великолепен. Тень Эдмунда Раффина растворилась в солнечном свете, и мотив
"Дикси" был на время забыт.
- Выключи ты этот чертов ящик, - сказал я Джону.
- Мешает?
- Не могу сосредоточиться. Скучно. Президент торжественно следует,
сопровождаемый криками и цветами. Из этого ничего не выжать.
- Запихни рекламу, - сказала Джейн. - Чьи там шины на его лимузине,
"Данлоп"?
- Уволь, девочка, - сказал я. - Такими штучками пусть пробавляется
какой-нибудь щенок из занюханной "Кроникл" в каком-нибудь городишке, где
жителей меньше, чем букв в его названии.
Джон уселся на подоконник, зажав в потной лапище бокал. Я знал, что на
него сейчас накатит, и не ошибся.
- Боже всеблагий, какое неподходящее занятие для великого Купера, певца
битв и переворотов... - зачастил он. - Купер везде, где бахает и бухает,
где негры стреляют в негров или желтые - в желтых. Там его место, и когда
его посылают освещать визит президента в жаркий и пыльный штат, Купера это
оскорбляет до глубины души...
Джейн сказала:
- Не иначе шеф надеялся, что станут стрелять и здесь.
- Рой, ты остолоп! - рявкнул Джон с подоконника. - Ты потерял
великолепную возможность отхватить Пулитцеровскую премию. Нужно было
нанять какого-нибудь безработного пальнуть по кортежу. Холостыми
патронами, разумеется. Когда покушавшегося схватят, он выложит на
следствии, что в него вселилась душа Бута, а вселил эту душу
сосед-коммунист. Потрясающий спектакль обеспечен.
- Что же ты сам не додумался? - лениво спросил я. Все мне осточертело:
его полупьяная рожа, чувственная южаночка Джейн, и Даллас, и президент, и
сам я себе осточертел. В этой поездке я видел желанное избавление от
хандры, но не получилось.
- Эх, если бы это мне раньше в голову пришло... - сказал этот зануда. -
Опоздал...
Вошел Хэйвуд, веселый, свеженький, живая иллюстрация к образу
Преуспевающего Газетчика - масса обаяния, тщательно отмеренное дружелюбие,
спортивная фигура и никаких принципов.
- Куда ты опять опоздал? - спросил он с порога.
- В шутку совершить покушение на президента.
- Ну, это вполне в твоем духе - в шутку совершить покушение на
президента...
Клинт Хилл еще не разбил кулаки о багажник "линкольна". Линдон
оставался вице-президентом. Ничего еще не случилось, мир был благолепен и
нелеп, как всегда. Ари Онассис еще не спал с Джекки, все мы были моложе на
одно убийство, и моложе на одну иллюзию, и моложе на одно разочарование.
Сайгон оставался Сайгоном, и Марине Освальд еще не платили бешеных денег
за письма Ли.
- Я говорю об инсценировке покушения. Ради хлесткого репортажа.
- Ну, слава богу. Я было хотел информировать секретную службу. Агент
Москвы Джон Мак-Тавиш, свой человек в Гаване.
- Поди ты, - сказал Джон. - Может быть, мы получим сенсацию бесплатно.
- Думаешь, кто-нибудь станет стрелять?
- От этих южан всего можно ожидать. Джейн, лапочка, к тебе это,
понятно, не относится. Выскочит какой-нибудь болван в шестигаллонном
стетсоне и с вытатуированной на пузе рожей генерала Ли, смертельно
разобиженный ранением своего прадеда под Шайлоу...
- А охрана?
- Но зачем убийце протискиваться сквозь толпу? Снайпер с какой-нибудь
крыши. Между прочим, Джону советовали поставить пуленепробиваемый колпак.
Он героически отказался. Так вот, снайпер-одиночка - это проблематично.
Для гарантии - трое или четверо, перекрестный огонь. Для полного удобства
заблаговременно приготовлен козел отпущения.
- Великолепно, - сказал я. - Напиши книгу "Как я не убил президента".
- Да бросьте вы, - сказала Джейн. - Это цинично, в конце концов.
- Девочка, репортер и должен быть циником, - Хэйвуд откровенно пялился
на ее ножки. - Мертвый президент - еще один труп, и только.
- К тому же статистика на нашей стороне, - сказал я. - Я никогда не был
мистиком, но недавно шутки ради составил прелюбопытнейшую таблицу.
Рекомендую ее собравшимся. За последние сто двадцать лет все президенты
США, избиравшиеся на этот пост в год, делящийся на двадцать, рано или
поздно погибали от руки убийцы или умирали на посту. Считайте:
1840-й - президент Гаррисон скончался от воспаления легких спустя месяц
после инаугурации.
1860-й - президент Линкольн убит спустя месяц после избрания на второй
срок.
1880-й - президент Гарфильд застрелен Гито четыре месяца спустя после
инаугурации.
1900-й - президент Мак-Кинли убит Чолгошем спустя семь месяцев после
избрания на второй срок.
1920-й - президент Гардинг умирает при странных обстоятельствах после
двух с половиной лет пребывания на посту.
1940-й - президент Рузвельт умирает через три месяца после избрания на
четвертый срок.
Итак? Джон, как известно присутствующим, вступил на пост в тысяча
девятьсот шестидесятом, в год, делящийся на двадцать...
- Бред собачий, - сказала Джейн.
- Но, парни, - прищурился Хэйвуд, - если наш Джон оказался великолепным
стратегом, почему бы не найтись и второму? Хотите пари? Кортеж еще в пути.
- Идет, - сказал я. - Пятьдесят монет против вчерашней "Ньюс".
- Принимаю.
- Ставлю столько же против позавчерашней "Ньюс", - сказал Хэйвуд. - Мы
тебя разорим на две газеты, Джон. Живо включай телевизор. Кстати, помните
историю с "Титаником"? Еще в девятнадцатом веке какой-то безвестный
фантаст предсказал его гибель - за двадцать лет до катастрофы...
- Но Джон не успел написать роман, - сказал я. - А я не успел выпустить
статью со своей статистикой. Так что в любом случае репутацию пророков нам
не заработать.
Я включил телевизор. Впереди ехал белый "форд" начальника далласской
полиции Кэрри, следом в окружении мотоциклистов скользил длинный черный
"линкольн", на подножках стояли телохранители, и еще несколько машин ехали
следом, блестели белые шлемы эскорта, где-то стрекотал камерой Запрудер -
кортеж тридцать пятого президента Соединенных Штатов Америки, самого
молодого президента за всю историю страны...
Последняя минута, про которую мы еще не знаем, что она - последняя.
Комната на шестом этаже дома в центре Далласа, штат Техас. Я стою возле
телевизора - не успел отойти. Джейн сидит, закинув ногу на ногу - красивые
ноги, загорелые, и на них умильно косится Сирил Хэйвуд. Джон по-прежнему
сидит на подоконнике. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Двадцать
второе ноября, тринадцать часов двадцать девять минут...
Потом мы услышали крик телекомментатора, и крик Джекки, и машины
кортежа сбились в кучу, словно перепуганные овцы, и Клинт Хилл молотил
кулаками по багажнику, и "линкольн" на бешеной скорости помчался в
госпиталь Святого Варфоломея, в коридоре бегали и что-то кричали.
Двигаясь, как заводная кукла, я поднялся, достал из бумажника пятьдесят
долларов и протянул их Джону. Хэйвуд сделал то же самое. Джон машинально
принял банкноты, зачем-то стал их считать, а Джейн вдруг бросилась к нам
и, плача, что есть силы хлестнула по лицу сначала меня, потом Сирила...
...Я сидел на холодной железной скамейке внутри броневика. Казалось,
никто не заметил моего исчезновения в галлюцинацию номер два - значит, я
никуда не исчезал, это было очередное наваждение, сон в солнечный день,
сначала какой-то дикий город, потом Даллас восьмидесятилетней давности...
Я чертыхнулся про себя и стал исподтишка разглядывать попутчиков.
Это были крепкие широкоплечие мужики в зелено-пятнистых комбинезонах,
усталые, пропотевшие и хмурые. У них был вид косарей, возвратившихся со
страды, где трудились до ломотной бесчувственности тела. Двое курили,
затягиваясь полной грудью, один прихлебывал что-то из фляги, один баюкал
забинтованную до локтя правую руку, тихонечко постанывая. Остальные просто
сидели. На меня никто не смотрел. В корме были свалены автоматы и какие-то
странные широкогорлые ружья. На поясах у потных и хмурых висели тяжелые
кинжалы, а шею каждого защищал широкий кольчужный ошейник.
- И вообще, это все зря, - сказал, ни на кого не глядя, мой сосед. Все
повернулись к нему. - Нужно делать облаву, а так мы сто лет
проканителимся.
- Ты раньше проживи сто лет.
- Все к черту. Команда к черту, мы сами к черту, и все остальное. Вот
только кого они жрать станут, когда жрать станет некого, я уж не знаю.
- Друг друга станут. Я слышал, в отделе...
- Пошел и он к черту, этот отдел.
- Но согласись, они что-то делают.
- Они теоретизируют. Анализируют, классифицируют, систематизируют.
Проводят параллели и подыскивают аналогии, подшивают бумаги и заполняют
анкеты. Ламст прав - напряжением ума решить эту проблему невозможно, ее
можно решить только напряжением сил. - Он выплюнул окурок и яростно
затоптал его шипастой подошвой. - Только автоматы. И я понимаю тех, кто
ратует за писаные законы и мобилизацию. Только так...
Они заговорили все разом, спор захватил всех. Кроме меня, разумеется.
Одни превозносили до небес какого-то Ламста, оправдывали и безоговорочно
поддерживали все, что он уже сделал, и все, что еще сделает, кляли тех,
кто связывает ему руки. Другие тоже хвалили Ламста, но гораздо сдержаннее,
считали, что ломать сложившиеся отношения глупо и неразумно - сломать
легко, но будет ли польза? Понемногу я начал понимать, что обе стороны, в
сущности, стоят на одних и тех же позициях, но по-разному смотрят на
будущее. Одни желают немедленно перестроить жизнь на основе жесткой
дисциплины, всеобщей воинской повинности, а их противники доказывают, что
это - утопия, невыполнимая мечта. При этом те и другие последними словами
крыли трусливых обжор и зазнавшихся конформистов, которых неплохо было бы
оставить один на один с вурдалаками и посмотреть, как они станут
выкручиваться, гады этакие. Просто ради эксперимента бросить все и
полюбоваться, как они наделают в штаны. В конце концов спор как-то
незаметно перелился в дружное охаивание этих самых приспособленцев и
трусов - их материли изобретательно и витиевато, с большой экспрессией.
Они отвели душу, и разговоры пошли о бытовых пустяках: что у Бориса
дочка все же связалась с этим обормотом, хотя совершенно ясно, что он ее
бросит, обрюхатит и бросит, но поди докажи этим соплячкам, если они, раз
переспав с парнем, мнят себя умудренными жизнью женщинами, сколько их не
секи, да и не всякую-то выпорешь, а если разобраться, мужики, не в порке,
собственно, панацея. Что у Штенгера опять новая, симпатичная такая, и с
ней, ясно, будет как с прежними, со всеми он поступал одинаково, горбатого
могила исправит, черного кобеля не отмоешь добела, и не лучше ли набить
ему как следует морду своими силами, не полагаясь на карающую руку судьбы?
Что Батера окончательно уел ревматизм, а ведь какой стрелок был, один из
тех, что начинали на голом месте, когда ничего толком не знали, выезжали
на одном энтузиазме и оттого несли громадные потери... Что еще один
смельчак, а может, просто болван, таскался к Ревущим Холмам, но ничего
вразумительного рассказать не может - стал чокнутым, как и его
предшественники...
Так они судачили, болтали, а я мотал на ус, и никто не обращал на меня
внимания, хотя о моем присутствии помнили - сосед мимоходом попросил
огоньку, другой в середине тирады о сытых бездельниках зацепил меня
намекающим взглядом...
Главное я уловил - они, эти обстрелянные хваткие мужики, были неким
отрядом, активно действовавшим против вурдалаков. Кто возложил на них эти
обязанности, я пока не понял. Сидел себе смирнехонько, покуривал,
посмеивался вместе с другими над непонятными мне остротами, но ни на
секунду не мог забыть о главном - что меня, словно щепку по таежной речке,
несет в глубь и в глубь заколдованного места, а там, снаружи, очень на
меня рассчитывают. И беспокоятся...
Вот это уже зря. Совсем не нужно видеть в происходящем необыкновенное.
Необыкновенное заранее настраивает на поиски абсолютно новых решений,
отрицающих прежний опыт и прежние методы, вызывает хаотические метания
мысли, и начинает казаться, что ты вовсе не умеешь думать и не способен ни
в чем разобраться. Защищайся. Внуши себе, что окружающее - такая же
обыденность для тебя, как для этих парней в пятнистом, проникнись их
взглядом на жизнь, и быстрее поймешь все, что нужно понять...
Броневик резко затормозил, мы с соседом стукнулись боками, и я ушиб
локоть о рукоятку его кинжала.
- Блуждающие! - крикнул водитель, обернувшись. Он выключил мотор,
распахнул люк, и я услышал, как снаружи, над головой, завывают моторы и
стучат пулеметы. Все, толкаясь, кинулись в дверь, и я выскочил следом за
ними, а они столпились на обочине и смотрели в небо, прикрывая глаза
ладонями - этот жест при полном отсутствии слепящего солнца очень меня
удивил.
В небе, почти над нами, кувыркались, сближались, крутили бочки и
чертили петли несколько самолетов. Надсадно выли моторы, молотили
пулеметы. Я тронул за рукав соседа:
- Это кто?
- Блуждающие, - ответил он, не отрывая глаз от воздушной коловерти.
- Как это?
- А вот так. Никто не знает, кто они, откуда взялись и почему дерутся.
Мы их видим только в воздухе. Опа!
Рев нарастал - один из самолетов быстро снижался, но за ним не тянулся
дым, как это обычно бывает в исторических фильмах. Он падал, вихляясь,
рывками проваливаясь ниже и ниже, прямо нам на головы, и мне захотелось
юркнуть под броневик, но окружающие стояли спокойно. Им было виднее, и я
остался на месте.
Скорее всего, пилот был ранен, а самолет цел - я немного разбирался в
таких вещах. Пилот еще пытался что-то сделать, выровнять и посадить
машину, задрал нос и выпустил шасси, но не успел - самолет грохнулся
брюхом оземь, ломая шасси и винт, выворачивая кочки, протащился несколько
метров и застыл, уткнувшись носом в землю, задрав хвост.
Выглядел он нелепо, как всегда выглядит севший на фюзеляж самолет. Мы
быстро добежали до него, он упал неподалеку от дороги. Определить марку я
не сумел бы, я не историк, но особая точность и не требовалась, сразу
видно было, что это стандартный винтовой моноплан-истребитель времен
второй мировой войны - войны, которая кончилась девяносто семь лет назад,
и на всей планете осталось восемь ее участников, всего восемь. Истребитель
с опознавательными знаками люфтваффе - черные кресты на крыльях, свастика
на фюзеляже, и в придачу мастерски нарисованный под фонарем оскалившийся
зеленый Дракон. Летчик смотрел перед собой широко раскрытыми глазами, он
уже не дышал, комбинезон залит кровью. И будто для того, чтобы не
оставалось никаких сомнений насчет того, кто был его противником, низко
над нами, выпустив короткую победную очередь, пронесся истребитель другой,
знакомой марки - на его голубых снизу крыльях я увидел красные звезды.
Дело запутывалось. То, что происходило в воздухе, не имело никакой связи с
тем, что творилось на земле. И наоборот. Два обрывка двух разных картин
склеили как попало и вставили в общую раму.
- Никак не пойму, - сказал мой сосед. - Как это люди ухитряются летать
по воздуху? Он же из железа, как он в воздухе держится?
Выходит, об авиации они и понятия не имели?
- Как ни крути, и там драка... - вздохнул кто-то.
Драка, которой не должно быть, дополнил я про себя, драка, которая
принадлежит другому времени и другим людям...
Вскоре мы приехали в город, и я выскочил, учтиво попрощавшись.
Это был очень чистый и очень тихий город. Просторные улицы, продуманно
поделенные между пешеходами и машинами так, чтобы не обидеть никого,
современные здания, украшенные модными архитектурными выкрутасами. Все в
городе радовало глаз гармоничной завершенностью, но непонятно, почему так
малолюдно и так маломашинно на улицах. Проезжали редкие автомобили, как
правило, роскошные и новые, и я узнавал некоторые марки, а некоторых не
узнавал. Проходили редкие прохожие. И людей, и машин было маловато для
такого города - может быть, поэтому и машины, и люди несколько
преувеличенно спешили. Город походил на кинодекорацию, выстроенную в одну
ночь из фанерного мрамора и пластмассовых кирпичей, настолько походил, что
я не удержался и постучал кулаком по стенке ближайшего дома, благо
прохожих не было. Оказалось, самая настоящая стена.
Потом я встретил людей, которые никуда не спешили. У заведения под
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг