Он предложил бы ей остаться у него, но не решался: она казалась ему
барышней. Когда пришел мэр, чтобы спросить ее, куда она желает ехать, она
сама обратилась к старому рыбаку и сказала:
- Я хотела бы жить с вами. Вы и ваш сын очень добры, а дядя мне чужой. Я
не буду вам в тягость: я хорошо умею шить и буду помогать в хозяйстве.
Старик был очень рад. Нэлла внесла много света и жизни в его хижину. Когда
рассеялась тень перенесенных несчастий, девочку за ее приветливую улыбку,
серебристый смех и мягкие, иногда слишком тонкие для окружающих шутки,
прозвали "Веселой Нэллой". У нее был прекрасный голос, она знала много
песен от своей матери и постоянно пела за работой. Впоследствии она сама
складывала песни и находила для них красивые мотивы. Она также много
читала - все, что могла найти в коммунальной библиотеке. Ради своей
приемной дочери старик стал выписывать газету.
Так прошло пять лет. Девочка стала девушкой; Арри уже было двадцать два
года. Старый рыбак на ловле нечаянно поранил себя грязной острогой; в ране
оказалось заражение, и через неделю он скончался. Несколько месяцев Арри с
Нэллой продолжали жить по-прежнему, как брат и сестра. Но вот Арри,
вернувшись из необычно долгой поездки по морю, сказал:
- Нэлла, я много думал и вижу, что дальше так оставаться нельзя. Я слишком
люблю тебя, Нэлла; и если твое сердце ничего не говорит тебе, то мне надо
уйти.
Лицо девушки стало печальным.
- Я очень люблю тебя, Арри; никого на свете нет для меня дороже. Но потому
я и не могу обманывать тебя, и сейчас мое сердце сжалось, а не забилось.
Уйду я, а не ты; это твой дом, твоя страна. Ты можешь не бояться за меня.
- Я не боюсь за тебя, Нэлла, но отправиться должен я, потому что здесь все
будет напоминать мне о том, что невозможно. Теперь мне одно спасение:
новые люди и страны, новая жизнь, я буду искать даже другую работу. Если
ты согласишься остаться тут, я буду, по крайней мере, знать, где ты, и мне
легче будет узнавать, что с тобой, чтобы явиться, когда я буду нужен.
Арри исчез, а Нэлла одна жила в старом домике. Побледнела ее улыбка, и
грустно стали звучать ее песни, когда в сумерки она склонялась у окна над
своим шитьем.
Однообразно шли недели и месяцы. Миновал период ночных дождей, который
заменяет зиму в тропических странах Марса. Соседи приходили к Нэлле с
вопросами по поводу странных слухов: будто один бывший аристократ
собирается высушить Ливийское море с его песчаной балкой, на которой
ловится столько рыбы, и взамен того затопить пустыню; а правительство
будто бы разрешило ему это. Нэлла, которая читала не только газеты, но и
книгу Мэнни, подробно объясняла, в чем дело; мужчины успокаивались,
женщины с сомнением качали головами. Потом неизвестное предстало воочию.
Ихтиопольский рейд и весь залив необыкновенно оживились. Ежедневно
приходило с моря по нескольку больших пароходов, некоторые останавливались
перед Ихтиополем, другие нет, но все затем уходили к самому концу залива,
- туда, где должен был начинаться новый канал. С высоты прибрежных холмов,
благодаря небольшому расстоянию - десяток километров - можно было видеть
какое-то движение между кораблями и берегом; очевидно, они что-то
выгружали, что именно - разглядеть было нельзя; но это что-то постепенно
образовывало гигантский муравейник, который все дальше раскидывался и
растягивался по направлению к горам, составляющим границу пустыни. С
огромной быстротой на красновато-сером фоне размножались белые пятнышки
палаток в две полосы с широким промежутком между ними; двигались и
мелькали тысячи черных точек; можно было догадаться, что это -
человеческие существа; возникали еще какие-то более крупные и неподвижные
темные пятна, - вероятно, временные здания складов, а также большие
машины. В самом Ихтиополе стало встречаться много новых лиц, и говор с
чуждым акцентом часто слышался на улицах. Несколько сот молодых людей ушло
из города на работы, где их принимали охотно и платили очень хорошо. Цены
на все поднялись и продолжали подниматься, но мало кто огорчался этим.
Платиновые монеты, с их глухим звоном, стали падать на прилавки чаще, чем
прежде простые серебряные. Лица торговцев и даже большинства рыбаков стали
гораздо оживленнее, но в то же время какая-то лихорадочная нервность
примешалась к их движениям. Много товаров появилось в лавках. Женские
наряды стали новее, ярче, женский смех звучал громче и резче.
Нэлла имела сколько угодно работы. Большую часть дня ее можно было видеть
с шитьем у раскрытого окна. Ее выражение не сделалось веселее, но когда
она поднимала голову от работы и смотрела на расстилавшуюся вдаль
поверхность залива, тогда в зеленовато-синих ее глазах проходила словно
далекая греза и какое то ожидание. Песня, тихая днем, громче звучала в
сумерки, когда жизнь с ее шумом от набережной удалялась в глубину города,
и девушка чувствовала себя свободнее.
Иногда у берега неподалеку от домика Нэллы приставал быстроходный изящный
катер, и несколько человек, сойдя с него, направлялись к ратуше или почте.
Во главе их шел высокий, атлетического сложения мужчина с серыми,
стальными глазами. Обыкновенно эти глаза как будто не замечали
окружающего; взгляд их, устремленный вперед, к невидимой цели, был
неподвижен. Но однажды нежные звуки песни поразили на пути внимание
человека; он обернулся и увидал Нэллу. Их глаза встретились, она
побледнела и опустила голову. С тех пор каждый раз, когда ему приходилось
идти мимо, он пристально взглядывал на красивую работницу. Нэлла не всегда
опускала глаза.
Был странный день. С утра над далекими горами, которые охраняли тайну
пустыни, поднимались серые облака, медленно рассеивались и вновь
возникали: доносился протяжный гул, за которым следовали глухие раскаты,
подобные грому. Стекла дрожали в домах, и были моменты, когда казалось,
что земля вздрагивает. Ветерок с востока приносил какую-то мелкую пыль и
слабый, едкий запах. Наконец, - невиданное на Марсе явление, - среди дня
над городом образовалась туча, и пошел дождь. Нэлла объяснила
встревоженной соседке, что бояться нечего, - это взрываются гигантские
мины в горах, чтобы проложить дорогу для канала. Но все-таки она и сама
испытывала какое-то судорожное беспокойство.
К вечеру взрывы прекратились. Перед закатом солнца вновь причалил катер.
На этот раз главный инженер сошел с него один. Проходя мимо окна Нэллы, он
ей поклонился. В его лице было необычное нервное оживление; глаза
светились лихорадочным блеском; походка не была такой ровной и уверенной,
как всегда, - словно пары динамита немного опьянили его.
Наступила ночь, а Нэлла все сидела у открытого окна. Она смотрела на
темное небо с ярко сиявшими звездами. Маленькое личико Фобоса скользило от
запада им навстречу, капризно меняя на глазах свое очертание и порождая от
предметов бледные, непрочные тени; ни на какой другой планете солнечного
мира людям не приходится видеть такой удивительной луны. Крошечный серпик
Деймоса словно застыл среди небесного свода; а недалеко от него опускалась
к закату зеленоватая вечерняя звезда - Земля с своей неразлучной
спутницей. Зеркало залива повторяло в более слабых тонах небесную картину.
Песня лилась сама собою, связывая воедино небо и море и человеческую душу.
Когда песня замолкла, послышались тяжелые шаги. Высокая фигура
остановилась перед окном, и мужской голос тихо, мягко произнес:
- Вы прекрасно поете, Нэлла.
Девушка даже не удивилась, что главный инженер знает ее имя. Она ответила:
- С песней легче жить.
- Если вы позволите, я зайду к вам, - сказал Мэнни.
- Да! - без колебания вырвалось у нее.
Так решилась судьба Нэллы.
Когда затихли порывы ласки, она рассказала ему все о своей любви. Она
давно знала его. Она видела его несколько лет тому назад, когда он
проезжал там по дороге в пустыню, где другие навсегда оставались в
объятиях песчаной смерти. Она была девочка, но не боялась, а гордилась за
него; и потом ждала. Через несколько месяцев он вернулся бледный,
похудевший, но победитель. Какая радость! В их лодке он ехал на свой
пароход, а она стояла на берегу, и ее сердце билось очень сильно. Потом
она читала его книгу, и она, конечно, поняла, что все это, то, что он
делает теперь, - только первый шаг, только самое начало, а дальше будет
то, чего он еще не сказал, но давно думает и твердо знает...
В темноте ночи Нэлла не могла видеть, как сначала радостное удивление
отразилось на лице Мэнни, и как тяжелая тень легла затем на него. Но она
почувствовала странную неподвижность его тела и замолчала.
Долго и напряженно думал Мэнни. Наконец, он сказал:
- Прости меня, Нэлла. Я ошибся, я не знал тебя. Ты стоишь бесконечно
большего, чем то, что я могу тебе дать. Если бы для меня было возможно
связать свою жизнь с другой жизнью, я не захотел бы никого, кроме тебя,
Нэлла. Но ты угадала. Я взял на себя задачи, превосходящие все, что
когда-либо пытался осуществить человек. На пути к ним меня ожидают
величайшие препятствия и жестокая борьба. Еще я не сделал первого шага, а
уже ненависть начала оттачивать свое оружие. Чтобы все преодолеть, ни
перед чем не остановиться, я должен быть вполне свободным, я должен быть
неуязвимым... Нэлла! Неуязвим в борьбе только тот, кто одинок.
Его голос странно изменился, как бывает тогда, когда сдерживают боль.
Нэлла ответила:
- Не бойся и ни о чем не жалей. Мне ничего не надо. Я ведь знала, что это
так будет. И даже сейчас я чувствовала, что это - сон.
Вновь наступило молчание. Робкими, словно почтительно-нежными стали
поцелуи Мэнни.
- Нэлла, спой мне песню.
Казалось, что сама ночь и вся природа прислушиваются к звукам. Слова песни
говорили о девушке, которая никого не послушалась и все отдала своему
милому; а старинная мелодия - о чувстве, глубоком и прозрачном, как небо,
сильном, как судьба.
Перед рассветом ушел Мэнни и больше не возвращался.
Долго после этого не было видно, не было слышно Нэллы. А потом она опять
появилась со своей работой у окна, немного бледная и с новым выражением в
лице, с выражением спокойного, уверенного ожидания. В сумерки и ночью
очень тихо звучали ее песни, точно она не хотела, чтобы кто-нибудь
расслышал их. Одна из песен была новая; Нэлла пела ее чаще других, но еще
больше понижая голос. Вот смысл ее слов:
Чудную тайну ношу я с собою:
Я и одна, и вдвоем;
Счастье, убитое злою судьбою,
В теле воскресло моем.
Звездочка, скрытая облаком темным,
Нежный в бутоне цветок,
Бабочка дивная в коконе скромном, -
Света и жизни залог...
Как я тебя ожидаю, малютка,
И нетерпеньем горю!
Как наблюдаю, любовно и чутко,
Слабую жизни зарю!
Ты беспокоен сегодня, мой милый,
Ножками бьешь свою мать.
Что за предчувствие дух твой смутило,
Не дало сладко дремать?
В силе порывистой этих движений
Мальчика чувствую я...
Будешь бойцом, мой невидимый гений,
Ласка живая моя!
Будешь в отца ты, могучим и твердым,
Верным идее бойцом,
Но не холодным, не властным и гордым,
В этом не сходен с отцом.
Все победит он упорною волей,
Мощью ума своего;
Но - над людскою тяжелою долей
Сердце не дрогнет его.
Девушки душу разбив мимоходом,
Даже не вспомнит ее...
Так и для всех, обреченных невзгодам,
Сердце закрыл он свое.
Силы стихий, как и он, побеждая,
К людям ты будешь нежней.
Спи же, дитя, моя тайна святая,
В первой постельке своей!
Проходили ночи, и дни, и недели. Перед началом периода ночных дождей
неожиданно приехал Арри. Он был одет, как одевались рабочие в столице, и
казался много старше прежнего. Нэлла сказала ему:
- Ты явился вовремя, Арри. Теперь увези меня отсюда.
Он ответил:
- Я чувствовал, что я тебе нужен. Мы поедем в столицу.
Через несколько дней старый домик был продан. Арри с Нэллой сели на
пароход и навсегда покинули родную Ливию.
Часть первая
1. План Великих Работ
Звезда Мэнни взошла высоко.
Чудо порождает веру; а чудо было совершено. Могучий поток вод Океана
ринулся по пути, указанному рукой человека, по пути, на котором горная
цепь была разорвана волею человека: затем гордые пароходы поплыли над
песками древней пустыни. Тень облаков осенила, и дождь напоил раскаленную
почву, сто тысяч лет не знавшую такого счастья. Детский говор ручейков
ворвался в Царство Молчания; яркие травки вступили в борьбу с желто-серой
пылью прошлого. Силе стихий было нанесено беспримерное поражение. Стало
казаться, что все возможно для человеческого усилия. Пришло время, когда
Мэнни мог высказать свою идею во всей полноте, с уверенностью, что его
выслушают.
Тогда появился знаменитый "План работ", наметивший преобразование всей
планеты. В нем была спроектирована та гигантская система каналов, которая
была выполнена марсианами в последующее столетие, и на основе которой
искусственное орошение более чем удвоило обитаемую территорию завоеванием
всех пустынь. Опираясь на самое тщательное изучение географических и
геологических условий, Мэнни выяснил и наилучшее направление каналов, и
сумму человеческого труда, времени, капитала, в которую они должны были
обойтись. Последующим поколениям пришлось лишь немногое изменить и
дополнить в его расчетах.
Вопрос был в том, откуда взять всю эту массу средств и труда. Мэнни
показал, что вести дальше дело так, как с Ливийским каналом, т.е. путем
займов, покрываемых потом доходами отнятых у пустыни земель, значило бы
затянуть дело на несколько сот лет. Новый финансовый план, предложенный
Мэнни, показывает, что этот человек умел быть революционером не только в
своей специальной области. То был план "национализации" земли, с
обращением всей прежней земельной ренты в источник средств на выполнение
Великих Работ.
Нечего и говорить, что такой проект не мог бы осуществиться, если бы не
было особенно благоприятных для него исторических условий. Но они имелись
налицо. Мэнни не первый понял это, он только в подходящий момент сумел
дать наилучший лозунг для сильного общественного движения, которое шло со
стороны различных классов.
Самостоятельное крестьянство к тому времени почти исчезло с лица планеты.
Больше девяти десятых всей земельной собственности находилось в руках
нескольких тысяч чудовищно богатых владельцев. Это были главным образом
потомки древней родовой аристократии, а частью потомки разных
государственных деятелей, которые во время буржуазных революций и
последних феодальных восстаний сумели воспользоваться своей властью, чтобы
присвоить себе конфискованные поместья непокорных реакционеров. Разорить
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг