позор станет достоянием общественности. Обеспеченные коллеги станут
снисходительно мне улыбаться и жать руку с некоторой небрежностью. Друзья
и знакомые, при упоминании моего имени будут восклицать: "А, это тот,
которому Лилька наставила рога вместе с..." Будет скандал. Мне придется
присутствовать при бракоразводном процессе и объяснять причину развода на
глазах у присутствующего люда. Мои родители, которые всегда ждали от меня
побед и только побед скажут мне: "Мы предупреждали, что она не твоего
круга, но ты не слушал..." И мой отец будет смотреть так же как те,
обеспеченные, с работы, потому что все знают - от сильных мира сего жены
не уходят. Сильные мира сего побеждают и держат свою жизнь в кулаке. А
изменяют лишь они, и никак не им. Жены уходят от слабаков, ничтожеств,
которые не могут их удержать.
Меня сбросят с пьедестала, опустят на уровень плебса - этой
дурнопахнущей массы, которая с восхищением будет облизывать и смаковать
подробности, распускать слухи и это позорное пятно на моей биографии
останется навсегда!
Я не хотел с ней жить, потому что преисполнился к ней отвращения и
ненависти. Я не мог ее отпустить. Так, что выход все же нашелся.
Я просто хочу сказать, что та резня была вовсе не следствием состояния
аффекта, как потом пытались доказать судмедэксперты, а вполне обоснованным
и логичным решением. У меня просто не было других вариантов. Простая
логика.
Признаю - виноват я все же сам, но не в том, что сделал в тот январский
вечер, а в том, что заварил всю эту кашу с браком не подумав о
последствиях. Так или иначе, но моя карьера все равно пошла бы по уклон,
так что изменить уже ничего было нельзя. Однако только боги не совершают
ошибок, а я все же человек. В общем, сделал ошибку, а потом все, чтобы ее
исправить. И может быть, еще одна моя вина в том, что не смог полностью
укрыть это от посторонних глаз.
Туристский топорик - мой старый товарищ, пробуждающий целый сонм
приятных романтичных воспоминаний лежал на антресолях на своем месте - как
будто терпеливо ждал этого момента. Я взял его, проведя рукой по лезвию и
улыбнувшись старым сценам - костер, пахнущие смолой березовые полешки,
темные качающиеся кроны позади. Мы там что то пели? Да, было дело - а я
еще смотрел в колышущиеся языки пламени, вечно меняющиеся, текучие,
наполненные потаенной формой. Не помню, кто там был. Там не было Лилии -
это я помню точно.
Сжимая в руках топорик, я бесшумно прошел в коридор, откуда выходили
две двери - в большую комнату и в спальню. На душе было муторно и пусто -
да друзья, в тот момент я утерял свой оптимизм и вернулся он ко мне уже не
скоро, да и не целиком... далеко не целиком. Обдуманная со всех сторон
мысль свернулась сама в себя, оставив лишь горьковатый ментоловый холодок.
Мозг опустел и работал вхолостую, ударившись в тотальный практицизм.
Оказалось, что жалкое создание одумалось и теперь колотится во входную
дверь, выкрикивая мне угрозы и проклятия. Своим шумом он мог пробудить
весь подъезд и несколько секунд я решал, не впустить ли его внутрь и не
отправить вслед за Лилией, но это было бы негуманно. Кроме того, он то был
не виноват! По сути такая же жертва, как и я сам.
- Слышишь ты, сволочь бессердечная, ублюдок, если ты что-то с ней
сделаешь, я...
Как заевшая граммпластинка он повторял одно и то же. Растерял последние
остатки мозгов - мне даже стало его жалко. Моська. Сявка. Жалкое создание.
- Мы уже поговорили, - мягко сказал я через дверь, - я ее отпускаю.
Можешь идти спокойно.
Пауза. Он тяжело дышал за дверью - бегун-марафонец, да и только! Было
слышно, как в спальне возится Лилия - собирала вещи, что ли?
- Ты обещаешь? - наконец спросил он, - я могу тебе верить?
- Я никогда не нарушаю свои обещания. Это низко, - сказал я, - Даю тебе
слово, что ее не будет в этой квартире.
Занятно, в тот момент я казался себе персонажем какой-то дурной пьесы.
Может быть, общая нереальность происходящего создавала это ощущение? Со
мной же просто не могло такого быть, не так ли?
Он постоял и ушел. Я терпеливо ждал, пока его топот не затихнет где-то
внизу.
Хлопнула дверь. Мыслей не было никаких. Я сжал топорик, ровным шагом
вошел в спальню и с коротким взмахом ударил свою жену Лилию в голову. Мне
кажется, это было бы милосерднее всего, потому что мучений она все же не
заслужила. К сожалению, она показала свою стервозную натуру и даже тут
умудрилась мне нагадить, с коротким вскриком уклонившись от удара, так что
вместо головы топорик вошел ей в плечо.
Я грязно выругался по поводу ее гнусного характера. И тут ведь все
испортит! А она, оттолкнув меня в сторону, с тихим криком побежала прочь
из спальни. Топор торчал у нее из плеча, застряв в перерубленной ключице и
когда Лилия пробегала мимо я поспешил изъять свое орудие возмездия.
Возможно, если бы Лилия тогда соображала бы лучше, она постаралась бы
добраться до двери и вырваться наружу, в подъезд, где могла позвать на
помощь. Но с разрубленным плечом люди не очень хорошо соображают и она
побежала на кухню - не знаю почему, может быть потому что это было по
настоящему родное для нее место.
Крови было уже море - ей пропиталась кровать, тягучие капли заляпали
мой дорогой лакированный паркет. На топорике появилась еще одна зазубрина
- я все смотрел на нее, пытаясь вникнуть в глубокий смысл кровавой
закорючки на закаленной стали, потом пошел на кухню.
Лилия сжалась в углу, обхватив целой рукой плечо и тихо хныкая - она,
видимо, ничего не понимала и не могла сопротивляться. Да, сопротивляться,
это вам не гадить исподтишка, для этого действительно нужен характер!
Всего на миг я замер над ней, безучастно глядя и думая, знала ли она,
что так все закончится, когда мы гуляли вдоль речки? Ну, впрочем, без меня
ее нелепая жизнь могла завершиться еще каким ни будь способом - Лилию
могло сбить машиной, она могла попасть в авиакатастрофу или склеить ласты
от гриппа, или, скажем, утонуть в омуте возле моста - как раз напротив
места наших прогулок - течения там были коварные. Да мало ли что могло с
ней случиться?
Мог ли я тогда еще повернуть все назад, спросите вы? Не мог, а главное
не хотел - она выглядела такой жалкой и уродливой, когда что-то лепетала,
скорчившись в углу, что мне захотелось побыстрее покончить со всем этим,
милосердно прекратив ее бессмысленное существование.
Я ударил еще раз и прекратил. Как говорится, во имя любви и мира во
всем мире!
Кровь от удара осела вокруг, заляпав белоснежный кухонный кафель. Я
смотрел, как капли расплываются по керамике. Кто сказал, что это
неэстетично? Я же не зря говорил про опавший лист, про тихое очарование
старости! Про со-зер-ца-ние! Вот, что можно сказать:
Красная капля.
На белый кафель пала.
Классика вечна.
Вот так я убил свою жену Лилию. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я
это сделал. Вообще, теперь, спустя столько лет я пришел к выводу, что вел
себя как наивный дурачок, действительно не видя и не слыша ничего вокруг.
Случись это все сейчас, уверен, я бы нашел выход. Вернее, сумел бы
предотвратить и не влипнуть по уши.
Полночи я методично отмывал квартиру оставшейся мне в наследство
дорогой модерновой шваброй. Когда уборка была закончена и жилье приобрело
не вызывающий отвращения вид я стал решать что делать с трупом, который
по-прежнему сидел в уголке кухни как диковинное сделанное из сырого мяса
подобие икебаны. Оказалось, что и им тоже можно любоваться при
соответствующем настрое, но его присутствие могло испоганить все
дальнейшие планы. Я созерцал. Злость куда то ушла и меня охватила тихая
светлая печаль, когда я поместил тело в ванну и на треть наполнил ее
горячей водой. Колыхаясь в теплой влаге Лилия была похожа на жертву
суицида, если не считать того, что суицид обычно не проводят с помощью
топора и по голове.
Под ванной у нас хранилась всяческая химия - стиральные порошки,
мастики, замазки и, что самое главное, упаковка отбеливателя с хлором -
разъедающее наследие тех суровых времен. В смеси с водой он давал весьма
неожиданный эффект и потому полагалось использовать его в микроскопических
дозах во избежание утери отбеливаемой вещи. Нормальная доза - где-то с
наперсток.
Я высыпал килограммовый пакет в ванну и поспешно вышел прочь, спасаясь
от удушливых испарений. Вода в ванне побелела и пошла пузырями, словно я
обрушил туда пакетик соды. Печаль ушла - вернулось старое чувство полного
освобождения.
Прошедшие годы вспоминались как в тумане - как сновидение или бред. Как
долгое бредовое состояние. Стояла глубокая ночь, в окно светила луна и
воздух в квартире, казалось, был наэлектризован. Мне даже показалось, что
я сал лучше видеть в темноте. Я как - проснулся, что ли? Нашел свой путь?
Понял, как надо жить? Почему же тогда все так закончилось?
Когда я вернулся, испарения уже ушли в вентиляцию и ядовитая смесь
перестала кипеть. От Лилии осталось совсем немного - как раз достаточно,
чтобы заполнить то уродливое пластиковое ведро для мусора, которое она так
любила. Что ж, мне доставляет удовольствие думать, что теперь они всегда
вместе.
Странная звенящая эйфория на фоне все той же пустоты потихоньку
заполняла меня.
Все, конец! Больше не надо притираться характерами, уступать и находить
компромиссы. Всегда ненавидел компромиссы! Не надо тратить деньги,
вступать в бессмысленные разговоры, пытаться изменить и сделать человека.
Горбатого да исправит могила - на собственном опыте я познал эту
немудреную поговорку.
Ведро я плотно прикрыл крышкой и запихнул его потертый старый рюкзак.
Потом оделся и вышел наружу. Там было холодно - снега не было, но ледяной
зимний ветер хватал за щеки. Та было даже лучше. Я нежно обнял рюкзак и
пошел заводить машину.
Вряд ли меня кто ни будь видел - стояла глухая зимняя ночь, темная как
уголь в неработающей котельной. Было новолуние и месяц изящной серебряной
диадемой завис у ломаной линии крыш - он тоже обледенел и больше не
казался мне изящным.
Я знал, куда отправлюсь - высшая справедливость подсказывала мне, что
упакованные в ведро останки должны быть закопаны у моста на правом берегу
- на том месте, где все началось. Это было бы правильно, ибо процессы,
происходящие в природе по сути своей цикличны и только так можно добиться
в гармонии. Я завершал свой круг.
Грунт был твердым и неподатливым - мерзлота, поэтому я упаковал ведро в
снег - я помню это место и могу указать на него хоть сейчас - в тени
опоры, там, где вода встречается берегом. Я копал перчатками рыхлый
рассыпчатый снег, и было темно и холодно и была только тьма и снег, да
звезды - много-много звезд, что раскинулись над головой.
Одни звезды - их было так много, они были такие яркие, почти как в тот
день, когда мы с Лилией стояли вот здесь на мосту и я признался в своей
любви. Вот только теперь они не подмигивали мне, не поощряли, не
напутствовали - они были холодными и жестокими эти звезды. И они судили.
Их было так много, а я был всего один - слишком маленький и
незначительный, закапывающий труп недавно убитой женщины. Я знал, что был
не прав, знал, что ошибся - звезды говорили мне, они смотрели холодно и
льдисто и от их взглядов мороз шел по коже.
Кажется, я зарыдал там, под мостом, и попытался спрятаться в тень от
этого холодного взгляда. Никто из людей не должен знать, что я совершил,
однако ничего нельзя скрыть от неба.
Всхлипывая, я забросал рюкзак снегом и оставил его ждать весны - весна
такое время, когда ностальгия не приносит печали. Поднимется река и унесет
этот расползающийся по швам мешок с его грустной пассажиркой вниз по
течению, мимо крутых берегов - правого и левого, мимо садов, яблонь, травы
и помоек, мимо дохлых собак, использованных шин и вечно голодного воронья.
Понесет дальше и обрушит где ни будь с плотины в облаке гневно шипящей
желтой пены.
Как желтый опавший лист, как битая стеклянная бутылка, как мертвая
собака на шоссе с вывернутыми кишками - в природе все эстетично и все
красиво для тех, кто умеет смотреть.
Я смахнул слезы умиления от пришедшей на ум картины и побрел к машине.
Звезды смотрели - холодные и страшные в своей ледяной лаконичности. С тех
пор я боюсь выходить на улицу в звездные ночи - слишком много пробуждается
ненужных воспоминаний. В такие ночи мне начинает казаться, что я был все
же... не совсем прав.
Но, как уже говорилось, я не мучаюсь совестью. Мертвый лист ничуть не
хуже живого, я вам говорю!
Вот, собственно, и вся моя простая история. История человека, который
пострадал из-за своей любви. Ну, и может быть из-за своей неряшливости.
Я так и не знаю, кто именно на меня настучал. Подозреваю, что это было
то жалкое создание, которое я опрометчиво отпустил. А может быть и нет.
Важен результат - буквально неделю спустя история с убийством всплыла на
свет божий, а я, напротив, пошел ко дну.
Не буду рассказывать, что последовало за этим - это скучное и
бессмысленное повествование. От меня отвернулись все, меня предали
остракизму и ненависти людской. Меня называли чудовищем и падение мое было
ужасным ибо забрался я высоко. Мои приятели отреклись от меня, мои
родственники предали меня анафеме - и посещали с тех пор тайком от
посторонних глаз. Отец Лилии поклялся меня уничтожить, но к счастью был
разбит инсультом за два дня до того, как меня посадили.
Было долгое разбирательство, потом суд, на котором меня попытались
признать невменяемым, и была экспертиза, на которой оказалось, что я
обладаю завидным душевным здоровьем. Не раз и не два добрые люди в белых
халатах спрашивали меня, зачем я это сделал, а я вещал что-то о
нахлынувшей ярости, потере контроля над собой. Увы, врачи тоже были
жалкими созданиями, а стало быть, я не мог сказать им правды.
Меня признали вменяемым и впаяли пятнадцать лет, которые я исправно
отсидел. За это время многое изменилось, мои родители состарились и
надежды ушли окончательно, и рухнул союз, возвещая приход нового времени и
ничего уже не было прежним. И от меня почти ничего не осталось прежнего -
в тюрьме, среди человеческих отбросов довольно трудно наслаждаться
красотой бытия. Достаточно того, что мне хотя бы удалось сохранить
человечность и не превратиться в животное. Новый день не нес мне радости и
потому я проводил время в воспоминаниях - в светлой ностальгии по тому
теплому майском вечеру, когда мы с Лилией гуляли вдоль речки и я выбрал
самую яркую на фиолетовом небосклоне звезду и назвал ее своим именем.
Вот, что я совершил. И если не считать звездных ночей я считаю, что
поступил абсолютно правильно. Ведь есть я, а есть толпа, и она не может
диктовать мне условия, потому что я всегда буду поступать так, как я хочу.
Лилия пыталась противостоять мне и за это поплатилась, ибо я не терплю,
когда всякие жалкие создания идут против моей воли. Я это ненавижу! И я
прав. Я всегда прав. Я учусь на чужих ошибках. Я выше. Так было
предопределенно, таким я родился и никакое общественное мнение - сборище
жалких макак из заповедника - не будет мне помехой! Теперь я вышел из
тюрьмы и готов начать новую жизнь, которая я надеюсь, будет лучше
предыдущей, ведь я действительно достоин лучшего и самого лучшего!
С тех событий прошли долгие годы. Лилия умерла, а любовь нет. Она и
сейчас жива. Моя любовь всегда рядом, и умрет она только вместе со мной,
потому что такие сильные чувства не умирают с годами. Они остаются с тобой
до конца.
Любовь, это ведь очень сильное чувство. Она может горы свернуть, она
боль и радость, надежда и отчаяние, она помогает нам жить и дает жизни
смысл! Она - это почти все!
Такое вот великое чувство - эта любовь.
Любовь к самому себе!
* * *
СТУК!
- А ч-черт, ты ее разбил, грохнул, блин!
- Извините, я...
- Извинись, блин мне еще! Все в дряни в этой... весь пол...
- Я н-не хотел... ч-честно...
- ...и вот теперь я понимаю... да, только теперь...
- Да заткнись ты Толич, ради бога... Смертоубийца, маньяк чертов...
смотри у нас тут какое ЧП!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг