"Входите, входите!" Поручик пропустил Андрея вперед, преградил путь
полицейскому, который намеревался было последовать за Андреем, и прикрыл
дверь.
Андрей оказался в большом, светлом, в два окна, кабинете. Чуть ли не
половину его занимал большой полированный стол, заваленный бумагами. За
столом сидел массивный курчавый человек в форме полковника. Человек
поднялся из-за стола и пошел навстречу Андрею.
- Господин Берестов? - сказал он. - Рад вас видеть. Надеюсь, что ваши
несчастья временные. Очень надеюсь.
Полковник оказался низкого роста и столь широкий, будто ноги у него
были отрублены по колено. Шел он мягко, шаркал ногами, и ясно было, что
ему куда привычнее быть в мягких домашних туфлях, чем в высоких сапогах.
- Ай-ай-ай, - уныло сказал он. - Неужели в таком виде вам пришлось
провести ночь в участке? Без теплой одежды?
- Полиция получила слишком много власти, - резко сказал от дверей
поручик Тизенгаузен. - Они творят произвол.
- Вот именно, - согласился полковник. - Ведь можно простудиться! У
вас нет насморка?
- Нет, - сказал Андрей.
- Я дам вам с собой капли. Мне присылают из Киева, - сказал
полковник. - Вы завтракали?
Поручик хмыкнул.
- Ах да, - сказал полковник. - Какой у них завтрак! Поручик, не в
службу, а в дружбу, распорядитесь, чтобы принесли чаю.
- Чай придется подождать, - сказал поручик. - Еще не ставили самовар.
Но если господин Берестов не откажется, мы можем предложить ему глоток
коньячку.
- Великолепная идея! - обрадовался полковник. - Вы простите, что нам
пришлось встретиться в такой момент. Но это последствия тяжелого
положения, в котором оказалось наше государство.
Поручик Тизенгаузен прошел к массивному сейфу, что стоял возле стола,
громко повернул ручку, открыл его и вынул оттуда початую бутылку коньяку и
два стакана. Раздвинул бумаги на столе полковника и налил в каждый стакан
на два пальца.
- Нам надо завести бокалы, - сказал полковник, удрученно глядя на
действия адъютанта. - Просто стыдно перед гостями.
- Я распоряжусь, - сказал Тизенгаузен. Он протянул один стакан
Андрею, второй взял сам.
- А мне нельзя, - сказал полковник. - Язва. Совершенно исключено.
Коньяк обжег глотку. Полковник проглотил слюну, глядя, как Андрей
пьет.
- Нечем закусить. Не серчайте, Андрей Сергеевич, но мы редко
принимаем гостей. Мы стали бумажными крысами. Война - это груды бумаг, вот
так-то.
Тизенгаузен пил коньяк маленькими глотками, стоя навытяжку, словно
соответствовал тосту на торжественном приеме.
Большие настенные часы пробили десять раз. Все трое стояли и смотрели
на них, потом полковник и Тизенгаузен сверили свои часы, словно настенные
часы были истиной в последней инстанции. У полковника была старинная
луковица, поручик Тизенгаузен, разумеется, имел часы наручные, на черном
ремешке.
- Господин поручик, - сказал полковник, - вам пора.
- Слушаюсь, Лев Иванович, - согласился Тизенгаузен, убрал стаканы и
бутылку в сейф и небрежно прикрыл его.
Когда Тизенгаузен вышел, полковник обернулся к Андрею:
- Садитесь, садитесь, в ногах правды нет. Боюсь, как бы вы с собой
паразитов не вынесли. Там же блохи, клопы, полное отсутствие гигиены... да
вы садитесь, я не потому сказал, что опасаюсь заразить свою мебель, нет,
не потому.
Мысль эта показалась полковнику столь забавной, что он залился
счастливым смехом.
В дверь постучали. Поручик пропустил в кабинет Лидочку. Из-за их спин
выглядывал полицейский. Он даже встал на цыпочки, чтобы убедиться, что его
подопечный не убежал.
В руке у поручика была большая сумка.
Лидочка кинулась к Андрею.
- Что они с тобой сделали! - воскликнула она куда громче, чем можно
было от нее ожидать. - Я не переживу! Мой бедный...
Она обняла Андрея и прижалась щекой к его сорочке.
- Да-с, - сказал полковник. - Если вы позволите, я вас на несколько
минут покину. Срочные дела... так-с, срочные дела.
Полковник обнял за плечи поручика Тизенгаузена, для чего ему пришлось
высоко закинуть полную руку, и они вдвоем, словно Дон Кихот с подвыпившим
Санчо Пансой, покинули кабинет.
- Лидочка, милая, я так счастлив... Как тебе это удалось?
- Андрюша, времени у нас совсем мало, - сказала Лидочка. Она потянула
его к окну подальше от двери.
Андрей пребывал в эйфорическом состоянии, в котором мир
сконцентрировался вокруг Лидочки, как космос вокруг Солнца, ослепительного
и прекрасного. Он готов был плакать от умиления и нежности. Лицо Лидочки,
освещенное светом белесого дождливого утра, было бледным, и оттого глаза
казались еще большими, а губы были еще более нежного, светло-пунцового
цвета. Андрей принялся целовать руки Лидочке, а та не отнимала рук, но
повторяла:
- Андрюша, милый, пойми, что каждая минута... каждая минута.
Вместо продолжения разговора она оказалась в его объятиях. Поцелуй
был бесконечен, и оторваться друг от друга было невозможно, может, еще и
потому, что оба понимали, что этот поцелуй может оказаться последним. Он -
дар судьбы, могущий оказаться ее жестокой шуткой.
- Ну вот, еще пять минут потеряли, - сказала Лидочка, отстраняясь
наконец от Андрея.
- Не важно.
- Сейчас все важно, - сказала Лидочка.
- Как ты это устроила?
- Лев Иванович - старый приятель папы, - сказала она. - Он военный
комендант Ялты. Ты догадался?
- Нет, я понял, что он какой-то начальник, но какой - нет, не
догадался.
- Я заставила папу вчера вечером пойти к нему. Они в преферанс всегда
играют. Сначала я думала, что он может вмешаться, но, конечно же, Лев
Иванович не может вмешаться. Знаешь, что мне помогло, - оказалось, в армии
и среди местной знати Вревского не выносят. И его штучки... А поручик
Тизенгаузен - он имеет на Льва Ивановича большое влияние - при слове
"полиция" просто подпрыгивает до потолка. Папа мне сказал, что Вревский
начал расследовать какие-то дела, связанные с военной кассой, и нашел
нарушения - с тех пор они страшные враги. Но это все не важно... Главное,
что Лев Иванович согласился устроить мне с тобой свидание. Но, конечно же,
не в угодьях Вревского, а у себя. Он своей властью приказал доставить тебя
к нему как свидетеля по делу дезертирства двух солдат - ну ты знаешь уже,
наверное... тех, кто убежал от Коли Беккера.
- Знаю.
- Тебе сказал Вревский?
- Да, он допрашивал меня ночью. Одного нашли...
- Лев Иванович мне рассказал. Его люди ездили в горы и проводили
опознание. И привезли шкатулку. А потом вчера ночью прибежал Коля Беккер.
Он в панике - он сообразил, что мог повредить тебе, потому что
проговорился, что видел тебя в обществе этого Тихона в Симферополе. Он
говорит правду?
- Конечно, правду, - сказал Андрей. - Зачем ему неправду говорить?
- Я теперь уже никому не верю, - сказала Лидочка.
Дверь осторожно приоткрылась, и в нее заглянул полицейский.
- Брысь! - крикнула на него Лидочка, и полицейский, крайне
удивившись, захлопнул дверь. - Я должна тебя огорчить, - сказала Лидочка.
- Меня уже трудно огорчить.
- Прокурор подписал санкцию на твой арест. Обвинения в твой адрес ему
кажутся убедительными. Ввиду твоей особой опасности для окружающих мерой
пресечения избрано тюремное заключение. То есть тебя сегодня переведут в
тюрьму и больше не выпустят.
- Я тоже так понял, что не выпустят, - сказал Андрей, стараясь
удержаться на обломках эйфории. Но обломки уже скрылись под водой.
- Лев Иванович ничего сделать не может. Ночью я говорила с
Розенфельдом.
- Это еще что за птица? - спросил Андрей.
- Это лучший адвокат в Крыму. Он сказал, что твоя участь усугубляется
военным временем.
- Почему?
- Да потому, что твои сообщники - дезертиры. Розенфельду известно,
что из твоего дела решено сделать урок военного времени.
- При чем тут военное время?
- Сейчас они вернутся. Лев Иванович мог дать мне только пятнадцать
минут. Десять прошло. А если придет Вревский - не будет и этих минут.
Андрюша, у нас нет выхода!
Лидочка расстегнула сумку и достала оттуда тужурку Андрея.
- И все же я надеюсь, что поймают второго дезертира и все уладится, -
сказал Андрей. Он надел тужурку.
- Может быть. А может быть, и нет. И еще более вероятно, они все
равно сделают тебя руководителем банды. Погоди... не перебивай. В кармане
твоей тужурки лежит табакерка.
- Что это даст! - возразил Андрей. - Я уже сбежал на четыре дня, и
стало еще хуже. Если бы я вместо того уплыл на лодке в Болгарию, было бы
лучше.
- Ты должен уйти вперед больше, понимаешь - не на три дня, а на год,
на два.
- И что? Очнуться снова в тюрьме? Или в этом кабинете?
- Ни в коем случае! - испугалась Лидочка. - Ты же подведешь Льва
Ивановича. Он столько для нас сделал!
- Ты права. И его, твоего отца... всех подведу. Но если я сделаю это
в тюрьме, то очнусь через три года в той же камере!
- Тебя поведут обратно через двор. С тобой будет только полицейский.
Ты должен исчезнуть в заднем дворе, между комендатурой и управлением.
Смотри. Отсюда видно.
Лидочка показала за окно - оттуда был виден проход, которым Андрей
огибал комендатуру. С одной стороны прохода была стена здания, с другой -
ряд кустов, за ними - зеленый забор.
- Если будут разбираться, решат, что ты прыгнул через забор, -
сказала Лидочка. - Это твой любимый способ убегать от правосудия.
- На несколько дней?
- Нет, на два года, - сказала Лидочка.
- Почему?
- Ты можешь меня раз в жизни послушаться? - спросила Лидочка. - Если
бы ты меня всегда слушался, ничего бы не было.
- Я с тобой не так давно знаком.
- Два года! Два года - это срок с долгим запасом. К осени 1916 года
мировая война кончится.
- Она кончится раньше. Неужели ты допускаешь, что она протянется еще
два года?
- По крайней мере не больше. Это раз. За это время вся история с
убийствами станет древним воспоминанием. И мы вернемся в мирное,
нормальное, спокойное время. Когда не стреляют, не рвутся снаряды и люди
не ненавидят друг друга.
- Мы вернемся? - только сейчас сообразил Андрей. - Ты хочешь сказать,
что ты согласна плыть со мной?
- А как же иначе? - Лидочка даже приподняла брови от удивления. - А
ты что, хочешь, чтобы я два года старела и встретила тебя старой девой
двадцати лет от роду? Да я за эти два года убегу с гусаром.
- И не мечтай, - сказал Андрей. - Я не позволю тебе остаться.
- Вот видишь, как ты заговорил. Слушай. Сейчас придут. С минуты на
минуту придут. Времени нет. Табакерка у тебя в правом кармане тужурки.
Запомнил? В правом кармане. Она настроена так же, как моя. Тебе надо
только нажать на шарик.
- А ты?
- Я буду смотреть в окно. Если все получится хорошо, я вернусь домой,
а ночью пойду следом за тобой.
- Ты не сразу вместе со мной?
- Я должна быть уверена, что все прошло правильно. Мало ли что
случится, мало ли что... К тому же у меня дома все вещи. И письма.
- Какие письма?
- Андрей, я не перестаю тебе удивляться. Письмо моей маме, что мы
ночью уплываем, потому что тебе удалось бежать и оставаться здесь нельзя.
Письмо твоей тете, что с тобой все в порядке...
Не переставая говорить, Лидочка начала ворошить бумаги на столе
коменданта, вытащила чистый лист, взяла со стола перо, окунула его в
чернильницу, изображавшую бочонок в лапах бронзового медведя, и протянула
Андрею:
- Пиши, я чуть не забыла. Пиши: "Дорогая тетя, мне приходится уехать,
потому что иначе меня обвинят в преступлении, которого я не совершал. Не
жди от меня вестей в ближайшее время. Я жив и здоров. Как только очищу
себя от подозрений, сообщу тебе. Твой любящий племянник..." и подпись.
Андрей покорно склонился над столом и написал требуемое.
- Место встречи - платан на набережной. В шесть вечера, - сказала
Лида. Андрей кивнул. Когда он подписывался, дверь открылась. Вернулся Лев
Иванович. Он выглядел виновато.
- Простите, дети, - сказал он, - но вам пора расставаться. Я видел
автомобиль, на котором приехал господин Вревский.
- Но это же афронт! - воскликнул поручик Тизенгаузен, также вошедший
в кабинет следом за комендантом. - Он конфисковал вчера автомобиль, притом
совершенно незаконно, и уже на нем разъезжает. Я бы на вашем месте, Лев
Иванович, задал бы в соответствующей инстанции вопрос: по какому праву
следователь Вревский разъезжает на реквизированном моторе?
- Ах, оставьте, - отмахнулся комендант. - Лучше не связываться с
этими крючкотворами.
- Как так не связываться! - вскипел Тизенгаузен. - У вас, военного
коменданта, нет своего автомобиля, а какой-то следователь разъезжает,
словно градоначальник, генерал Думбадзе.
- Ну ладно, ладно, - сказал комендант. - Андрею Сергеевичу пора идти.
Лидочка взяла бумагу, которую подписал Андрей.
- Это прошение на высочайшее имя, - сказала она.
- Правильно! - согласился Лев Иванович. - Надо принимать меры.
Полицейский, видно, почувствовав, что пришел его час, широко открыл
дверь в кабинет и замер в дверях.
- Андрюшенька, - ахнула Лидочка, - я совсем забыла. Мама прислала
пирожков с капустой.
- Не положено, - сказал полицейский от двери.
- Еще чего не хватало! - возмутился Тизенгаузен. - Ни в одном
цивилизованном обществе подозреваемых не морят голодом!
- А кто их морит? - удивился полицейский.
Лидочка вынула один пирожок и протянула Андрею.
- Съешь по дороге.
- Я пошел, - сказал Андрей.
- Нет, так не годится, - расстроился Лев Иванович. - Попрощайтесь,
дети!
Андрей поцеловал Лидочку в щеку.
- Черт возьми! - выругался Лев Иванович, готовый пустить слезу.
Андрей отпустил руку Лидочки. Она перекрестила его.
- Будь осторожен, - сказала она.
Лев Иванович отвернулся. Поручик Тизенгаузен вытащил серебряную
расческу и начал поправлять пробор.
Андрей пожал руки обоим военным.
- Господин Берестов, - сказал комендант, - если следователь Вревский
будет спрашивать, где вы были, отвечайте, что я снимал с вас допрос по
поводу дезертиров.
- Разумеется. Я помню.
- Дай я тебя поцелую на прощание, сынок.
Комендант поднялся на цыпочки и чмокнул Андрея в губы.
Поручик Тизенгаузен щелкнул каблуками, прозвенел шпорами и подал
худую холодную руку.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг