страстенками, желанием, их двигало примитивное. Они не хотели ничего
анализировать. Они не знали, как избежать неприятностей. Они были по уши в
дерьме и тянули скрюченные дурнопахнущие конечности к моему костюму из
белого шелка. Но теперь то я знал, как избежать их прикосновений.
Это путь духа и постижения себя. Это настоящее отшельничество. Это
высшая степень отшельничества. Это самостоятельно отделение себя от мира.
Оставление благ во имя торжества свободы духа.
Это одиночество в толпе.
В конце десятого класса Моржой полностью завалил годовой экзамен и был
с помпой отчислен прочь. Я слышал об этом, но не испытал никаких особенных
чувств - странно, оказалось, что я совершенно не ненавижу Моржоя. Мне
просто было на него наплевать. К тому времени я почти не видел его. К тому
времени я почти никого уже не видел, крайне редко появляясь на уроках. Мой
панцирь достиг толщины бетонного дзота и из-за его толстых стен уже никто
не мог до меня докричаться.
Вот так закончилась моя десятилетняя школа жизни. К концу обучения я
уже полностью утратил известность. В школе меня почти позабыли. Мое
выпускное сочинение получило пятерку с плюсом. На фотографии класса меня
не было, потому что тот день я прогулял. Учителя тепло со мной
попрощались. Я сдал на пять математику и впервые одел костюм с галстуком.
Никто из одноклассников не удостоил это и единым словом. На торжественной
части вручения аттестатов мне никто не хлопал и я прошагал всю дорогу до
потной руки директора в торжественной тишине. На выпускной бал я не пошел
- там был и параллельный класс, и те недруги, что еще оставались. Кроме
того, я не понимал, что мне делать среди всех этих чужих абсолютно людей.
После окончания торжественной части я, в костюме, с аттестатом,
крошечным колокольчиком на груди (о, колокольчик, бесхитростный символ
принадлежности к стаду!) вышел из школьных дверей и пошел, не оглядываясь,
во взрослую жизнь.
Больше в школу я так никогда и не вернулся. Откровенно говоря, мне было
на нее глубоко наплевать. На свете есть вещи, которые вовсе не стоят
вашего внимания.
На свете полным-полно таких вещей.
А еще через какое-то время я победил своего врага. Сидел на берегу и
смотрел, как его труп плывет мимо меня. Беда в том, что к тому времени я
уже не считал его врагом. Это, пожалуй, один единственный минус
рассказанного мной метода.
Я уже не помню, зачем меня занесло на улицу возле стройки. Какие то
мелкие дела, может быть, я захотел срезать. Стройка была та самая, на
которой в золотые школьные годы так любили ошиваться местные хулиганы.
Место, которое я не посещал давным-давно.
И вот, вновь стоя здесь, где-то полгода спустя после окончательного и
бесповоротного получения среднего образования я вдруг услышал слабый
молящий голос, который игривый утренний ветерок донес до меня со стройки.
Голос был смутно знаком, и я, сам не зная зачем (очень редкий случай)
отправился на зов.
Утренний осенний денек был прекрасен - синее-синее небо, тихо умирающая
по канонам японской красоты природа. Желтые листья и бодрящий холодок.
Стройка так и осталась замороженной - унылые бетонные плиты, ребра
арматуры на фоне неба. Моржой висел на краю второго этажа, судорожно
вцепившись поцарапанной рукой в обгрызенный временем край и моляще смотрел
в небеса. Две пустые пивные бутылки и дымящийся бычок отмечали место его
последней стоянки. Две параллельные царапины на бетоне и раскиданный в
стороны сор давал ясное представление о случившемся. Видимо пивший пиво
Моржой пытался облегчиться с высоты второго этажа, но не рассчитал
возможностей собственной вестибикулярной системы и, получив легкое
vertigo, сверзился вниз. Каким то чудом он успел ухватиться за край плиты
и теперь нелепо болтался на высоте десяти метров над грудой битого кирпича
и бетонного лома. Когда я подошел, Моржой отвел взгляд от небес и устремил
его на меня.
- Эй, слышь! - сипло крикнул он, - помоги, а?!
Я стоял и смотрел на него. Потом произнес:
- Привет, Моржой...
Он пялился бессмысленным непонимающим взором - глаза как стекляшки. Рот
раскрылся, оскалился, так что стали видны зубы - желтые и подгнивающие.
Секунду спустя Моржой меня узнал:
- Колян! Это ты, Колян, да, ты? Да помоги же! Я навернусь счас... Дай
руку, Коль...
- Чмо...
- Что? Что?!
- Ты забыл добавить "чмо", - сказал я и посмотрел ему в глаза.
Моржой глядел на меня. И надежда, вспыхнувшая было при моем появлении,
стала исчезать у него из глаз - а еще говорят, что эта тварь гибнет
последней. Моржой меня узнал, а теперь вот вспомнил все остальное. Понял,
кто стоит перед ним.
Глаза его выпучились, широко отрытые и блестящие, но теперь там был
только страх и какая-то животная мольба. И тут я, глядя на повисшего над
бездной недруга, вспомнил, где уже видел подобный взгляд. Ну конечно,
именно так смотрел на меня Лешка в ту зимнюю ночь, когда мы бежали прочь
от Моржоевой банды. Все возвращается, нужно лишь уметь ждать, и смотреть.
"Руку!" - молил без слов Моржой, по милости которого я лишился своего
последнего друга, - "дай же руку!!".
Он не говорил не слова. Он бы туп, но понимал, что попался, что вслух
молить бессмысленно. И поэтому он только смотрел - со страхом и какой-то
тоской. А я смотрел на него и тут заметил, как осеннее небо красиво
отражается у него в глазах. В кой то веки, в первый и последний раз за
свою недолгую и бессмысленную жизнь Моржой доставил мне эстетическое
удовольствие.
Я не подал руки тогда, зимой, не подал ее и сейчас. Просто стоял и
смотрел на него, а потом он сорвался и разбился каменный мусор внизу.
Может быть, он умер сразу, а может быть, еще некоторое время мучился - не
важно, в конечном итоге мне было совершенно все равно.
Вот вам закономерный итог. Моржой был моим врагом. Он испортил мне
жизнь. Но когда я ненавидел его, я не мог его одолеть. Когда же я исключил
его из своей жизни, судьба предоставила мне шанс. Так зачем бороться?
Зачем проливать кровь?
Зачем все эти страсти, эта лютая ненависть, которую возводят в смысл
жизни?
Достаточно просто отринуть это от себя, исключить из своего кругозора,
отбросить! Просто закрыть глаза и вот оно - ты победитель! Не идти
напролом, быть гибким - закаленная сталь сломается под нажимом, а резина
согнется и вновь распрямится. Так кому нужен стальной стержень в
характере? Таких людей можно сломать. А если у тебя нет стержня - так
значит и сломать тебя нельзя! И прогибаясь под очередном стальным катком,
что в изобилии преподносит нам жизнь, всегда надо помнить - в конечном
итоге останешься только ты. Вот моя методика - в конце концов мы ломаем
раковину, но обнаруживаем, что слизняк внутри сделан из резины и давно
ничего не чувствует.
А победить врага можно и так - просто в нужный момент не подать руку
помощи.
Бесхитростная взрослая жизнь внесла свои коррективы - для существования
в обществе необходимо выполнять ряд простых правил - иначе тебе не видать
достатка. Я уже не мог измениться, да и не нужно это было. Так или иначе,
я больше уже никогда не был жертвой. Мне никто не нужен, это да, но
окружающие этого не знают - я теперь ношу маски - доброго товарища,
надежного подчиненного, разделяющего взгляды соратника по убеждениям. Это
оказалось очень просто, и жаль, что я не додумался до этого в школе. Может
быть, тогда жизнь сложилась по-другому. Хотя с другой стороны не пройдя
свой путь до конца, я бы вряд ли стал бы ими пользоваться.
Меня считают общительным, обаятельным, удачливым. У меня много
приятелей, большая часть из которых меня раздражает, но они полезны и
потому я остаюсь рядом. Никто не догадывается о моей роли в школьные годы.
Я много улыбаюсь, следуя заветам Дейла Карнеги. Моя маска смеется, шутит,
протягивает руку для знакомства, но за ней, за этой хохочущей дружелюбной
мордашкой скрывается истинный я - странное холодное существо, которое
спокойно и равнодушно смотрит на мир. Смотрит, анализирует, и не
испытывает особого интереса. И ничто...
слышите, совсем ничто не может заставить его поколебаться. Наверняка
оно там, внутри, одето в белоснежный костюм из лучшего шелка.
И оно... я, никогда не совершаю ошибок. Это мой редкий дар. Я никогда
не попадаю в плохие истории. Не совершаю необдуманных поступков, и у меня
нет душевных порывов. Вокруг меня никого нет, а значит, никто не может
утащить меня за собой в трясину. Так, что я счастлив. Одному проще. Один -
значит неуязвим, слышите вы, безвольное людское стадо с колокольчиками на
шеях? Я стою в стороне и смеюсь над вами, раз за разом наступающими на
одни и те же грабли. Вы почти не думаете! За вас думают дремучие
инстинкты. Я же не о чем не жалею! Слышите, ни о чем! Все проходит! Все! Я
в стороне! Я счастлив! У меня ведь даже совсем не врагов! Я доволен своим
рассудком! Я весь белом! Я не барахтаюсь в дерьме и достиг этого своими
силами! Я наверху, я выше, меня невозможно достать, я знаю, как избежать
неприятностей!!!
Вы понимаете меня?!!
Понимаете...
Люди?
* * *
Стук!
- Ах, черт...
- Ну куда ты, блин!
- Понимаете... это же просто! Никакой тебе агрессии... ничего из этого
дерьма...
ну просто...
- Эка его развезло. Видать и вправду непьющий. Вот что старый добрый
стресс с людьми творит.
- Понятие...
- Коля дай стакан, не проливай зря...
Стук-стук.
- Вот... ваш возьмите. Ну, вы поняли, о чем я. Вижу, что поняли!
- У нас тут прямо вечер признаний какой-то. Господи, с какими людьми я
еду в одном купе! Один живет ради того чтобы изничтожить ближнего своего.
Второй же вообще явно всех переживет... перешагнет просто... А в общем, я
его понимаю.
- А я нет... я вообще не хрена не понял. Че он всех послал то? Что это
за цель такая? Пресмыкаться? Ползать на брюхе? Ждать?
- Да ждать! Тот, кто ждет - тот сильнее. Истинная сила, она в
бездействии!
- Чего?! Бездействие! Прогибаться под всех, так ты скажешь, да Коль?
- И скажу! Н-ничего вы не п-поняли! Ничего! Вам и не понять!
- Что?!
- Леш, остынь...
- Он сказал, мне не понять? Что он имеет в виду?
- Куда ж вам понять то? Это надо иметь особый с-склад ума! Не то...
- Ну, договаривай! Не то, что у меня, да? Ты хорошо подумал?
- Ч-что?
- Хорошо подумал, прежде чем это сказать?!
- Алексей! Ну, спокойно!! Не надо его трогать!
- Да его, блин, тронешь! Китаец древний...
- Алексей!
- Отстань, Толич! Пусть он мне объяснит, что имел в виду!
- Н-не объ... объясню... Бесполезно объяснять!
- Хочешь сказать... я - быдло? Не пойму?! Мозгов не хватит!? Я - было,
да?!
- Руки!!!
- Отцепись, Толич, я те грю!!!
- ВСЕ! Сели! Хватит!!
- Че ты командуешь то?!
- Бесполезно объяснять... не поймет...
- Леша сядь! И ты Николай, помолчи, не к чему конфликты разводить! Что
вы как с цепи-то сорвались! У каждого своя точка зрения. Каждый ее при
себе держит! Всем хорошо! Все довольны! Ну, рассказал человек байку...
- А че это ты нас миришь, Валера Анатольевич? Миротворец, что ли?!
- Можно и так сказать. Голубь мира с лавровой веткой... о! А что это мы
снова стоим?
- Да что за ночь!! Они охренели что ли там совсем!! Не, Толич, нельзя
так жить.
Едет человек домой, а ему такую падлу подкладывают... о, еще и
кончилось все.
- Слушайте, а там полустанок! Люди ходят.
- Не эти в камуфляже?
- Славбогу нет, обычные... Вывеска вон, только название никак не
прочитаю...
шрифт витиеватый, не разберу ничего.
- Фиг с ним, Анатольевич... слышь, а может выйдем?
- Куда это вы?!
- Тебя не спросили, Колян! Давай, Толич, выйдем, купим. Заодно
проветримся.
- Нет Леш, не хочется что-то... Да и поздно уже.
- Ну, как хочешь, мое дело предложить было. Сидите... китайцы!
СТУК!
- Сам китаец!
- Коль, ты не раздражай его по пустякам. Видишь, он какой
легковозбудимый.
Промолчи. Ты же умеешь.
- Хорошо, Валерий Анатольевич. Просто... уж больно он мне Моржоя
напоминает.
Вылитый, доживи тот до наших дней.
- А я, если хочешь знать, вполне тебя понимаю. У меня ведь и у самого
нечто подобное было.
- Что, правда? Это ведь редкое очень явление...
- Ну, значит, повезло нам. Но я тебе хочу сказать - в одном ты ошибся.
Чувства стал отвергать. А чувства наши - они сами по себе сила...
- Они нас связывают! Спутывают по рукам и ногам!
- Они могут быть и орудием, Коля. Вот как у Леши - ненависть его сила.
Он с ее помощью горы свернет! Он живет ради этого. Ну а у меня...
Стук-стук-стук!
- О, смотри, че это Лешка нам в окно стучит... ну чего? Чего, говорю...
зачем?
Ну, дело твое. Просит выйти, говорит, помощь нужна.
- Может не стоит В-валерий Анатольевич. Место уж больно д-дурное.
- Ну, ты можешь тут остаться. Мы недолго.
- Н-нет, я уж лучше с вами... неуютно как-то.
- Да, неуютно... да не стучи ты - идем мы, идем!
Стук!
- Николай, аккуратней...
- В-все нрмально... ничего...
- Ты все-таки под ноги смотри... Тишина какая. Спят они, что ли все?
Стук!
- Ух воздух какой! Примораживает, а, Николай?
- Обещали м-минус десять... ну тут все пятнадцать есть. И снега совсем
нету - асфальт один мерзлый. Неуютно как...
- И звезды! Небо темное, как в глубинке! Звезды острые и колючие.
- П-пойдемте Валерий Анатольевич. С-страшно на них смотреть...
- Не страшно, Коля, тягостно. Воспоминания приходят. Вот тогда знаешь,
звезды были теплые, крупные. Добрые они были, когда мы с ней... Да, что?!
Идем мы, идем! Леш, ты бы дурью не маялся, а, ночь ведь глубокая! Так вот,
тогда они добрые были, а сейчас словно суд присяжных - смотрят сверху,
судят-рядят поступки. И приговор, конечно... Беспристрастные - колкие
такие. Да. А я ведь помню время, когда я любил смотреть на звезды.
Смотреть и фантазировать. Звезды - это узаконенный символ вечности.
Философское бытие наше в них отражается.
Чтобы люди о бренности своей помнили. Можно и под ноги смотреть, это
да, но стоит взгляд от земли оторвать... как вот оно, и о жизни сразу
задумаешься. Для того нам звездный полог и даден... Вот так то Коля, а ты
со своими моллюсками...
О... Эй, Николай, ты где?! Куда запропал то?! Рядом ведь шел... черт,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг