повезет, выследят... Все. Не ходи за мной, не хочу.
Поздно, подумал я, ведь и правда поздно, ай-ай...
Я тоже вышел на улицу. Там было тихо и пусто, стояло ведро, лужи
высохли, и ведь кто-то сейчас надевал кольчужный ошейник и защелкивал
патроны в обойму. Всякая война страшна, но страшнее всего - глупая война,
бессмысленная. И высшая несправедливость войны в том, что на ней
убивают...
Джулиана шла к своей шикарной машине, а я смотрел ей вслед и думал про
то, что никогда еще не видел таких красивых.
Потом я заметил человека, зачем-то вставшего посреди улицы, я посмотрел
на него мельком, вгляделся, узнал длинную серую шинель, прямую, как свеча,
фигуру капитана Ламста и не видел ничего, кроме вытянутой руки и большого
черного пистолета, слишком тяжелого для тонких длинных пальцев.
Выстрел грохнул, дробя стеклянную тишину, вслед за ним раздались
другие, эхо испуганным зайцем металось по улице, отскакивало от стен и не
могло найти выхода. На противоположной стороне улицы появился еще один
человек с поднятым на уровень глаз пистолетом. Откуда-то длинно строчил
автомат.
Не помню, как она падала. Скорее всего, я вообще не видел этого. Я
опомнился, стоя возле нее на коленях, руки у меня были в крови, я пытался
поднять ее голову, а в ушах надоедливо звучала старая детская считалочка:
- Вышел рыцарь из тумана, вынул ножик из кармана...
Ко мне подошли, и я поднял голову. Надо мной стоял капитан Ламст в
своей дурацкой шинели, идеальный перпендикуляр, увенчанный фуражкой, и я
поднялся, схватил его за отвороты, притянул к себе, мое лицо, наверное,
было страшным, а он смотрел на меня спокойно и устало, глаза у него были
красные и запухшие. Меня для него не существовало. Был только рыжий карьер
и зеленые броневики, дело и сон урывками. Я не мог его ударить.
- Мать вашу так, - сказал я. - Ну что вы наделали?
- Мы застрелили вурдалака, - сказал Ламст, глядя сквозь меня
воспаленными глазами. - Это наша работа, вы понимаете? Мы не можем иначе,
кто-то должен, понимаете вы это?
- Вышел рыцарь из тумана... - сказал я. - Ламст, вы когда-нибудь
слышали про чудака, дравшегося с ветряными мельницами? Он ведь проиграл не
потому, что сломал копье. У него не было врага - как и у вас, Ламст. Вы
просто вбили себе в голову, что враг должен быть...
- Но ведь нельзя иначе, - сказал Ламст, и у меня осталось впечатление,
что он пропустил мои слова мимо ушей. - Откуда вы взялись? Как это вы
ухитряетесь каждый раз оказываться в эпицентре, специально стараетесь, что
ли?
- Ну да, - сказал я. - А как же вы думали?
- Я вас арестую. - Он оглянулся. Его люди (их было уже четверо) стояли
кучкой в отдалении и смотрели на нас. - Возьму и арестую. Несмотря на то
что мне говорила Кати Клер. Несмотря на то что вы явно приплелись
откуда-то издалека и не разбираетесь в здешних делах.
- Бросьте вы, - отмахнулся я, - лучше идите выспитесь, на вас же
смотреть страшно.
- Некогда. Как же вы все-таки тут оказались?
- А я тут ночевал. Просто ночевал в ее квартире.
- Этого не может быть. Ни один человек не оставался в живых... Я не
верю.
- А вы поверьте. И поверьте заодно в то, что занимались не тем.
- И вы сможете повторить это родным моих парней, погибших при
исполнении?
- Мне случалось говорить с родными погибших при исполнении, - сказал я.
- Ладно. Что было раньше, то было раньше. Мертвые остаются молодыми, вы о
живых подумайте, Ламст.
- Вот они, ваши живые. - Он поднял руку, указывая на зашторенные окна.
Ни одна занавеска не колыхнулась. - Сидят, и ни одна сволочь носа не
высунет, а ведь слышали, не могли не слышать, бараны, шкуры...
Один из его людей вдруг вскинул автомат и застрочил по стеклам. Магазин
кончился скоро, он ведь не сменил его после того, как стрелял в Джулиану,
затвор клацнул, и автомат захлебнулся. С десяток окон на четвертом этаже
зияли дырами в зигзагах трещин, несколько разлетелись вдребезги, и
последние осколки еще сыпались на мостовую. Улица осталась пустой и
сонной. Все стояли молча, опустив головы.
Я добрел до машины Джулианы, открыл дверцу и сел. Заворчал мотор, из-за
поворота показался длинный зеленый броневик.
Я сидел, передо мной покачивалась на пружине желтая плюшевая обезьянка
с хитрющей мордочкой. Открылась правая дверца, и капитан Ламст уселся
рядом со мной. В овальное зеркальце видно было, как приехавшие затаскивают
труп в броневик и посыпают привезенным песком алые пятна на мостовой. Я
узнал сухой рыжий песок из карьера. Ламст молча сопел, и мне показалось,
что он уснул.
- Ламст, - сказал я. - Тогда, в "Холидее", что это был за взрыв?
Вернее, кто его готовил и зачем?
- Это такое течение - бомбисты. Они считают, что бессмысленность нашего
существования подсказывает единственный выход: мир нужно уничтожить. Мы их
тоже расстреливаем.
- Расстрелы, - сказал я. - И еще раз расстрелы. Вышел рыцарь из тумана,
вынул шпалер из кармана...
- Вы считаете меня убийцей? - спросил он.
- Я считаю, что карьер заслонил вам все остальное.
- Остальное, - сказал он тихо и горько. - Другие методы. Как вы
думаете, почему к вам так терпимы и доверчивы? Вы думаете, мы не
пробовали? У меня был друг, вы бы с ним быстро нашли общий язык - он тоже
постоянно искал новые пути...
- И?
- Два года назад он отправился в лес. И не вернулся.
Он замолчал и смотрел в зеркальце. Там уже все закончили, уселись в
броневик и ждали только Дамста. Я вдруг вспомнил разговор в "Нихил-баре".
- Слушайте, Ламст, - сказал я. - Что бы вы чувствовали, если бы вас
начали преследовать только за то, что по ночам вы спите? Устраивать облавы
и засады, объявлять вне закона?
- Это было бы противоестественно.
- Вот именно. Теперь поставьте на свое место вурдалака, а на место
привычки спать ночью - привычку сосать кровь. Да-да, вот именно. Это их
образ жизни, и, когда вы вначале выступили против него, они вас посчитали
агрессором. Двойное зеркало, Ламст.
- Вам не кажется, что вы противоречите сами себе? - спросил он после
короткого раздумья.
- Вот это-то меня и мучает. Этого-то я и не могу понять. С одной
стороны, их кровожадность - образ жизни. С другой стороны, он их тяготит,
создается впечатление, что они сами не знают, откуда и зачем это у них...
Я замолчал. Я мог бы и продолжать, развивать свои сомнения, но
вспомнил, что мой собеседник сам всего лишь продукт эксперимента.
- Вам нужно ехать со мной.
- Вы все-таки упорно хотите меня арестовать?
- Теперь уже нет, - сказал Ламст. - У меня хватает ума понять, что вы
не наш, что пришли неизвестно откуда и ради неизвестных мне целей
пытаетесь разобраться в том, что у нас тут происходит.
- Вот именно, - сказал я. - Я не хочу играть с вами в прятки, еще и
потому, что вы нужны мне как союзник. Я тоже офицер, Ламст, хотя моя
служба во многом отличается от вашей.
- И насколько я понимаю, вы все равно не ответите, если я спрошу, кто
вы и откуда?
- Ну разумеется, не отвечу.
- С каких лет вы помните ваше детство?
- Ну, лет с пяти, - сказал я. - А зачем вам?
- Видите ли, каждый из нас помнит только шесть последних лет. Не
глубже. Не говоря уже о детстве. Мы знаем, что воспоминания должны быть, у
нас же рождаются дети, но среди нас, взрослых, своего детства не помнит
никто...
- Значит, вы меня подловили?
- Ну да, - кивнул он. - Видите, как просто вас можно подловить?
- Я не знал, что никто не помнит детства...
- Выходит, за Морем действительно есть другой мир?
- А откуда вы знаете, что он должен быть?
- Тогда, может быть, вы знаете, кто мы? - Он пропустил мимо ушей мой
вопрос.
- Вот это я и пытаюсь установить, - сказал я.
- Есть ли у жизни смысл?
- Конечно.
- У вашей есть, - сказал он. - Ну а есть ли, на ваш взгляд, смысл в
нашей жизни?
- Пока я его не вижу, - сказал я. - Мы с вами мужчины, военные люди.
Мне кажется, что вам нужна прежде всего правда, какой бы она ни была,
верно? Пока я не вижу смысла в вашей жизни.
- Почему же тогда мы существуем? Кто мы?
- Ну откуда я знаю!
- Значит, и вы не знаете. Но должен же кто-то знать...
Он безнадежно махнул рукой, открыл дверцу и выбрался наружу, неуклюже
путаясь в полах шинели. Я ничем не мог ему помочь, он только что сам
уничтожил наш с ним шанс, и нужно было начинать все заново. Ну, по крайней
мере, теперь я не был на положении загнанного зверя, спасибо и на том...
Броневик укатил, я остался совсем один на пустой улице, залитой ярким
бессолнечным светом.
Из дома с разбитыми окнами вышел мужчина, постоял, посвистывая,
безмятежно глядя вокруг, потом не спеша подошел ко мне. Он был упитанный и
розовый.
- Закурить есть?
- Нету, - сказал я.
- Надо понимать, опять Команда в разгуле? - спросил он, оглядываясь.
- Ага.
- Пора бы их и приструнить, - сказал он мечтательно. - Нет, ну пусть бы
возились себе со своими игрушками, но какого черта вот так? Лежу, вдруг
хлоп - окно вдребезги. Волю им дали, гадам. Приспичило гонять вурдалаков -
поезжай в лес и гоняй сколько влезет, пока не надоест или из самого душу
не вытряхнут. И вообще, неизвестно, есть вурдалаки или их нет. Сколько
живу, ни одного не видел. Может, их нарочно выдумали, чтобы пыжиться,
героев из себя изображать?
- Горло перегрызу, - сказал я и щелкнул зубами.
Он увидел мои измазанные кровью ладони - я так и не вытер их, забыл, -
стал отступать мелкими шажками, попятился, отпрыгнул и понесся прочь,
шустро перебирая толстыми ножками.
Все это было мне насквозь знакомо. Таких я встречал не так уж часто, но
и не так уж редко, и встретить их можно было на любом меридиане планеты,
на любой параллели. "Конечно, это между нами, инспектор, но я, право же,
не пойму, почему до сих пор твердят, что это еще нужно планете - МСБ,
войска ООН? Я, честно говоря, не видел ни одного живого экстремиста, и мои
знакомые тоже не видели. Пакт о разоружении подписан? Подписан. К чему же
тогда твердить о какой-то опасности, о рецидивах и пережитках?"
Я оглянулся назад. Посреди мостовой желтел щедро насыпанный песок. В
голове сама собой всплыла полузабытая музыка, я не сразу понял, откуда это
пришло, потом проступили из молочно-бледной пустоты густые темные вершины
логовараккских елей, белые северные звезды, костер, отражавшийся в
спокойной воде. Мы на отдыхе. Мы в отпуске. Прогулка в волшебный край
жемчужных рек русского севера. И у костра с гитарой -
Камагута-Нет-Проблем, второй после Кропачева гитарист и знаток старинных
песен о разведке всех времен, стран и народов,
Мы над телом постоим,
посмотрите, мужики:
восемь пуль на одного -
вот и баста.
Если б вовремя коня,
- если б вовремя огня,
если б вовремя обнять -
он бы спасся...
Кровь сквозь пальцы протечет
и потребует еще.
То по брату нужен плач,
то по сыну.
Если б вовремя плечо,
если б вовремя рука -
нам бы не было врага
не под силу...
Всем покойно и весело, мало кто слушает гитариста, в этом месте и в это
время гораздо приятнее ухаживать за приглашенными девушками, целоваться,
спрятавшись в лохматом переплетении мягких веток. Разбрелись, отовсюду
тихий смех, шепотки, костер прогорает, звенит гитара, и никто еще не
знает, что через шесть с половиной дней на автостраде Марсель-Берн полетит
под откос машина, и найденные в ней документы неопровержимо докажут, что у
нас вот уже второй год буквально под носом существует неизвестная и
неучтенная организация самого подлого пошиба. Телефоны взвоют, словно
остервеневшие мартовские коты, полетят к черту отпуска, шалым метельным
вихрем закружится операция "Торнадо", и Камагута-Нет-Проблем не вернется,
совсем не вернется, никогда уже, и пока не появится раненый Кропачев,
которого тоже, признаться, не чаяли увидеть, никто не будет знать, как все
вышло...
Мы над телом постоим,
посмотрите, мужики.
А потом уйдете вы
на задание.
Если б вовремя понять,
не пришлось бы нам пенять,
не пришлось бы обвинять
опоздания...
Так вот, с Камагутой случилось то же самое, что происходит сейчас со
мной. Он сделал достаточно и мог вернуться, но пошел дальше, чтобы
выяснить как можно больше.
Мне пора возвращаться. Панта специально подчеркивал. Все правильно,
сказал бы он. Осмотрелся - и отступай. Отступать вовсе не позорно, если
отступление входило в круг поставленных перед тобой задач.
Свое я сделал. Мой отчет будет выглядеть примерно так:
"В результате осмотра места происшествия мною, инспектором МСБ
капитаном Алехиным, установлено путем личного наблюдения и анализом
поступившей информации следующее:
а) На месте острова возник континуум иных временно-пространственных
характеристик.
б) Личные наблюдения (подробно).
в) Резюмируя вышеизложенное, пришел к выводу: полученные данные
позволяют говорить о присутствии в данной точке представителя (или
представителей) иного разума, проводящего (проводящих) эксперименты по
материализации живых существ, в том числе людей, на основе информации,
извлеченной неизвестным путем из мозга Р.Бауэра. Считаю допустимым
предположение, что целью экспериментаторов является установление контакта
с цивилизацией Земли".
Примерно так я и написал бы. Прелестный бюрократический жаргон, но что
поделать, если именно так положено писать рапорты. Все
эмоционально-эмпирическое тоже заинтересует компетентных лиц и будет ими
выслушано позже, а рапорт придется писать, пользуясь стандартными
формулировками - канцелярскими атавизмами. Может быть, так даже лучше. В
конце концов, ни на бумаге, ни в устном рассказе нельзя передать мои
впечатления от карьера, смертный ужас, испытанный этой ночью, тоску и злую
жалость, охватившие меня, когда Джулиана, увидев направленные на нее
стволы, улыбнулась с усталым облегчением...
Все эти люди никогда не существовали, сказал я себе. Успокойся, и
поменьше эмоций. Они - нежить, гомункулусы, продукт опыта, вытяжки из
мозга Бауэра. Муравейник под стеклянным колпаком. Прошлого у них нет, нет
родителей, нет смысла жизни, идеалов... Нет?
Капитан Ламст и его люди занимаются своим делом не по воле
экспериментаторов, я убежден в этом. Они сами, руководствуясь стремлением
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг