Кир Булычев.
Я вас первым обнаружил!
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Чудеса в Гусляре".
OCR spellcheck by HarryFan, 12 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Джерасси не спится по утрам. В шесть, пока прохладно, он включает
динамик и спрашивает Марту:
- Ты готова?
Мы все слышим его пронзительный голос, от которого не спрячешься под
одеяло, не закроешься подушкой. Голос неизбежен как судьба.
- Марта, - продолжает Джерасси. - Я верю, что сегодня мы найдем что-то
крайне любопытное. Ты как думаешь, Марта?
Марте тоже хочется спать. Марта тоже ненавидит Джерасси. Она говорит
ему об этом. Джерасси хохочет, и динамик усиливает его хохот. Капитан
подключается к внутренней сети и говорит укоризненно:
- Джерасси, до подъема еще полчаса. Кстати, я только что сменился с
вахты.
- Прости, капитан, - говорит Джерасси. - Сейчас мы быстренько
соберемся, уйдем на объект, и ты спокойно выспишься. Утренние часы втрое
продуктивней дневных. Надо спешить. Не так ли?
Капитан не отвечает. Я сбрасываю одеяло и сажусь. Ноги касаются пола.
Ковер в этом месте чуть протерся, Сколько раз я наступал на него по утрам?
Приходится вставать. Джерасси прав - утренние часы лучшие.
После завтрака мы выходим из "Спартака" через грузовой люк. По пандусу,
исцарапанному грузовыми тележками. За ночь на пандус намело бурого песку,
принесло сухих веток. Мы без скафандров. До полудня, пока не разгуляется
жара, достаточно маски и легкого баллона за спиной.
Безнадежная бурая, чуть холмистая долина тянется до близкого горизонта.
Пыль висит над ней. Она забирается повсюду: в складки одежды, в башмаки,
даже под маску. Но пыль все-таки лучше грязи. Если налетит серая туча,
выплеснется на долину коротким бурным ливнем, придется бросать работу и
ползти по слизи до корабля, пережидать, пока просохнет. После ливня
бессильны даже вездеходы.
Один из них ждет нас у пандуса. Можно дойти до раскопок пешком, десять
минут, но лучше эти минуты потратить на работу. Нам скоро улетать -
продовольствия и других запасов осталось только-только на обратный путь.
Мы и так задержались. Мы и так уже шесть лет в поиске. И почти пять лет
займет обратный путь.
Захир возится у второго вездехода. Геологи собираются на разведку. Мы
прощаемся с Захиром и занимаем места в машине. Места в ней так же
привычны, как места за столом, как места в зале отдыха, как места по
аварийному расписанию. Я вешаю аппаратуру на крючок справа. Месяц назад мы
попали в яму, и я разбил об этот крючок плечо. Тогда я обмотал его мягкой
лентой. Вешаю на него сумку с аппаратурой не глядя. Моя рука знает место с
точностью до миллиметра.
Джерасси протягивает длинные ноги через проход и закрывает глаза.
Удивительно, что человек, который так любит спать, может просыпаться
раньше всех и будить нас отвратительным голосом.
- Джерасси, - говорю я. - У тебя отвратительный голос.
- Знаю, - говорит Джерасси, не открывая глаз. - У меня с детства
пронзительный голос. Но Веронике он нравился.
Вероника, его жена, умерла в прошлом году. Занималась культурой вируса,
найденного нами на заблудившемся астероиде.
Вездеход съезжает в ложбину, огороженную пластиковыми щитами, чтобы
раскоп не засыпало пылью. Я вылезаю на землю третьим. Вслед за Мартой и
Долинским. Щиты мало помогают - пыли за ночь намело по колено. Джерасси
уже тащит хобот пылесоса, забрасывает его в раскоп, и тот, будто живой,
принимается ползать по земле, пожирая пыль.
Вести здесь археологические работы безумие. Пылевые бури способны за
три дня засыпать небоскреб, следа не останется. А за следующие три дня они
могут вырыть вокруг него стометровую яму. Бури приносят также сажу и
частицы древесного угля с бесконечных лесных пожаров, что бушуют за
болотами, - в результате мы не смогли пока датировать ни единого камня.
Мы так и не знаем, кто и когда построил это поселение, кто жил в нем.
Мы не знаем, что случилось с обитателями этой планеты, куда они делись,
отчего вымерли. Но все, что мы сможем, сделаем. И мы ждем, пока пылесос
кончит возню в раскопе и мы спустимся туда, вооружимся скребками и
кисточками и будем пялить глаза в поисках кости, обломка горшка,
шестеренки или, на худой конец, какой-нибудь органики.
- Они основательно строили, - говорит Джерасси. - Видно, бури и тогда
им мешали жить.
В раскопе вчера обнаружилась скальная порода - фундамент здания или
зданий, которые мы копали, врезался в скалу.
- Они очень давно ушли отсюда, - сказала Марта. - И если переворошить
пустыню, мы найдем и другие строения. Или их следы.
- Надо было бы получше проверить горы за болотом, - говорю я. - Здесь
мы ничего так и не найдем. Поверьте мне.
- Но мачта, - сказал Джерасси.
- И пирамида, - сказала Марта.
Мачту мы увидели еще на первом облете. И ее унесло очередной бурей
раньше, чем мы сюда добрались. И схоронило в недрах пустыни. Пирамидку мы
откопали. Если бы не было пирамидки, мы не стали бы третью неделю подряд
барахтаться в раскопе. Пирамидка стояла перед нами, гладкая, влившаяся в
скалу и будто вытесанная из скалы. Ее мы возьмем с собой. Остальные
находки - каменная крошка и рубцы на скале. Ни надписей, ни металла...
- В горах за болотом жить было нельзя. Воды даже в лучшие времена не
было. И вообще это одно из немногих мест...
Джерасси опять прав. Бездонные болота, по которым плавают, сплетя
корни, кущи деревьев, горы, придуманные словно нарочно такими, что к ним
не подберешься. И океан - беспредельный океан. И в нем лишь бури и
простейшие организмы. Жизнь куда-то ушла отсюда, может, погибла - и вот
понемногу начинается вновь, с простейших.
Мы спускаемся в раскоп.
Рядом со мной Долинский.
- Пора домой, - говорит он, расчищая угол квадратного углубления в
скале. - Тебе хочется?
- Конечно, - говорю я.
- А я не знаю. Кому мы там нужны? Кто нас ждет?
- Ты знал, на что идешь, - отвечаю я.
Что-то блестит в щели.
- И знал и знаю. Когда мы улетали, то были героями. А что может быть
печальнее, чем образ забытого героя. Он ходит по улицам и намекает: вы
меня случайно не помните? Совершенно случайно не помним.
- Мне легче, - говорю я. - Я никогда не был героем.
- Ты не представляешь, насколько изменился мир, в который мы вернемся
спустя двести лет. Если мир еще существует...
- Смотри, по-моему, металл, - говорю я.
Мне надоели разговоры Долинского. Он сдал. Мы все сдали, мы все жили
эти годы целью пути. Планетной системой, которую никто до нас не видел,
звездными течениями, метеоритными потоками, тайной великого открытия. И
все это материализовалось миллионами символов, сухих цифр и спряталось в
недрах Мозга корабля, в складах, на лабораторных столах... Последний год
мы метались по системе, высаживаясь на астероидах и мертвых планетах,
тормозя, набирая скорость, понимая, что приближается время возвращения,
что елка уже убрана игрушками, праздник в полном разгаре и скоро он
закончится. Только праздник, как и случается обычно с ними, оказался куда
скромнее, чем ожидалось. Мы достигли цели, мы выполнили то, что должны
были выполнить, но, к сожалению, не более. Мозг корабля наполнялся
информацией, но мечты наши, взлелеянные за долгие годы пути, не
оправдались...
К последней планете мы подлетели, когда в резерве оставался месяц.
Через месяц мы должны были стартовать к Земле. Иначе мы не вернемся на
Землю. Нас было восемнадцать, когда мы стартовали с Земли. Нас оставалось
двенадцать. И только на последней планете, мало приспособленной для
человека (остальные были вовсе не приспособлены), мы нашли следы
деятельности разумных существ. И мы в промежутках между пыльными бурями
вгрызались в скалы, рылись в песке и пыли, мы хотели узнать все, что можно
узнать об этой разумной жизни. Через два дня старт. И почти пять лет
возвращения, пять лет обратного пути...
Тяжелый шарик, размером с лесной орех, лежал у меня на ладони. Он не
окислился. Он был очевиден, как песок, скалы и туча, нависшая над нами.
- Джерасси! - крикнул я. - Шарик.
- Что? - Поднимающийся ветер относил слова в сторону. - Какой шарик?
Заряд пыли обрушился на нас сверху.
- Переждем? - спросила Марта, подхватив шарик. - Тяжелый...
- К вездеходу, - сказал по рации капитан. - Большая буря.
- Может, мы ее переждем здесь? - спросил Долинский. - Мы только что
нашли шарик. Металлический.
- Нет, к вездеходу. Большая буря.
- Погоди, - сказал Джерасси. - Если в самом деле большая буря, то лучше
нам забрать пирамиду. Ее может так засыпать, что за завтрашний день не
раскопаем. И придется улетать почти с пустыми руками.
- Не раскопаем - оставим здесь, - сказал капитан. - Она снята нами,
обмерена... А то вас самих засыплет. Раскапывай тогда...
Долинский засмеялся.
- Зато мы будем держаться за находки. Нас не унесет.
Новый заряд пыли обрушился на нас. Пыль оседала медленно, крутилась
вокруг нас, как стая назойливой мошкары.
Джерасси сказал:
- Взялись за пирамидку?
Мы согласились.
- Долинский, подгони сюда вездеход. Там все готово.
Там и в самом деле было все готово. Вездеход был снабжен подъемником.
- Приказываю немедленно вернуться на корабль, - сказал капитан.
- А где геологи? - спросил Джерасси.
- Уже возвращаются.
- Но мы не можем оставить здесь эту пирамиду.
- Завтра вернетесь.
- Буря обычно продолжается два-три дня.
Говоря так, Джерасси накинул на пирамиду петлю троса. Я взялся за
резак, чтобы отпилить лучом основание пирамидки. Резак зажужжал, камень
покраснел, затрещал, борясь с лучом, сопротивляясь ему.
Туча, такой темной я еще не видал, нависла прямо над нами, и стало
темно, пыль залетала облаками, ветер толкал, норовил утянуть вверх,
закрутить в смерче. Я оттолкнул Марту, которая принялась было помогать
мне, крикнул ей, чтобы пряталась в вездеходе. Краем глаза я старался
следить за ней - послушалась ли. Ветер налетел сзади, чуть не повалил
меня, резак дернулся в руке и прочертил по боку пирамидки алую царапину.
- Держись! - крикнул Джерасси. - Немного осталось!
Пирамидка не поддавалась. Успела ли Марта спрятаться в вездеход? Там,
наверху, скорость ветра несусветная. Трос натянулся. По рации что-то
сердитое кричал капитан.
- Может, оставим, в самом деле?
Джерасси стоял рядом, прижавшись спиной к стенке раскопа. Глаза у него
были отчаянные.
- Дай резак!
- Сам!
Пирамидка неожиданно вскрикнула, как вскрикивает срубленное дерево,
отрываясь от пня, и маятником взвилась в воздух. Маятник метнулся к
противоположной стенке раскопа, разметал пластиковые щиты и полетел к нам,
чтобы размозжить нас в лепешку. Мы еле успели отпрыгнуть. Пирамидка
врезалась в стену, взвилось облако пыли, и я потерял из виду Джерасси -
мной руководил примитивный инстинкт самосохранения. Я должен был любой
ценой выскочить из ловушки, из ямы, в которой бесчинствовал, метался
маятник, круша все, стараясь вырваться из объятий троса.
Ветер подхватил меня и понес, словно сухой лист, по песку, и я старался
уцепиться за песок, и песок ускользал между пальцев, я даже успел
подумать, что чем-то похож на корабль, несущийся на скалы, якоря которого
лишь чиркают по дну и никак не могут вонзиться в грунт. Я боялся потерять
сознание от толчков и ударов, мне казалось, что тогда стану еще
беззащитнее, тогда меня будет нести до самых болот и никто никогда меня не
отыщет.
Меня спасла скала, обломком вылезавшая из песка. Ветер приподнял,
оторвал от земли, словно хотел забросить в облака, и тут эта скала встала
на пути, подставила острый край, и я все-таки потерял сознание.
Наверно, я быстро пришел в себя. Было темно и тихо. Песок, схоронивший
меня, сдавливал грудь, сжимал ноги, и стало страшно. Я был заживо
погребен.
"Теперь спокойно, - сказал я себе. - Теперь спокойно".
- Спартак, - сказал я вслух. - Спартак.
Рация молчала. Рация была разбита.
- Что ж, мне повезло, - сказал я.
Могло разбить маску, и я бы задохнулся. Пошевелим пальцами. Это мне
удалось сделать. Прошла минута, две, вечность, и я убедился, что могу
двинуть правой рукой. Еще через вечность я нащупал ею край скалы.
И когда я понял, что все-таки выберусь на поверхность, когда ушла,
пропала паника первых мгновений, вернулось все остальное.
Во-первых, боль. Меня основательно избило в бурю, в довершение ударило
о скалу так, что не только больно дотронуться до бока, но и дышать больно.
Наверно, сломало ребро. Или два ребра.
Во-вторых, воздух. Я взглянул на аэрометр. Воздуха оставалось на час.
Значит, с начала бури прошло три часа. И почему я не взял в вездеходе
запасной баллон? Их там штук пятьдесят, резервных. И каждый на шесть
часов. Положено иметь при себе как минимум два. Но лишний баллончик мешает
работать в раскопе, и мы оставляли их в вездеходе.
В-третьих, как далеко я от корабля?
В-четвертых, стихла ли буря?
В-пятых, добрались ли до корабля остальные? И, если добрались,
догадались ли, в какую сторону унесло меня, где искать?
Рука схватилась за пустоту. Я вылезал, как крот из норы, и ветер (ответ
на четвертый вопрос отрицателен) пытался затолкнуть меня обратно в нору. Я
присел под скалу, переводя дыхание. Скала была единственным надежным
местом в этом аду. Корабля не было видно. Даже если он стоял совсем
близко. В пыли ничего не разглядишь даже за пять метров. Ветер был не так
яростен, как в начале бури. Хотя, может быть, я себя обманывал. Я ждал,
пока очередной порыв ветра разгонит пыль, прижмет к земле. Тогда
осмотрюсь. Мне очень хотелось верить в то, что ветер прижмет пыль и тогда
я увижу "Спартак".
В какую сторону смотреть? В какую сторону идти? Очевидно, так, чтобы
скала оставалась за спиной. Ведь именно она остановила мой беспорядочный
полет.
Я не дождался, пока ветер прижмет пыль. Я пошел навстречу буре. Воздуха
оставалось на сорок четыре минуты (плюс-минус минута).
Потом его оставалось на тридцать минут. Потом я упал, меня откатило
ветром назад, и я потерял на этом еще пять минут. Потом оставалось
пятнадцать минут. И потом я перестал смотреть на указатель.
Неожиданная передышка случилась уже тогда, когда по моим расчетам
воздуха не оставалось вовсе. Я брел сквозь медленно опускающуюся пыль и
старался не обращать внимания на боль в боку, потому что это уже не играло
ровным счетом никакой роли. Я старался дышать ровно, но дыхание срывалось,
и мне все время чудилось, что воздух уже кончился.
Он кончился, когда в оседающей пыли далеко, на краю света, я увидел
корабль. Я побежал к нему. И воздух кончился. Задыхаясь, я сорвал маску,
хоть это не могло спасти меня, легкие обожгло горькой пылью и аммиаком...
Локатор увидел меня за несколько минут до этого.
Я пришел в себя в госпитале, маленьком белом госпитале на две койки, в
котором каждый из нас побывал не раз за эти годы. Залечивая раны, простуды
или отлеживаясь в карантине. Я пришел в себя в госпитале и сразу понял,
что корабль готовится к старту.
- Молодец, - сказал мне доктор Грот. - Молодец. Ты отлично с этим
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг