыми пристроились "жигулята",
"Москвичи" и даже парочка военных грузовиков. Николай вспомнил, что
неподалеку от Чабан-Кермена должен быть кемпинг. Так оно и оказалось.
Где-то через километр Келюс увидел справа от дороги въезд, который был
перекрыт небольшим шлагбаумом. Рядом торчали щиты с многословными
правилами поселения и проживания в этом оазисе, а чуть дальше небольшое
окошко в сарайчике под вывеской "Буфет" обещало прохожим всевозможные
блага.
Впрочем, почти ничего, кроме консервов и паршивых сигарет, там не
оказалось. Правда, имелось еще нечто, заставившее Келюса достать бумажник.
Он сам был поклонником красного портвейна "Массандра" и, к тому же,
вспомнил, что начальник археологического отряда, куда направлялся Лунин,
был, если верить Валерию, страстным борцом с зеленым змием. Погрузив в
рюкзак две бутылки с заманчиво смотревшимися черно-красными этикетками,
Келюс решил, что полностью готов ко всем неожиданностям.
Еще через пару километров дорога внезапно вильнула вправо, прочь от
морского берега. Где-то здесь и должен был находиться лагерь. От поворота
в сторону горы вело несколько тропинок, и Келюс вначале немного
растерялся, но затем вспомнил, что в лагере должен быть грузовик и пошел
по самой широкой. Чуть в стороне он заметил поднимавшийся над зарослями
дымок. Келюс взглянул на часы: было время ужина, и археологи, очевидно,
как раз собирались садиться за стол.
Впрочем, Николай несколько переоценил свои способности следопыта. Он
все-таки сбился с дороги, забредя куда-то в камыши, затем долго выбирался
вновь на нужную тропу и в конце концов, решив, что все это у него от
усталости, присел на обочину и закурил.
Кругом было тихо, только со стороны кемпинга доносилась музыка. Келюс
с удовольствием затягивался, предвкушая скорый отдых. Лагерь археологов
отчего-то стал казаться местом, где ни ему, ни его друзьям, ничего не
угрожает и откуда, может быть, и не стоит так быстро уезжать. В конце
концов, здесь, вдали от цивилизации, все-таки безопаснее, чем на улицах
Столицы.
Внезапно где-то рядом, в зарослях сухого камыша, что-то зашуршало,
Келюс удивился, и тут увидел прямо перед собой большого серого пса. Собака
стояла в нескольких шагах, стояла молча, не двигаясь, и взгляд ее был
настолько выразителен, что Николай поневоле потянулся к рюкзаку, где был
спрятан браунинг. Пес поглядел на Лунина, покачал узкой чуткой мордой и
отбежал чуть в сторону. Келюс оглянулся и понял, что его серый спутник
здесь не один: целая стая серых, похожих как две капли воды собак,
выстроилась вдоль камышей, не сводя с него глаз.
Келюс не испугался, он был готов к чему-то подобному. Он не спеша
встал, забросил рюкзак за плечи и поглядел псу, подбежавшему первым, прямо
в глаза:
- Ну что? Ты настоящий? Или просто сволочь в шкуре?
Николай знал, что собаки чутко реагируют на интонацию, поэтому
старался говорить самым дружественным тоном. Но пес внезапно ощерился,
зарычал, и вдруг давняя рана на локте заныла глухой болью, а руки внезапно
похолодели.
- Ждете! - понял Лунин. - Эх, воина Фроата на вас нет! Как это он
вашего брата, а?
Келюс вспомнил, как Фрол одним движением гонял четвероногих
оборотней, усмехнулся и поднял вверх правую руку, подражая жесту,
подмеченному у дхара. Внезапно исчезла боль в локте, руки вновь стали
теплыми, а в груди что-то запульсировало, словно включился маленький, но
сильный источник энергии. Николай вдруг почувствовал неведомую прежде силу
и уверенность.
- А вот тебе, бином! - произнес он, размашисто перекрестив ближайшего
пса.
Дальнейшее произошло в долю секунды. Собака, словно от сильного
удара, упала, перевернулась и, жалобно взвыв, метнулась в сторону.
Остальные серые гости еще секунду постояли, злобно глядя на Келюса, а
затем, словно по команде, повернулись и отбежали шагов на двадцать.
"Ого!" - подумал Николай, не ожидавший от себя таких подвигов.
Напряжение быстро спадало, но в груди, прямо под крестиком,
подаренным Корой, что-то по-прежнему пульсировало, распространяя по всему
телу приятное сухое тепло. Келюс расстегнул рубашку и понял: тепло шло от
странного знака, появившегося на груди в дни его болезни, когда Николай
лежал один в пустой избе посреди глухого старого леса. Рисунок был прежний
- ясный и четкий, - только линии стали толще и цвет изменился с черного на
темно-красный.
"Господи, что же это было? - стал вспоминать Николай, пытаясь
воспроизвести детали странного бредового сна.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг