- Нет, не к папе, - ответил я, проверяя свое воспоминание. - Он ведь в
командировке, кажется?
- Факт! Уехал на три дня, но вот уже неделя прошла, а его все нет.
- А мама к больной сестре отлучилась, не правда ли?
- Точно! Это она вас послала?
- Нет, Олег, я сам по себе. У меня тут появилось одно дело, ты,
пожалуй, мог бы мне помочь.
- А кто вы?
Что я мог ему ответить. Вынув из грудного кармана свой заводской
пропуск, я развернул его и, прикрыв пальцем фамилию, показал мальчику.
- Ух ты! - воскликнул он. - Главный конструктор завода, это здорово!
Ну конечно, в те времена даже взрослые были доверчивее, чего же мог
подозревать этот парнишка, он даже на год выдачи внимания, не обратил!
В общем, мы разговорились и проболтали довольно долго, испытывая
взаимное расположение друг к другу. Это и не удивительно, попробуйте
поставить себя в мое положение. Мне было приятно слушать его рассуждения о
буржуях и молодцах-рабочих, его рассказы о товарищах, которых я знал,
отзывы об отце, о матери, слышать полузабытый жаргон тех времен со
словечками "лощ", "лоск" (в смысле "парень", "превосходно"), "гусар"
(отчаянный), "а раньше-то" (как бы не так) и прочее в этом роде.
- Папа стал теперь какой-то не тот, - пожаловался Олег, проникнувшись
ко мне доверием. - Раньше играл со мной, ходили гулять вместе, на рыбалку
меня брал... А теперь он уж больно важный, факт. Всегда-то он занят,
приходит поздно, а придет, так читает, пишет. Даже о школе редко спросит.
Да, так оно и было, и не скоро еще этот мальчик поймет и величину
ответственности, и тяжесть груза, возложенного на его отца, не
подготовленного к тому вчерашнего рабочего. Все это было мне близко,
составляло прошлое, переживаемое второй раз в том же виде, но с другого
уровня сознания, охватившего одновременно две эпохи. И я воспринимал
окружающее отчетливо и ясно, как в любой день моей настоящей жизни.
Комната, где я находился, сохранилась в моей памяти такой, какой
предстала сейчас. Из имущества родителей здесь только и было, что кровать
да швейная машинка компании Зингер, остальное принадлежало Башкирову.
Правда, была еще отцова двустволка над кроватью. Не сберег я двустволку,
продал, когда нужда на горло наступила. Прямо против меня врос в паркет
тяжелый сейф с наборными планками. На нем стоял ангел.
Я слушал Олега: в паузах до меня доносилось тикание часов из соседней
комнаты, пальцы ощущали ворс дивана, я узнавал давно забытые запахи
квартиры, оставленной давным-давно.
Знаете, Кузьма Кузьмич, как только выдастся свободное время, я съезжу
туда, попрошусь у новых жильцов побыть хоть десять минут в квартире дома
Башкирова. Если его не снесли, конечно. Господи, почему я не сделал этого
до сих пор!..
Ну так вот, я сказал Олегу, что для меня важно узнать историю этого
ангела.
- Нашел, чем заняться! - воскликнул он (мы уже перешли с ним на "ты").
- Буржуйская штучка, факт. Ты дождись папу, может, он тебе статуэтку за
так отдаст. А что, свободно. Или ты не гусар у взрослого попросить?
Я объяснил мальчику, что сам ангел мне не требуется, нужна только
какая-то запись о нем, которая, мне помнится, была в этом сейфе.
- Так ведь в сейф без папы не попадешь, тут надо знать петушиное слово,
а его папа мне не говорит.
- Придет время, он сообщит тебе это слово, а я его знаю. Ты разрешишь
мне открыть, сейф? Я ничего не возьму, посмотрю только.
- Валяй, - согласился Олег.
Это слово отец сказал мне на всякий случай незадолго до трагедии, будто
предчувствуя ее.
Я подошел к сейфу, потрогал наборные планки, составил слово "купил" и
потянул за ручку. Туго и бесшумно отворилась толстая тяжелая дверь.
- Вот и все, - сказал я Олегу. - Иди сюда и помоги мне найти бумагу об
ангеле. Только складывай все в том же порядке, как лежит сейчас.
Вдвоем мы справились с делом за какие-нибудь десять минут - не так-то
много их было, отцовских партийных бумаг, - но письма об ангеле не было.
Зато попался составленный рукой отца перечень еще каких-то документов,
принадлежавших, по-видимому, Башкирову, и в этом списке упоминалось письмо
о статуэтке. Это наверняка было письмо об ангеле, я же помнил, что
когда-то читал о нем. Но не было его теперь да и только!
- Не нашел? - спросил Олег, когда я начал складывать все обратно.
- Как видишь, - ответил я и закрыл дверь. Внутри прозвенели пружины, и
с глухим ударом встал на место засов замка. Мы снова сели на диван,
мальчик глядел на меня сочувственно.
- Олег Петрович, - неуверенно сказал он, - а как тебе папа говорил,
может, не в сейфе письмо-то? В другом месте?
- Не говорил мне этого твой папа... Постой! А ведь ты должен знать,
куда папа девал башкировскую переписку, не выбросил же он ее, раз уж
список составил!
- А вот как раз и выбросил! Ты сказал бы мне сразу, что тебе нужны
буржуйские бумандяры. Сложил все в корзинку и выбросил на чердак. Пойдем,
покажу...
Стукнувшись не раз о балки, под которыми я когда-то свободно проходил,
я пробрался с мальчиком в башенку, венчавшую крышу, отодрал доску
разбитого слухового окна, увидел корзинку и нашел наконец нужное письмо. В
свете зимнего дня я выучил его наизусть и точно записал в дневник, а Вам
сообщаю лишь суть.
Это было письмо приказчика, отправленного Башкировым с экспедицией
профессора Кулика на поиски метеорита Подкаменной Тунгуски. Можно понять,
что Башкиров в какой-то мере субсидировал эту экспедицию. Метеорита, как
известно, не нашли, но еще на пути к месту его падения в одном из стойбищ
профессор увидел застеклованную статуэтку неумело сделанного ангела. По
рассказу обитателей стойбища, этого чужого тотема принес из тайги их
охотник, вернувшийся больным. Он не смог ничего толком рассказать. Охотник
вскоре "мало-мало помирал", а божка выбросить побоялись - "чужой бог, не
наш бог, а обидь - накажет" - и в чуме не держали, стоял в развилке сосны
перед лазом. Для Кулика такой предмет культа интереса не представлял, а
Башкиров, должно быть, собирал всякую диковинку, ему приказчик и отправил
ангела с подвернувшейся оказией.
Я выбрался вместе с мальчиком с чердака, простился с ним и начал
спускаться к выходу по широкой парадной лестнице, и тут меня передернуло
так, что в глазах потемнело. А когда я их открыл, то увидел, что Афина и
человек в белом халате тащат меня по моей комнате. Они уложили меня на
диван. Афина, увидев, что я открыл глаза, воскликнула:
- Он пришел в себя! Олег, ты меня слышишь?
- Слышу, Афина, слышу!
- Засучите ему рукав, - распорядился мужской голос. Человек в белом
воткнул мне в руку здоровенную иглу. Потом врач измерил мне давление,
сказал, что нормальное, но почему-то частит пульс, чего вроде бы не должно
быть. Мне показалось, что он посмотрел на меня подозрительно, но заверил,
что опасность миновала, и уехал.
Афина теперь приходит ко мне без предупреждений. Так и в этот раз, она
пришла внезапно, увидела меня лежащим неподвижно в кресле, окликнула,
перепугалась, попыталась привести меня в чувство, шлепая по лицу, но, не
достигнув успеха, вызвала неотложку.
Кузьма Кузьмич, не попадалась ли Вам статья Казанцева в одном из давних
номеров "Техники молодежи" о Тунгусском диве? Там Казанцев выдвинул
гипотезу о том, что в девятьсот восьмом году в районе Подкаменной Тунгуски
на землю упал не метеорит, а космический корабль, потерпевший катастрофу.
Не помню название статьи, но как сейчас вижу красочное изображение этого
корабля на обложке журнала.
У меня в этом познания самые дилетантские, но доводы, приведенные в
статье, показались мне очень убедительными, исходящими и из обнаруженной
радиоактивности, и из характера повала леса, и из отсутствия всяких
обломков, что может быть объяснено только тем, что корабль сгорел в
пламени атомного взрыва, чего с метеоритом быть не могло.
Все это согласуется с тем, что я узнал в своей второй жизни, когда был
Лией, и отчасти с письмом из сейфа, но есть и расхождения. Помните, я
говорил о "Разведчике", с которым Лия собиралась посетить Терру? Допустим,
что на такой ракете были атомные двигатели, которые и сожгли ее в момент
катастрофы, но почему в таком случае уцелел ангел? И почему он только
один? И почему он был найден в застеклованном виде?
Приказчик Башкирова в своем письме предположил, что остекленение -
результат изготовления божка, но ведь совершенно очевидно, что такое
тунгусам не под силу, скорее всего, это могло быть покрытие из
какой-нибудь смолы, но и тут что-то не сходится. К нам ангел попал без
всякой оболочки. Предположим, что Башкиров ее разбил, но ведь материал
самого изделия остался несокрушим, пока я не применил твердосплавное
сверло, а такого материала тогда не было. Нет, ангел, безусловно, не
земного происхождения, он - из космоса, а дальше я ничего не могу понять.
Жалко Лию, в чем-то она, по-видимому, просчиталась, и Терра жестоко
наказала ее за ошибку, по каким же проницательным оказался профессор
Казанцев, у него ведь ангела не было, он не подозревал и о том, что
виделось мне!
Между прочим, дорогой доктор, порекомендуйте мне, пожалуйста,
литературу по энцефалографии, начиная от самой популярной до возможно
более глубокой. У меня при возне с компьютером зашевелилась одна чумовая
идея. Я вспомнил, что Фада, занимаясь со своим Комбинатором, обычно
надевала какой-то венец и прихватывала лодыжки браслетами. Это же
неспроста, видимо. Комбинатор действовал с обратной связью. Вот мне и
думается, не поискать ли способов работы компьютера в зависимости от
биотоков. Ничего конкретного у меня пока нет, есть только зуд, по вашему
выражению.
Впрочем, я знаю, что область техники для Вас - темный лес, а потому
перехожу в заключение от всяких домыслов к моей повседневной жизни. Вы не
думайте, что я оторвался от нее и потонул в бездне фантасмагории. Нет,
живу весьма деятельно и плодотворно. Просто жалко, что мне раньше не
представилось возможности быть хоть каким-то начальничком, сколько пользы
принес бы. Нет, я не хвастаюсь, но так уж вышло, что я отлично сработался
со своими сослуживцами и у нас есть уже неоспоримые успехи. На днях мы
получили за одну разработку золотую медаль на ВДНХ, нами подано уже пять
заявок на авторские свидетельства на изобретения, из коих две лично мои,
да и вообще почти все работы бюро проходят на уровне изобретений.
Отдел или бюро, как мы его по привычке называем, стал под стать НИИ, в
нем почти все работают масштабно, а главное - заинтересованно. Этому в
немалой мере способствует компьютер, разгрузивший инженеров от расчетной
работы.
Сказывается и моя способность проникновения в чужие мысли и умение
навязывать свои. С администрированием это не имеет ничего общего. Я Вам
сейчас попробую описать, как это происходит.
Вначале я предпочитал руководить из кабинета, чтобы отучить инженеров
от опеки, свойственной моему предшественнику. Потом я стал прогуливаться
по отделу и вглядываться в работы, но - молча и отнюдь не тыча пальцем в
каждую мелочь.
Поначалу это стесняло конструкторов, потом привыкли и перестали
обращать на меня внимание. И тут я стал замечать чертовски интересное
явление. Подойду к какому-нибудь кульману, перекинусь с товарищем
несколькими словами, иногда даже не относящимися к делу, и замолчу, стоя
за его плечом. Он продолжает работу, а я смотрю и, как бы сказать,
сопереживаю. И начинает мне тут передаваться ход его мыслей. В общем,
стоим, молчим, оба напряженно обдумываем, придирчиво спорим и обязательно
находим правильное решение.
Вам, Кузьма Кузьмич, наверняка приходилось читать про "мозговой штурм"
- совместное и неограниченное обсуждение задач несколькими компетентными
людьми. Так вот, у нас происходит нечто похожее, только бессловесное и
более действенное. Поиск решения протекает, по-моему, лавинообразно, будто
мы взаимно служим усилителями умственной деятельности, причем это не
утомляет, а доставляет даже удовольствие и мне, и моему "сомыслителю".
Вот так постою я молча полчасика, а то и час, и два, конструктор про
меня давно забудет, набрасывает, стирает, чертит, а потом "добьет" все
затруднения, оторвется от доски и только тут вновь заметит меня рядом.
- Видали, - скажет, - какая поэма получилась!
А то просто улыбнется: "Вы еще здесь, оказывается!" - и пойдет
перекурить удачную находку." И оба останемся весьма довольными проведенным
временем, а разница между нами только в том, что он и не подозревает о
моем участии в его творчестве.
Не думайте, что я тут что-то воображаю, я знаю о самочувствии моих
сотрудников, "читаю" их мысли, да и Афина, которой, разумеется, тоже
привелось испытать это на себе, подтверждает то же самое, со своей,
конечно, окраской:
- При тебе мне и думается радостнее, мой милый; видишь, как благотворно
ты на меня действуешь.
Конечно, я не злоупотребляю своими возможностями, никогда не лезу в
чужие мысли, не касающиеся работы, но, право же, такие "штурмы" доставляют
удовольствие, которое можно сравнить с прочтением хорошей книги, с
просмотром спектакля или с шахматной игрой.
Кстати, о шахматах: вот с ними мне последнее время просто не везет. Я
не очень сильный игрок, но когда-то легко обыгрывал многих своих
сослуживцев. У нас в бюро есть один перворазрядник, но мне случалось
выигрывать и у него, а за последнее время с кем ни сяду, непременно
продую.
Мне кажется, да и партнеры говорят, что при всем при том я играю и
сейчас неплохо, им нравится со мной играть, играю я, по их словам,
изобретательно и остро, а всегда оказывается, что они играют еще лучше. Ну
ни одной партии не могу выиграть, обидно даже!
И это - несмотря на то, что я сосредоточиваюсь не только на игре, я
невольно вижу мысли соперника, знаю его планы, но стоит подстроить
ловушку, затеять комбинацию, придумать маневр - партнер меняет ход,
который собирался сделать, догадывается о ловушке, раскрывает мой маневр и
непременно сажает меня в галошу! Не происходит ли и здесь нечто подобное
творческому штурму: ведь самого себя обыграть невозможно!
Ну ничего, шахматные поражения меня не огорчают, они многократно
компенсируются тем, что мне удалось сосредоточить в себе весь объем работы
отдела, я непрерывно держу в голове все задумки своих инженеров, помню их
решения, представляю их чертежи так, как если бы все это запечатлелось в
долговременной памяти нашего компьютера. Я даже не подозревал, что у меня
такая крепкая и объемная память, а по мере того, как я "вжился" в ход
разработок, она, кажется, улучшилась еще больше.
Плохо только то, что мое начальническое положение отгородило меня от
товарищей по отделу, новых я себе не завел и оказался на отшибе. Не будь
Афины, совсем одичал бы.
А вместе с тем, она как бы усиливает этот отрыв. Кроме Вас, никто до
сих пор не догадывается о нашей близости, она ревностно охраняет свою
тайну, поэтому и приходится воздерживаться от общения с другими. На самом
деле, вздумай я пригласить к себе кого-либо, а тут вдруг и Афина пожалует
- вот и появится трещинка в ее тайне. Она беспокоилась даже за случай с
вызовом неотложки.
Ладно, до отпуска осталось не так долго, как-нибудь пережду, а после
отпуска нужно что-то придумать, а то совсем превращусь в отшельника.
Только сейчас заметил, что написал для Вас непомерно много, но тут уж
ничего не поделаешь: как у Афины, есть тайна, которую знаю только я, так и
о моей тайне известно только Вам. Случись что со мной, - а это не
исключено - моя тайна не должна пропасть. А довериться я нахожу возможным
только Вам.
На этом позвольте пожелать Вам и Вашему семейству всего самого
наилучшего. Очень хотел бы с Вами повидаться, но сам никак не нахожу
времени приехать к Вам, а потому и приглашаю Вас к себе.
Ваш Олег Нагой.
21
Прошло немало времени - отцвела осень, установилась зима, - когда
Кузьма Кузьмин смог наконец откликнуться на приглашение Олега Петровича.
Он приехал с утренней электричкой, но весь день потратил в облздраве на
дела своей больницы и выбрался оттуда лишь к самому концу рабочего дня.
"Вот и хорошо, - удовлетворенно подумал он, - случись закончить раньше,
где бы я стал ожидать Олега Петровича!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг