- Как скажете, - ответил Удалов.
- В покорность играешь? Ой, непрост ты, Удалов, ой непрост. Скажи мне,
дружище, ты чего сегодня утром на шоссе картошку собирал? Или тебе из
распределителя мало картошки выдают?
- А вы как думаете? - нашелся Удалов.
- Есть у меня подозрение, - сказал Пупыкин. - Но такое тяжелое, такое,
можно сказать, страшное, что и не смею сказать.
- А вы скажите.
- А я скажу. Я скажу, что, может быть, ты врагам нашего народа картошку
носил?
- Каким таким врагам?
- Вот, видишь, таишься, значит - врешь! По глазам вижу, что врешь! Кому
носил? Все равно донесут, все равно дознаюсь!
- Нет, просто так, - решил спасти своего двойника Удалов. - Увидел, что
рассыпанная, вот и собрал.
- Это чтобы в моем городе кто-то картошку рассыпал? опять врешь. И что
делал в такое время на шоссе - тоже забыл?
- Гулял, - сказал Удалов.
- А о чем с Савичем на рынке разговаривал? - Пупыкин вскочил и побежал по
комнате. Удалов увидел, какие у него высокие каблуки. Вопросы сыпались из
него быстро, один за другим: - Зачем в магазине изображал черт знает что?
Зачем хотел картонную лососину покупать? В оппозицию играешь? А на
площади, у моего монумента, зачем крутился? Зачем народ агитировал, что я
уже умер?
- Я Льва Толстого имел в виду.
- Кто у нас предгор? Я или Толстой?
- Вы.
- Ты меня свалить захотел?
- Все - набор случайностей.
- Случайность - это осознанная необходимость, - сказал Пупыкин. - Учить
теорию надо. Ну что, будешь каяться или разгромим, в пример другим
маловерам?
- Как знаете, - сказал Удалов и посмотрел на часы. Скоро перерыв кончится.
А надо еще настоящего Удалова предупредить, что его ждет.
- Тогда идейный и организационный разгром, - подвел итог беседе Пупыкин.
- Ну, вы прямо диктатор, - сказал Удалов.
- Не лично я диктатор, - ответил Пупыкин, - но осуществляю диктатуру масс.
Массы мне доверяют, и я осуществляю.
- Ох, раскусят тебя массы, - сказал Удалов.
Он тоже поднялся, и от этого движения Пупыкин метнулся в угол, протянул
руку к кнопке.
- Не зови свою охрану, - сказал Удалов. - Я пойду перекушу в буфет.
- А вот в буфет тебе вход уже закрыт, - осклабился Пупыкин. - Мне на
таких, как ты, тратить икру нежелательно.
- Значит, еще до начала разговора со мной знал, чем он кончится?
- А моя работа такая - знать заранее, что чем кончится. Подожди в
приемной, далеко не отходи. Никуда тебе от меня не скрыться.
Удалов вышел из кабинета. Спортсмены с повязками дружинников его
пропустили. Удалов поглядел на секретарш. Вот черненькая - могла бы стать
его женой и таить личико под занавеской, а вот и беленькая - тоже мог
получить. Где же ты, Ксюша, где же ты, родная моя? И Удалов затосковал по
Ксюше за двоих - за себя и за своего двойника.
* * *
На улице моросил дождик, но работы вокруг монумента не прекращались.
Детишки вскапывали клумбы, воспитательницы сажали рассаду, монтажники
крепили к боку статуи руку с портфелем, бригада дорожников сыпала щебенку
под асфальтовое покрытие.
Удалов, отворачиваясь от людей, быстро прошел к памятнику. За массивным
постаментом таился невысокий полный мужчина в плаще с поднятым воротником,
в шляпе, натянутой на уши, и в черных очках. Значит, вот как я выгляжу со
стороны, подумал Удалов и подошел к двойнику.
- Ждешь? - сказал он.
- Тише! Тут люди рядом. Ты куда пропал?
- Пупыкин меня допрашивал.
- Ой, тогда я пошел! Лучше сразу в ноги!
- Погоди, разве не хочешь послушать, что тебя ждет?
- А что?
- И переодеться не хочешь?
- Зачем?
- Затем, что Удалов не может выйти на перерыв из кабинета в одном костюме,
а вернуться в другом. Вижу, ты, мой брат, совсем поглупел.
- Тогда бежим - вон там подсобка, вроде пустая.
- Бежим.
Они побежали, а Удалов сказал по пути двойнику:
- Ты хорошенько подумай, прежде чем туда возвращаться.
- А что?
- Как только они икру съедят...
- Сегодня икру в буфете дают? - с тоской спросил двойник. С такой
искренней тоской, что Удалов даже остановился.
- Ты что, серьезно?
- Но мне же положено, - сказал двойник.
- А раз положено, надо взять?
- Как же не взять, раз положено?
Они побежали дальше, забрались в вагончик. Он в самом деле был пуст. На
крючках висели пиджаки, на столике стояли пустые миски.
Двойник сразу начал раздеваться. Удалов последовал его примеру.
- Смотрю я на тебя, - сказал он, - и думаю: если ты, мой полный двойник,
смог так превратиться в такое... значит, и во мне это сидит?
- Что сидит? - не понял двойник.
- Рабство. Лакейство.
- Я, прости, не раб и не лакей, - ответил второй Удалов, - я на
ответственной работе, не ворую, морально устойчив...
- И воруешь и морально неустойчив, - отрезал Удалов. - Только сам уже
этого не замечаешь. Если икру тебе в буфете дают, а другим не положено,
значит, ты ее воруешь. Понял?
- Ты с ума сошел! Разве ты не понимаешь, что мы, руководящие работники,
должны поддерживать свои умственные способности? У нас же особенная
работа, организационная!
- А в детском саду икру дают?
- Не знаю. Там молоко дают.
- Ну и погряз ты, Корнелий, - не ожидал я от тебя.
- А чем ты лучше?
- Я светлое будущее строю.
- Я тоже. Под водительством товарища Пупыкина. А ты под чьим водительством?
- Дурак ты, Корнелий. У нас водительство демократическое.
- У нас тоже.
- Не путай демократию с круговой порукой.
Второй Корнелий начал натягивать брюки. Разговор с двойником его
встревожил и даже разозлил.
- Может, у вас и демократия, - сказал он. - Только твоей заслуги в том
нет. Не прижали тебя, вот и гордый. А попал бы на мое место, куда бы
делся? Некоторые сопротивлялись. Что это им дало? Что это дало народу? Где
Стендаль? Где Клава? Где Минц? Где Ванда?
- Где?
- В разных местах. Наш народ еще не дорос до демократии. Нам твердая рука
нужна. Хорошо служишь - тебя ценят.
- Как ценят, не знаю, но сейчас будут разбирать твое персональное дело.
- Чего? - двойник сжался, как от удара в живот.
- Не чевокай, а слушай. Меня утром на шоссе видели, что я картошку
собирал. Решили, что это ты.
- А зачем ты картошку собирал?
- Зиночке Сочкиной помочь хотел. Она ее в город несла.
- Это же преступление! Картошка по талонам, а она ее с поля украла!
- Помочь человеку, учти, это никогда не преступление. Потом я в магазине
хотел купить лососины...
- Откуда лососина в магазине? Что за глупость?
- Я и говорю, что нет лососины в магазине. Так что эту глупость тебе
припишут. Потом я на этой площади сказал, что Пупыкин уже помер...
- Я тебя убью! Ты меня погубить вздумал?
- Откуда я знал, что у вас такие порядки? Но главное то, что я на вашем
активе Оболенскому про его моральный уровень сообщил.
- Ну кто тебя просил! Оболенский же пупыкинский друг!
- А никто меня не просил, кроме чувства собственного достоинства. Честь
твою защищал.
- Что ты понимаешь в чести!
- А ты?
- Я-то понимаю. Честь - это дисциплина.
- Вот именно. В этом у нас расхождение. Так пойдешь на свою казнь или
смоемся, пока не поздно?
- Я все объясню. Василий Парфенович меня простит.
- Ты там от всего отпирайся, - посоветовал Удалов. - Я не я, корова не моя.
Но двойник уже не слушал. Он рвался прочь.
- Погоди! - крикнул ему вслед Удалов. - Где мне Минца отыскать?
Двойник ничего не ответил. Ежась от дождя, он бежал через площадь к входу
в Гордом, навстречу своей горькой судьбе.
Тогда Удалов, избегая людных мест, поспешил к своему дому. Он знал, кого
ему искать. Старый друг и сосед, изобретатель Грубин не мог измениться.
* * *
Но и Грубин изменился.
Удалов заглянул к нему со двора. Комната была еще более захламлена, чем
обычно. В ней почему-то было много частей человеческого тела,
изготовленных из белой пластмассы, и Грубин сидел на продавленной кровати,
держал голову в руках, будто хотел отвинтить. И медленно раскачивался.
Наверное, зубы болят, решил Удалов и постучал в окно.
Грубин поднял голову, посмотрел на Удалова тупым взглядом и вновь опустил
голову.
Удалов тихонько вошел в дом, поглядел наверх - не смотрит ли кто со
второго этажа - и толкнул дверь к Грубину. К счастью, она была открыта.
Удалов вошел в комнату и сказал:
- Привет, Саша. Ты чем-то расстроен?
- А ты не знаешь? - спросил Грубин, не поднимая головы.
- Пытаюсь понять.
- Тебе все ясно, - ответил Грубин. - Ты нашел свое место.
- А ты?
- Вот в том и ужас! - закричал Грубин. - Как же я так мог попасться? Ты
мне скажи, как я мог попасться? Ну ладно, ты человек слабый, угодил в
силки, даже биться не стал. Куда несут, туда и идешь. Но я-то творческая
интеллигенция, всю жизнь гордился своей независимостью. И вот - стал
соучастником преступления!
- Погоди, не все сразу, - сказал Удалов. - Давай по порядку.
Удалову захотелось понять, что произошло с Грубиным. Может быть, изменения
только внешние, тогда еще не все потеряно.
- Мне с тобой говорить не о чем, - сказал Грубин.
- Почему же?
- Сам знаешь. Ты - номенклатура. Я - продавшаяся интеллигенция.
- А ты все-таки скажи. Допусти, что перед тобой не Удалов, а какой-то
другой человек.
- Какой-то другой к Пилипенко доносить не побежит. А Удалов побежит.
- Не побегу, - сказал Удалов. - Честное слово.
- Ты правды захотел? Тогда держись! Скажу тебе, Корнелий, что за последние
три года ты сильно изменился. С тех пор как тебя этот Пупыкин приблизил,
ты сам на себя не похож. Готов землю за ним лизать. А с Ксенией что вы
сделали?
- А что?
- Только не говори, что ты подчинился силе! Другой бы никогда жену не
отдал. Залег бы в прихожей с пулеметом, отбивался бы до последнего
патрона. А ты выбрал Пупыкина. Ну, выбрал и пресмыкайся.
- А еще что? - спросил Удалов. Горько ему было слушать такие слова о своем
двойнике. Но надо слушать. На чужих ошибках учатся.
- А с Минцем ты как поступил? Ты зачем Минца топил?
- Я? Минца?
- Зря я с тобой разговариваю - время впустую трачу. Только удивительно -
как быстро меняются люди.
- Тогда слушай ты, - сказал Удалов. - И постарайся мне поверить.
Он произнес эти слова так значительно, что Грубин в удивлении уставился на
него...
- Я не Удалов, - сказал Корнелий Иванович. - То есть я Удалов, но вовсе
другой Удалов. А настоящий Удалов сидит сейчас в Гордоме, на активе, и
соратники топчут его ногами.
Вот что удивительно - Грубин поверил Удалову мгновенно!
- У тебя глаза другие, - сказал он. - У тебя глаза прежние. Может, даже
смелее. Объясни.
И Удалов объяснил. И про изобретение Минца и про то, как Минц простудился
и пришлось Удалову идти в параллельный мир вместо друга.
По мере того как он рассказывал, лицо Грубина светлело, морщины
разглаживались, даже волосы начали завиваться.
Грубин вскочил, принялся бегать по комнате, опрокидывая предметы и
расшвыривая пластиковые руки и ноги.
- Сейчас же! - закричал он, не дав Удалову договорить. - Сейчас же
обратно! Беги отсюда! Тебе здесь не место. И если можешь, возьми меня с
собой. Больше я здесь жить не могу!
- Спокойно, - сказал Удалов. - Без паники. У меня задача - найти Минца. И
вторая - во всем разобраться. А как исправлять положение, подумаем вместе.
Рассказывай. Коротко, внятно. Начинай!
Последнее слово прозвучало приказом, и Грубин подчинился ему. Он
остановился у стола, задумался и сказал:
- Даже не знаю, как начать. Произошло это три с половиной года назад. Был
у нас предгором Селиванов.
- Помню, - сказал Удалов. - У нас он тоже предгором был. Потом на пенсию
ушел.
- И занял то место его заместитель Пупыкин, Василий Парфеныч.
- У нас тоже, - сказал Удалов. - Все пока сходится.
- Времена, ты знаешь, были тихие, ни шатко ни валко... Утвердили Пупыкина
предгором, он сначала ничего вроде бы и не делал. Все повторял: как нас
учил товарищ Селиванов... продолжая дело товарища Селиванова...
- Смотри-ка, у нас тоже так начинал!
- Потом начались кадровые перестановки. То один на пенсию, то другой, того
с места убрали, того на новое место назначили... и тон у Пупыкина менялся.
Уверенный тон становился. Ботинки заказал себе в Вологде на высоких
каблуках... Пилипенко приблизил... Это наш старшина милиции.
- Знаю, у нас он и до сих пор старшина. Простой мужик, душевный.
Председатель общества охраны животных.
- Против Пупыкина боролись. Был у нас такой Белосельский, не знаешь? Коля?
В классе с нами учился.
- Еще бы не знать, - улыбнулся Удалов.
- Так этот Белосельский выступил. Потребовал, чтобы покончить с приписками
и обманом, а развивать трудовую инициативу и демократию... да,
демократию...
Удалов кивнул. Он эту историю отлично помнил.
- Не знаю уж каким образом, все было сделано тихо - куда-то Пупыкин
написал, кому-то позвонил, что-то против Белосельского раскопал. Только
слетел Белосельский со своего места. И пришлось ему уехать за правдой в
область. Не знаю уж, отыскал он ее там или нет - только в город он не
вернулся. А для многих его поражение стало хорошим уроком. Поняли: опасно
идти против Пупыкина.
- Вот как у вас дело повернулось, - вздохнул Удалов. - Теперь мне многое
понятно.
- А дальше - пошло, покатилось. Пупыкин всюду выступал, говорил, какие мы
счастливые, как наш город движется вперед семимильными шагами. И чем
меньше товаров в магазинах становилось, тем громче выступал Пупыкин. И что
грустно - как только люди убедились, что Пупыкин твердо сидит, не
сковырнуть его, они по углам разбежались, каждый у себя дома боролся за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг