"материка", и все ринулись покупать простоквашу.
- Ну и как настроение?
Панарин обернулся - рядом возвышался Адамян Гамлет Багратионович,
больше, чем когда-либо напоминавший сейчас унылого слона.
- Настроение - как всегда.
- Мальчик, и тем не менее у меня впечатление, будто ты в последнее
время сдал...
- Это трудно объяснить, - сказал Панарин. - И началось это не вчера.
Правда, вчера я говорил с Шалыганом...
- Понятно. И ты думаешь, что ты первый, кого он смутил рассуждениями о
лодках и верблюдах? А ты способен бросить штурвал и пересесть на верблюда?
Ну-ка, представь, ярко, объемно, в цвете!
Панарин отрицательно мотнул головой.
- То-то, - сказал Адамян, генерал-полковник аэрологии, славный
альбатрос в прошлом. - Где-то сейчас сидят за партами те, кто, быть может,
проплывет по Реке. Только к нам это не имеет никакого отношения. Узкая
специализация - девиз наших гербов, бремя наших горбов... Мы навсегда
прикованы к штурвалу, для нас всегда будут только самолеты.
Они помолчали. Динамики Главной Диспетчерской выплескивали рев пьяного
дуэта:
Тихо лаяли собаки
в затухающую даль.
Я явился к вам во фраке,
элегантный, как рояль...
- Менестрели... - поморщился Тарантул. - Тим, все полеты на сегодня
отменены. Пойдешь только ты. Звеном. По маршруту бонеровской "семерки".
Нужно посмотреть, что там...
- Людей подбираю сам?
- А когда это я вмешивался в твои дела?
Адамян ткнул его кулаком в плечо, неуклюже повернулся и пошел к зданию
дирекции, оплывший старый фанатик аэрологии, сумевший одиннадцать лет
назад дотянуть до полосы то, что осталось от самолета да еще ухитрившийся
эти лохмотья посадить. С тех пор - в воздух даже пассажиром нельзя...
К Панарину валила толпа пилотов. Они мимоходом распихивали по урнам
бутылки со сметаной, галдели и чертили ладонями в воздухе нечто
напоминающее то ли фигуры высшего пилотажа, то ли женские формы.
- Адмирал! - заорал Леня, истово салютуя Панарину молочной бутылкой. -
Честь имею доложить: новоприбывшее женское пополнение путем
визуально-дистанционного осмотра и психологического экспресс-анализа
признано ласковым и сговорчивым. Несомненно слабы на передок-с!
- Вольно, - сказал Панарин. - Господа Альбатросы, диспозиция следующая:
идем в Вундерланд по тропе "семерки". Веду я. Со мной Сенечка на своем
драндулете и Леня со Стрижом на "Сапсане". Шагом марш!
Кто-то громко присвистнул, но ему тут же нахлобучили фуражку на нос.
4
- Может быть, когда-нибудь пойму,
что заставляет вас идти на риск
сломать свои элегантные шеи.
- Когда поймете, скажете нам. Для
нас самих это тайна.
Д.Френсис
Видимость оказалась идеальная, какую и сулили метеосводки. Панарин
тысячу раз проникал сюда, но всегда это было как первая сигарета, первая
женщина, первый синяк под глазом, первый орден. Потому что Вундерланд -
это Вундерланд, аминь, господа альбатросы...
А меж тем внизу не наблюдалось ровным счетом ничего чудесного. Внизу
была Река, широкая и спокойная, были желтые песчаные отмели, кое-где
пересеченные полосами гальки. И пышный березовый лесок. И буро-зеленые, не
знавшие плуга поля.
- Между прочим, - сказал Сенечка Босый. - Я тут пролетал позавчера, и
не было здесь никакой рощи. Солончак красовался самого паскудного облика.
- Ты когда перестанешь удивляться?
- Да сам знаю, и все равно...
- Разговорчики, - сказал Панарин.
- "Омутки" пошли, альмиранте.
- Ага. Фиксирую.
- Вниз, на третий коридор.
- Есть третий коридор.
Стайка небольших овальных водоворотиков плыла против течения навстречу
самолетам. Их видели тысячу раз и давно знали, что никаких живых существ
там нет. Просто водоворотики, плывущие против течения...
- "Сапсан", съемка.
- Есть.
- Болометр в дело.
- Есть. Расхождений с прежними данными не вижу.
- А вот кавитация какая-то странная. Я таких пузыриков никогда прежде
не видел.
- Я тоже. Новенькое что-то. Альмиранте, ваши указания?
- Сенечка, пошел, - сказал Панарин. - Анализ всеми бортовыми
средствами, на вертикалках зонды вниз.
- Есть.
Сенечкин "Мерлин", заваливаясь на крыло, скользнул влево и вниз, замер
винт - Сенечка врубил сопла вертикальной тяги, завис над "омутком", и вниз
брызнули тонкие струйки дыма - пошли зонды.
- Пишет, сучья лапа. Интересные кривульки.
- Точнее.
- Эффект Мейсена. Похоже, Кардовский со своим ирландцем были-таки
правы...
- Довольно, - сказал Панарин. - Изменение цвета воды мне не нравится...
Сеня, вверх!
Вода взвихрилась, и пяток смерчиков рванулись к самолету, но "Мерлин"
метнулся вверх быстрее, и синие прозрачные щупальца опали, вновь стали
спокойной водой.
- Назад, - сказал Панарин. - В прежнем ордере. Не расслабляться, быть
предельно внимательными.
- Ну кого ты учишь, бугор? Не девочки ведь.
"Знаю", - подумал Панарин, и тем не менее назойливо всплывают в памяти
имена тех, кто позволил себе расслабиться, когда заворожила магия
прекрасных слов "обратный путь". Все они - под пропеллерами, и большинство
из них лежат там в виде символических урн, не содержащих и одной подлинной
молекулы усопшего...
- Внимание, альмиранте, - сказал летевший слева Сенечка. - Заметил
слева от меня что-то новое. Когда мы шли вглубь, этого не было.
Панарин тоже увидел нечто поблескивающее, серебристое,
льдисто-мерцающее, протяженное; угадал вопрос Сенечки, прозвучавший в
наушниках двумя секундами позже:
- Посмотрим?
А если и бонеровская "семерка" вот так - летели назад, заметили нечто
новое, расслабились чуточку, свернули... Нет? Здесь, в этом месте, если
верить приборам "семерки", они не сворачивали, но разве можно быть
уверенным в чем-то, находясь над Вундерландом?
- Хорошо. Пошли. Волчьей цепочкой - след в след.
Больше всего это напоминало холодные и прекрасные сады Снежной
Королевы, хотя никто из них там не был и сравнивать не мог. Просто -
именно так сады те, существуй они, обязаны были выглядеть. Гигантское поле
сверкающих серебристых кристаллов, друз, сталактитов, дикое и прекрасное
разнообразие форм, радужная игра света на плоскостях и гранях, хаотический
и чудесный лес, выращенный для забавы скучающим волшебником в одночасье...
- Я хочу туда, - странным, не своим голосом пробормотал Сенечка. - Я
туда пойду, там красиво, хорошо и спокойно...
- Вверх! - заорал Панарин. - Все вверх, прочь, прочь на пределе!
Уходим!
Он тоже ощутил смутное желание отжать штурвал и лететь туда, вниз, к
радужным сполохам и серебристому сверканию, где тишина и покой, мир и
порядок, где смерти нет, все довольны и веселы... но самолеты уже
уносились прочь, к появившимся на горизонте синим вершинам, границе
Вундерланда.
- А собственно, почему мы решили, что оно враждебное? - спросил Леня. -
Только потому, что оно звало нас?
- Поди ты, потом... - проворчал Панарин.
Желто-зеленое поле внизу взвихрилось вдруг, выстрелило вверх навстречу
самолетам мириады ослепительно-зеленых шариков. И Панарин кожей, шкурой,
всем телом и каждым нервом ощутил, как машина прорубается сквозь эту
непонятную, никем до сих пор не наблюдавшуюся завесу, как рассекает
винтом, разрезает крыльями эти крохотные зеленые шарики, и они лопаются,
взрываются, разбрызгиваются...
Зеленая пена текла по фонарю кабины. Полагаясь исключительно на чутье,
Панарин повел машину вверх. Связь работала, он слышал ведомых, и они
слышали его, уходили вверх по его приказу, а проклятая каша, пена чертова
все не кончалась.
Кончилась наконец. Солнце ударило в глаза, и они увидели, что летят уже
над нормальной землей, за рубежами Вундерланда. Панарин взглянул
вправо-влево и охнул: синий дюраль плоскостей медленно расползался, тек,
таял, словно брошенная на раскаленные угли полиэтиленовая пленка.
- Винту хана! - крикнул Сенечка.
Сенечкин "Мерлин" был цел и невредим, если не считать мотора - винт
вместе с куском капота словно аккуратно отрезали неким сверхъестественным
ножом, не оплавив и не деформировав металла. "Мерлин" пошел вниз по
отлогой кривой.
- Прыгай, черт! - крикнул Панарин, заранее зная, что его приказ
останется невыполненным.
- Шиш, адмирал! А пленки? Записи? Спланирую, ни хрена!
- У меня все нормально, - доложил Леня. - Повреждений никаких, машина
подчиняется управлению. Тим, ты весь зеленым дымишь, обшивка ползет!
Панарин и сам видел - от крыльев и мотора вертикально, несмотря на
предельную скорость, сопротивление воздуха, вертикально, будто дым из труб
в зимний безветренный день, струился бледно-зеленый туман, обшивка таяла,
обнажая каркас. Но высоту машина держала, и мотор работал, и фонарь
держался. Пока что.
- "Мерлин", Тим, я Центр! - громыхнул в уши голос Адамяна. - Немедленно
покинуть машины!
- А ты сам когда-нибудь прыгал, генацвале? - раздался задорный Сенечкин
тенор. - Планирую, до девятого квадрата дотяну, телега держит, всем привет
с непристойными жестами!
- Поднять вертолеты! - орал Адамян. - Тревожная группа, в девятый,
алярм на посадочной полосе! Тим, разрешаю покинуть машину!
Панарин молчал - некогда было. Прыгнуть нетрудно, но упавший и
взорвавшийся самолет для науки значит неизмеримо меньше, чем самолет,
посаженный на полосу. Мотор начал-таки капризничать, и Панарин приложил
все силы, весь опыт, чтобы удержать в равновесии дымящий и словно бы
тающий "Кончар". Кажется, в такие минуты полагается вспоминать жизнь от
колыбели до сегодня, грехи и успехи, заблуждения и победы. И все такое
прочее, вплоть до Клементины. Но времени на глупости не было. Панарин
отчаянно боролся и добился своего - мотор заглох, когда до полосы
оставался, в принципе, мизер. Панарин планировал, окруженный
белесо-зеленым облаком дыма, сквозь который он все же смутно видел
несущиеся навстречу машины, отчаянно завывавшие разноголосыми сиренами.
Самолет коснулся полосы. Закрылки не выпускались, элеронов, кажется,
уже не было, "Кончар" несся по бетонке и никак не мог остановиться. Не
колеблясь, Панарин рванул рычажок, втянулись все три колеса, и самолет
поволокло по бетонке на брюхе. Ощущение было такое, словно Панарин
собственной задницей со всего размаху хряпнулся о полосу, нестерпимо
мерзко ляскнули зубы, молниеносная боль пронзила позвоночник и темя, но
самолет уже остановился, и все кончилось. Панарин откинул фонарь,
выпрыгнул и побежал подальше от самолета.
Отбежав метров двадцать, остановился и оглянулся. "Кончар" уже накрыли
колпаком, и автогенщики приваривали его к бетону. Самолета почти не видно
было за клубами дыма. Панарин пожал плечами, дружески сделал ручкой
молодцам из спасательных служб и направился к Главной Диспетчерской.
Динамики орали над головой:
Добрый вечер, тетя Хая, ой-ей-ей!
Вам привет от Мордехая, ой-ей-ей!
На лавочке грузно сидел Адамян Гамлет Багратионович, а на соседней,
косясь в его сторону, довольно открыто раскупоривали бутылки Сенечка
Босый, Леня и Петя Стриж. Панарин сел рядом с Адамяном, потянул из кармана
сигареты.
- Вот так, - сказал Адамян. - Босому отрубило винт вместе с куском
капота, твой самолет дымит... хотя он уже не дымит, перестал, стоит себе,
а дым оседает пылью. Третий самолет не пострадал ничуть, хотя все вы
находились в одной и той же каше.
- Вы уверены, что каша была одна? - спросил Панарин. - Могло быть три
разных каши - по Смайзу, бипространственные структуры. Или по Аверченко...
Они немного поговорили о научных сложностях и высокоумных теориях и ни
к какому выводу не пришли - Вундерланд есть Вундерланд, аминь... Потом
Адамян удалился, и Сенечка тут же сунул Панарину бутылку. Панарин глотнул
из горлышка, прополоскал рот и сплюнул под ноги. Затем надолго присосался
к бутылке. Тело медленно отходило от сумасшедшего напряжения.
- А теперь держи вот это, - Сенечка подал ему белую карточку с золотыми
узорами, раздал такие же остальным.
- Мама, роди меня обратно! - охнул Леня, сполз со скамейки и смирно лег
на бетон, скрестив руки на груди. Петя Стриж мелко-мелко крестился.
Карточка гласила, что С.Босый и Н.Трофимова приглашают т.Панарина на
свое бракосочетание, каковое имеет торжественно состояться завтра, в
десять часов утра.
- Катаклизьма... - сказал Панарин.
Женатый Сенечка Босый был таким же сюрреализмом, как бросивший пить
Балабашкин. Или запивший Тютюнин. Или Шалыган в галстуке. Или Вундерланд,
превращенный в парк культуры и отдыха.
- Теперь понимаю, отчего Натали никому не давалась, а этот хмырь не
шлялся по лаборанткам, - сказал Леня с грустной покорностью судьбе. - Надо
же, проморгали...
- А я теперь понимаю, почему мы выбрались, - сказал Панарин.
- Босый в роли молодожена - перед таким даже Костлявая растерялась и
дала уйти целехонькими...
5
И ты узнаешь истину, и она сделает
тебя свободным.
Библия, Книга Иова
Профессора Варфоломея Бонифатьевича Пастраго ожидали к шести часам
вечера. К этому времени у Дома культуры собрались все свободные от
дежурств обитатели Поселка. Девять десятых из них успели принять для
бодрости, а те, кто не успел, принесли с собой. Впрочем, те, кто успел,
все равно принесли тоже. Бутылки пустели, а бар был личным приказом
Тарантула закрыт и опечатан до окончания лекции. На счастье, пришел
отработавший смену Брюс, магистр-шотландец, присланный сюда некогда по
программе научного обмена, да так и прижившийся. Он приволок ведро
можжевеловой браги, какой, по его словам, его прабабушка некогда потчевала
сэра Вальтера Скотта, а тот пил да похваливал - отчего обитатели Поселка
именовали брагу ту кто "скоттовкой", кто "скотчем", кто "скотиновкой". Но
пилась, зараза, легко.
Оприходовали и "скотиновку", а профессора все не было. Понемногу стали
расползаться всевозможные дурацкие слухи. Одни говорили, что профессор -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг