крестьян и прибрать к рукам их участки этим лендлордам было тем легче, что
при сухом вообще климате планеты искусственное орошение давало огромные
преимущества тем хозяйствам, которые могли его применять, а оно требовало
капиталов и было не под силу мелким собственникам. Устраивались
крестьянские ассоциации, но рано или поздно запутывались в долгах и
погибали. За несколько столетий дело дошло до того, что мелкое
землевладение сохранялось только в немногих отсталых уголках.
Между тем общее экономическое развитие вместе с ростом населения
увеличивало спрос на землю и хлеб; быстро возрастала дороговизна жизни и с
нею - земельная рента. От этого приходилось плохо всем, кроме лендлордов;
не говоря уже о пролетарских и полупролетарских массах населения, даже
огромное большинство капиталистов находило положение очень стеснительным:
прибыль от предприятий урезывалась и высокой арендной платой за землю и
высокой денежной платой за труд, на которую, однако, рабочий едва мог
существовать. И чем сильнее росла вместе с рентой дороговизна жизни, тем
напряженнее с разных сторон искали выхода. Но долгое время толку не
получалось, потому что искали в разных, несовместимых направлениях.
Одни предлагали невыполнимые планы законодательного понижения хлебных цен
и платы за аренду. Другие понимали, что без отнятия земли у лендлордов
ничего поделать нельзя, но расходились в том, как поступить с нею дальше:
раздать ли ее мелкими участками во владение безземельным, желающим ее
обрабатывать, или передать ее крупными поместьями целым ассоциациям, или,
наконец, просто сдавать ее от государства тем, кто будет больше предлагать
за аренду, т.е., очевидно, капиталистам. Первый из этих планов, при всей
своей опасности для сельского хозяйства, которому он угрожал гибелью
искусственного орошения, насчитывал, однако, множество сторонников среди
остатков мелкой буржуазии с родственными ей слоями интеллигенции, а также
среди части рабочих, еще сохранивших идеалы крестьянства, из которого
вышли их отцы. Второй план имел за себя большинство тогдашних социалистов
из рабочих и интеллигентов; против него решительно высказался великий
экономист Ксарма, который наглядно показал, что при больших капиталах,
необходимых для ведения крупного хозяйства, крестьянские ассоциации скоро
подпадут всецело под власть торгового и кредитного капитала, станут их
подставными лицами, лишь номинальными владельцами. Но в те времена мало
кто из социалистов шел за Ксармой. Третий план - чисто буржуазного
"огосударствления" земли - выдвигали некоторые радикальные демократы; ему
сочувствовала большая часть капиталистов. На деле только он и был
осуществим,, но к моменту выступления Мэнни далеко еще не собрал вокруг
себя достаточных общественных сил.
На Земле, переживающей теперь аналогичную эпоху, такие же проекты
"национализации" поддерживаются ничтожной горстью демократов, а почти вся
буржуазия отвергает их как вредную утопию. Откуда это различие? Оно
зависит от того, что на Земле гораздо острее и резче развивалось рабочее
движение, которое на Марсе шло более медленным и менее бурным темпом.
Среди рабочих-марсиан тогда царил дух умеренности и самой трезвой
практичности; социализм почти повсюду сохранял
мечтательно-филантропическую окраску, приданную ему теоретиками из
интеллигенции; призрак социальной революции не стоял перед буржуазией
осязательно-грозной возможностью. Напротив, буржуазия Земли увидала
серьезную опасность со стороны пролетариата раньше, чем успела
окончательно свести свои счеты с феодалами; это изменило ее отношение к
ним. Ее пугает мысль о том подрыве, какой нанесла бы национализация земель
священному принципу частной собственности, основе нынешнего социального
строя: реально показать массам, что собственность целого класса может быть
экспроприирована во имя общего блага! Затем, мирная по самому характеру
своих занятий, даже несколько трусливая с тех пор, как она стала
господствующим, т.е. наиболее удовлетворенным классом, земная буржуазия не
особенно полагается на свои собственные усмирительные таланты, а потому
высоко ценит остатки воинственности и свирепости, по наследству
продолжающие сохраняться у аристократов; и она всегда готова на большие
уступки, только бы иметь их союзниками в случае необходимости прямого
подавления масс. Но при этом, разумеется, прежде всего пришлось отказаться
от идеи национализации.
Впрочем, для большинства стран Земли эта идея и помимо того в самом деле
утопична, именно там, где сохраняется еще многочисленное крестьянство; в
нем инстинкт собственности не слабеет, а усиливается под гнетом разорения,
побуждающего бешено цепляться за последний клочок земли; без
истребительной борьбы оно не уступило бы государству права собственности
на свои участки и не поддалось бы ни на какие обещания выгодной аренды.
Но на Марсе таких условий не было; положение было несравненно
благоприятнее, и Мэнни сумел воспользоваться им. Во-первых, он связал идею
национализации с великим делом, значение которого было ясно для всех.
Во-вторых, он применил в своей книге очень простую и на вид убедительную
аргументацию, которая присоединила к буржуазным национализаторам
сторонников раздела на мелкие участки и сторонников крестьянских
ассоциаций. Он указывал, что прежде всего надо сделать наиболее важное -
устранить лендлордов. Затем, в виду невозможности быстро переделить землю
или организовать ассоциации для ее коллективного возделывания, государство
должно начать со сдачи земли в аренду обыкновенным путем - с торгов. Но
ничто не мешает желающим добиваться путем парламентской борьбы перехода к
иным формам эксплуатации национализированной земли: путь расчищен тогда
для всяких новых проектов, потому что нет главного препятствия -
землевладельцев.
Мэнни сам, конечно, не сознавал, насколько обманчивы эти аргументы: раз
капитал через государство захватил в свои руки эксплуатацию земли, отнять
ее у него было гораздо труднее, чем у прежних, не имевших твердой опоры в
обществе лендлордов. Ксарма сразу уловил, в чем дело, но он был защитником
плана Мэнни. А другие не смотрели так глубоко: все сторонники крестьянских
и артельных идеалов с энтузиазмом примкнули к лозунгу немедленной
национализации. Капиталисты тоже ковали железо, пока горячо.
Фели Рао созвал съезд промышленных и банковых синдикатов. Там была
выработана программа действий и выбран Совет Синдикатов, который сразу
выступил как решающая сила в борьбе. Аграрная революция была проведена
через парламент.
Сохранившиеся кое-где остатки крестьянства бунтовали, защищая свою
собственность, но были легко подавлены; это дало только повод
экспроприировать их почти без выкупа. Лендлордам вместо выкупа были
назначены пенсии, которые, однако, по закону не могли превосходить
жалования высших чиновников Республики и были совершенно ничтожны по
сравнению с прежними доходами землевладельцев. Синдикаты местами тоже
владели землей; они сумели получить для себя наиболее выгодные условия -
выкуп без убытка, не считая перспективы огромных прибылей в будущем.
Мэнни не принимал прямого участия в этой борьбе, завершившейся в течение
двух-трех лет: он продолжал работать над своим техническим планом. Когда
затем он представил Центральному Парламенту детальный проект первых десяти
каналов, которые он предлагал начать одновременно, проект был немедленно
принят, а он назначен ответственным руководителем работ с почти
диктаторскими полномочиями.
Работы начались.
2. Темные тучи
Из первой группы каналов, к прорытию которых приступил Мэнни, восемь
предполагалось закончить через 20-30 лет; только два таумазийских - Нектар
и Амброзия - должны были быть готовы через 10-12 лет: те два канала,
которые первоначально образовали внутреннее море Таумазии - Озеро Солнца;
третий - Эосфорос - был проведен гораздо позже.
Работы велись в самых различных пунктах планеты, и для Мэнни было
невозможно самому руководить ими на местах, но он сумел подобрать себе
талантливых сотрудников, постоянно получал от них отчеты по телеграфу и
отдавал большую часть времени на контрольные поездки. Самым выдающимся из
этих сотрудников был инженер Маро, который покинул службу в
динамитно-пороховом тресте, чтобы предложить свои услуги для нового дела.
Через год он уже был первым помощником Мэнни и директором работ в
Таумазии, на самом важном пункте, там каналы требовалось закончить как
можно скорее, потому что результаты предстояли немедленные и для всех
очевидные, подобно тому как в Ливии, но в еще более грандиозных размерах.
Маро показал себя прекрасным организатором, другие помощники тоже были на
высоте своих задач; всех одушевлял энтузиазм великого дела, и первые годы
оно шло так, как только можно было желать.
Для рабочих условия труда были очень сносные, но все же, разумеется,
случались конфликты с инженерами: из-за штрафов, злоупотреблений властью,
неточностей в расчете, из-за увольнений и т.д. До забастовок не доходило,
когда директорам работ всего не удавалось уладить, то рабочие соглашались
ожидать приезда Мэнни, они по опыту полагались на его беспристрастное,
чисто деловое отношение к спорным вопросам и знали, что при всей своей
холодной сухости он никогда не пожертвует хотя бы малейшей частицей
справедливости, как сам ее понимает, ради сохранения престижа их
начальников. Инженеры не всегда бывали этим довольны, но даже те, которые
между собой называли его "диктатором", признавали, что он внимательно
выслушивает их мнения и считается со всеми серьезно-практическими
аргументами. К тому же инженеры высоко ценили и честь работать под его
руководством, и особенно возможность быстрой карьеры при действительных
знаниях и энергии.
На третьем году работ в отношениях между Мэнни и рабочими выступил новый
момент. К этому времени, под влиянием бывших городских пролетариев,
принесших на новые места свои организационные привычки и запросы, там
успели сложиться рабочие союзы, вначале они захватили, конечно, лишь
меньшинство рабочих; неорганизованные шли за ними, и охотно предоставляли
им руководящую роль во всяких переговорах с инженерами. Большинство
инженеров с своей стороны не отказывались иметь дело с делегатами союзов.
Во время одной из поездок Мэнни в Таумазию к нему официально явились
представители союза землекопов, работавших на канале Нектар. Дело шло о
том, что нескольким тысячам землекопов пришлось прорывать грунт особенно
плотный и частью каменистый. Система расплаты была сдельная с куба вынутой
земли, для многих заработок стал получаться гораздо ниже нормального.
Рабочий союз предлагал установить поденный минимум платы. Мэнни, по своему
обыкновению, молча и внимательно выслушал посетителей, затем спросил, кем
они избраны.
- Союзом землекопов, - отвечали они.
- Все ли заинтересованные в вопросе землекопы принадлежат к вашему союзу?
- Нет, не все.
- В таком случае я не могу обсуждать с вами этого дела. Договор о найме
заключался не с союзом, а с каждым землекопом, поэтому и пересмотр условий
не может выполняться при посредстве союза.
- Но невозможно же каждому землекопу вести за себя переговоры отдельно?
- Разумеется. Я и не отказываюсь беседовать с действительными
представителями всех тех рабочих, которых дело касается. Но я не могу
признать вас такими представителями. Вы выбраны не ими, а какой то
организацией, которая преследует свои, может быть, чуждые большинству из
них задачи, и живет по своим нормам, не ими выработанным. То, что им
нужно, они, если хотят, могут сами мне сообщить через своих
непосредственно и свободно избранных делегатов.
- Но в настоящее время даже многие капиталисты считают возможным вести
переговоры с рабочими через союзы, да и нас направил к вам инженер Маро.
- Капиталисты поступают, как им кажется правильным, для меня это не имеет
значения. Инженер Маро с полным основанием предложил вам обратиться ко
мне, не желая сам решать вопроса. Моя же точка зрения теперь вам известна.
Рабочие ушли, возмущенные формализмом Мэнни. Они передали его ответ
товарищам. Землекопы все вместе выбрали делегатов, и относительно способа
расплаты дело было улажено. Но с этого времени передовые рабочие стали
агитировать против Мэнни, обвиняя его в стремлении отнять у рабочих
свободу организации: несомненное, но довольно понятное преувеличение.
Агитация влияла и на массу тех рабочих, которые сами не организовались, но
от права на это не хотели отказываться. Недоверие разрасталось.
Часть буржуазной печати, - самые распространенные органы, находившиеся в
руках Совета Синдикатов, подхватила конфликт и стала усиленно раздувать
его. Они осыпали двусмысленными похвалами "твердость" и "решительность"
Мэнни, не упуская иногда прибавить, что, может быть, впрочем, его
отношение к союзам несколько чересчур сурово и категорично, но - говорили
они - не мешает иногда перегнуть палку в другую сторону, слишком дрябло и
робко большая часть предпринимателей относится к этому насущному для них
вопросу. При этом умело и кстати напоминалось о феодальном происхождении
Мэнни, "железного рыцаря, сохранившего в себе лучшие черты своих предков,
могучих герцогов Таумазии". Реакционная пресса бывших лендлордов, в свою
очередь, вдруг начала говорить о Мэнни в совершенно новом тоне.
"Республика украла его у старой аристократии, республика воспитала его в
духе измены великим традициям, - писал один из их публицистов, - но
священные принципы берут свой реванш. Всей своей фигурой, всем своим
поведением инженер Ормэн Альдо разоблачает демократическую ложь, которая
не смогла развратить до конца древнюю кровь. С полной убедительностью он
показал всему миру, что для выполнения истинно грандиозных дел необходим
авторитет, необходима сильная власть, по существу своему, как бы ее ни
называли, власть монархическая. Разве его герой отец, погибший в бою за
честь и величие герцогского дома Альдо, мог даже мечтать для себя о таком
могуществе, каким фактически обладает республиканец инженер Альдо?"
Социалисты, с своей стороны, обличали "диктатора". Демократы в недоумении
не знали, что сказать. Общественное мнение колебалось и понемногу
поворачивало.
Вскоре у Мэнни прибавилось новое, очень серьезное затруднение. Канал
Амброзия был доведен до того места, где он должен был пересекать на
протяжении двухсот километров крайне нездоровую область, известную у
таумазийцев под именем "Гнилых Болот". Там на обширном пространстве
неглубоко лежавшая, непроницаемая для воды подпочва из глины образовала
множество подъемов до самой поверхности, уничтожавших возможность оттока
воды, в бесчисленных неглубоких котловинах, благодаря этому, застаивалась
дождевая вода, и затеривались речки, сбегавшие с ближних гор, которые
затем должен был прорезать канал Амброзия. Страна была почти необитаема, с
ее богатой, но только болотной растительностью и жестокими лихорадками.
Триста тысяч рабочих должны были около двух лет работать в такой
местности, часто по пояс в воде. Заболеваний было масса, тысячи умирали
каждый месяц. Среди рабочих шло глухое брожение. Рабочие союзы совещались,
но вначале не могли прийти к общему решению.
Маро по мере возможности отсылал заболевающих поправляться на работы по
линии канала Нектар, а взамен брал оттуда свежие силы. Но в результате
недовольство и возбуждение перекинулись также туда. Положение делалось все
более напряженным. Для возникшего движения не хватало пока еще ясного
боевого лозунга, его искали, и можно было предвидеть, что если не случится
новых событий, способных вызвать поворот, то лозунг скоро найдется.
Мэнни отчасти предвидел такие осложнения, в своем "Плане работ" он с
особенной обстоятельностью мотивировал выбор направления для второго
таумазийского канала. Он сам указал, что, по условиям рельефа,
представлялось бы выгоднее перенести линию на несколько десятков
километров к востоку, воспользовавшись углубленной долиной у подножия
невысокой цепи холмов, идущей внутрь от морского берега, при этом область
Гнилых Болот была бы вполне обойдена. Но тогда большая часть канала прошла
бы по одной из "тектонических линий" коры планеты, т.е. в местах, где
возможны самые сильные землетрясения. Правда, там уже около двухсот
пятидесяти лет не было замечено сколько-нибудь крупных колебаний, но все
равно риск недопустим - весь канал, с построенными на нем городами и
системой искусственного орошения, из него исходящей, мог быть разрушен
когда-нибудь в несколько минут, и сотни тысяч человеческих жизней погибли
бы в расплату за чужую ошибку. Приходится поэтому выбрать сознательное
пожертвование тысячами жизней ради целей человечества, как во время
прежних войн заведомо приносились еще большие жертвы ради интересов
отдельной нации.
Чтобы еще усилить свои вывод, Мэнни выяснял, что проведение канала через
Гнилые Болота само по себе поведет к их быстрому осушению, давши сток их
водам, и таким образом будет мирно завоевана для культуры почти мимоходом
обширная провинция, которая даст пропитание двум-трем миллионам колонистов.
И вот среди возбужденных и озлобленных рабочих неизвестно откуда появилась
и стала массами распространяться анонимная брошюра, где доказывалось, что
рабочих "Амброзии" посылают на смерть без всякой необходимости. Автор
пользовался тем, что рабочие не могли читать огромной, специальной книги
Мэнни, и, не стесняясь, его же цифрами и данными доказывал, что технически
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг