мутнело частями, иногда двоилось, как в зеркале, делалось прозрачным, хотя
пульт, даже будучи лугом, ни разу не исчезал, оставался все-таки пультом,
хотя и необычным. Более того, я осознавал показания приборов, даже мог их
контролировать. Помнил о кнопке в подлокотнике, которую должен был нажать в
случае угрозы обморока, знал, что этого ни в коем случае нельзя делать,
только не знал почему.
Ума не приложу, как одно сочеталось с другим. Во всяком случае то был не
сон. Такой была явь! Я знал, что не сплю (приборы затем это подтвердили).
Все воспринималось как должное, я узнавал это реально-нереальное состояние,
когда пространство может причудливо меняться и ничего особенного в этом нет,
когда что-то способно как угодно возникать и исчезать, быть и не быть,
являться из прошлого и вместе с тем принадлежать настоящему, поскольку в
действительности нет ни того, ни другого, как нет ни "до", ни "после",
вернее, есть, но меж ними какая-то совсем иная связь, чем та, к которой
привык человек. Мне даже казалось, что я вот-вот пойму, каким образом
мертвое прошлое может сосуществовать с настоящим и почему в этом нет
никакого парадокса.
Страха не было, происходящее не давило кошмаром. Это странное, никем еще
не изведанное состояние, в котором я находился, будило, повторяю,
воспоминания о чем-то похожем, естественном и нормальном. Что ж, в конце
концов невесомость свободного полета присутствовала в наших сновидениях
задолго до того, как человек вышел в космос. Сколько еще подобных неявных
знаний, быть может, таится в нас! Лишь изредка возникало то слабое
удивление, которое мы порой испытываем во сне, когда, например, говорим с
давно умершим человеком и удивляемся не тому, что он жив, а тому, что он в
необычном костюме. Примерно такое же недоумение испытал я, когда,
почувствовав вдруг жару, потянулся к верньеру климатизатора, а он
прокрутился, прежде чем его коснулась рука. Легкое недоумение, не более
того! Мимолетное, оно сразу же сменилось пониманием, что так и должно быть,
раз я двигаюсь против хода времени.
Более связно и подробно рассказать о том, что было, я не могу, напрасны
любые старания. Да, вот еще что: свет решительно всех источников, помнится,
дважды менялся от красного до фиолетового и обратно, как если бы я
представлял собой звезду с чудовищно переменной массой.
И последнее, может быть, самое главное. Отснятые кадры подтвердили многое
из того, что видел глаз. А раньше, при запуске животных и автоматов, камеры
ничего подобного не фиксировали!
Вот так...
Все оборвалось сразу, исчезло, будто ничего не было. Я не успел глазом
моргнуть, как пульт снова стал пультом, а не цветущим лугом, кабина -
кабиной, а не перекрестком мимолетных видений.
"Пробуждение" сопровождал легкий толчок. Аппарат должен был проявиться
высоко над землей, чтобы в новой точке своего пространственно-временного
существования я не оказался вмурованным в толщу какого-нибудь холма. Толчок
означал, что все уже закончилось и автоматика, как положено, тормозит спуск.
Прежде всего я взглянул на альтиметр: да, полный порядок.
Порядок чего?
Явь сразу вступила в свои права, но пережитое было еще таким ярким, таким
диковинным и, как я теперь понял, таким замечательным, что я подпрыгнул в
порыве мальчишеского восторга. Все удалось, мы у цели - и какое открытие!
Кто еще так проходил сквозь неведомое, кто?! Такая минута стоит жизни. Я
ликовал, слабый свет индикаторов сиял для меня праздничными огнями, Мерный
обдув климатизатора кружил голову, словно ветер горной вершины. За мной,
позади, остались века и тысячелетия, я шагнул за предел, который, казалось,
навсегда был положен человеку, живой спускался в исчезнувший мир. Что перед
этим все легенды и мифы о путешествиях в загробное царство!
Мгновение было прекрасно, увы, скептический рассудок не дал им как
следует насладиться. Машина "проявилась", это очевидно. Где? Она
благополучно спускалась. Куда? Все хорошо. А так ли это?
Радость притупила восприятие, я не сразу понял, что мне говорят приборы,
тем более что они один за другим показывали:
норма, норма, норма...
Но не все. И когда смысл очередного сигнала наконец завладел вниманием,
это на меня подействовало так, что долгожданный толчок приземления не вызвал
в душе ни малейшего отклика. Не веря себе, я зажмурился, снова открыл глаза,
словно движение век могло что-то изменить.
Ничего не изменилось. Расходомер показывал убыль энергии вдвое большую
против расчетной.
Вдвое...
И, что самое непонятное, счетчик не замер после приземления, на световом
барабане стремительно сменялись цифры. Аппарат тратил энергию неизвестно на
что.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Молниеносным движением я нажал на все выключатели сразу, то есть
продублировал действие автомата, который должен был сделать все за меня и,
надо полагать, сделал. Разумеется, сделал, мое вмешательство ничего не
изменило. Я и так не сомневался, что кибермозг отключил главный ход тотчас
после "проявления" (иначе не было бы и самого "проявления"), просто во мне
тлела надежда, что из-за каких-то неполадок в цепи тормозная система спуска
еще продолжала работать на холостом ходу.
Наивная, конечно, надежда, ведь я не ощущал никакой вибрации. Но не
сидеть же сложа руки! Теперь я сделал все, что мог, а световой барабан
продолжал вращаться, энергия утекала, или ее что- то высасывало из машины,
как кровь из сердца.
Но не могло быть такого вампира! Тогда что же случилось, что?!
Наконец бег цифр замедлился. Это не было обманом зрения, расход энергии
падал. Подавшись вперед, я с надеждой следил за этим замедлением, хотя оно
уже ни на что не могло повлиять.
Все тише, все медленней... Я обливался потом, ничего другого, кроме
скольжения цифр, для меня не существовало. Наконец барабан замер. В боковом
окошечке цифры продолжали сновать, но это была мелочь, жалкие киловатты,
которые тратились на работу кибермозга, на освещение и тому подобное.
Никакого резерва на возвращение не осталось. Более того! Все хитроумные
накопители солнечной и ей подобной энергии, которые были придуманы на случай
перерасхода, эту убыль могли восполнить разве что за тысячу лет.
Но больше всего в ту минуту меня напугала не перспектива собственной
гибели, не провал всех наших замыслов, а полное непонимание случившегося.
Энергия не могла исчезнуть так внезапно, потратиться неизвестно на что,
пропасть незамечено, но именно это и произошло.
Я высветил график расхода, прокрутил его от момента старта до момента
"проявления". Это кое-что дало. Кривая, в общем, соответствовала расчетной,
все шло как надо до тех пор, пока аппарат не "проявился". Тут она взлетела
пиком! И каким... А ведь меня даже не качнуло. Как это прикажете понимать?
Меж тем в кабине становилось все жарче. Так и должно было быть, корпус
хроноскафа должен был при "проявлении" окутаться плазменным облаком и
нагреться. Все было правильно. Думая о другом, я машинально повернул
регулятор, но вместо ожидаемой прохлады из климатизатора дохнуло, как из
печи. Система работала наоборот, хотя только что она действовала исправно!
Но не могли же спятить законы термодинамики?!
Наружный термодатчик более чем скромно представлен на приборной панели; я
повернул голову, чтобы разглядеть его циферблат, но не успел.
Это навалилось, едва я повернул голову. Ничего не было, ровно ничего, ни
звука, ни тени, ни туманного образа; только сквозь броню стен, сквозь всю
изоляцию, сквозь все, чем меня оградили, проступил взгляд. Не взгляд,
конечно, что-то совсем иное, но в этом была такая темная, давящая,
гипнотическая власть, что веки ответили ей чисто рефлекторным движением. Я
зажмурился. Но это не отпустило меня. Огромное, как само время,
неразличимое, оно, казалось, высасывало волю, как прежде высасывало энергию,
давило на мозг, сгущало обжигающий воздух до невозможности вдоха. Сознание
не затуманилось, а как бы застыло в этой тягучей лаве. Не было сил вырваться
из плена этой черной пустоты, в которой был мрак настойчивого, медленно
затягивающего водоворота, лишь чей- то голос вдруг прозвенел в ушах: "Не
поднимай век!".
Но что-то еще боролось во мне с наваждением, противилось тому, что
обволокло машину и мозг. Я даже знал, что: гордость. Не моя, личная,
гордость всего человеческого рода, который все-таки вышел к звездам и был
готов идти дальше, какое бы неведомое ему ни грозило.
Внезапно давление ослабло, словно то, что было снаружи, отвлеклось или
отодвинулось.
Пользуясь этим, я стряхнул оцепенение, с трудом разомкнул веки и глянул
на датчик наружной температуры.
Его зашкалило! Его зашкалило, хотя он был рассчитан на жар вулканической
лавы.
Да ведь я просто сварюсь...
Опережая мысль, руки скользнули к переключателям пульта, их движение
обморочно отдалось в сердце, но машина уже рванулась сквозь время, прочь от
того чудовищного, что на нее навалилось.
Я прыгнул на сутки вперед и, держа пальцы на переключателях хода, ждал,
что теперь будет.
Из климатизатора хлынул морозный воздух, бодряще ожег лицо, в ушах
зазвенело, как при рывке из глубины на поверхность.
Мокрой ладонью я отер в три ручья струящийся по лицу пот. Отуманенный как
в бане, воздух отпотевал на стекле и металле, но то уже были пустяки. Что
произошло, что навалилось на меня там, откуда я едва унес ноги?
Гадать было бесполезно. Аппараты и прежде не возвращались из прошлого,
мне выпал не лучший шанс, но я по крайней мере остался жив.
Пока жив.
Датчик наружной температуры показывал уже нечто вполне приличное, в
кабине было еще свыше сорока градусов, но климатизатор работал без фокусов,
в полном согласии с известными законами термодинамики, так что все вскоре
должно было охладиться. Я бегло взглянул на мокро блестевшее лицо Эи,
которая мирно продолжала спать, только рот был приоткрыт в частом натужном
дыхании.
Здесь тоже все было в полном порядке. Откинувшись, я дал себе минуту
роздыха. Я уже не боялся, что сквозь стену на меня глянет нечто. Но тень
пережитого не исчезла. Я доверял технике, она подвела. Я доверял природе,
она наслала на меня ужас. Я доверял науке, она ничего не смогла объяснить.
Теперь я мог доверять только себе.
Мог ли? Я чувствовал себя пылинкой в игре неведомых мне сил. Ладно,
посмотрим, еще не вечер, как говаривал мой прадед, когда я ходил пешком под
стол.
Рука дрогнула, когда я протянул ее к рифленой кнопке включения обзора.
Стены кабины протаяли, в лицо хлынул нежаркий солнечный свет. Он падал с
чистого, ласкового своей умиротворенностью неба, освещая черную пустыню
пожарища. Все вокруг было выжжено дотла, голо, лишь кое-где торчали
обугленные колки пеньков, два или три из них еще курились прозрачно
сизоватыми струйками дыма. Ленивый ветерок нехотя мел по кочкам мутные
завитки пепла.
Пожарище, просто пожарище. Секунду-другую я сидел, улыбаясь неизвестно
чему, следил за кружением гаревых смерчиков, наслаждаясь спокойствием
по-осеннему неяркого неба. Дальний обзор с трех сторон заслоняли выжженные
скаты холмов, зато впереди все просматривалось на многие километры. Там, за
чертой гари, жухлая трава лугов сменялась пестро-желтым лесом. Далее земля
как-то сразу и круто вздымалась отрогами гор, темнела откосами скал, высоко
на гребнях и пиках сверкала белейшим снегом, который ниже чуть припудривал
каменистые склоны. В одном из отрогов что-то дымилось. Над всем возвышалась
двузубая, блещущая льдистыми сколами гора.
Пора было будить Эю.
Она, как ребенок, сладко посапывала во сне и совершенно по- детски
подтягивала к себе колени. Трудно было смотреть на нее без зависти. Все
увиденное мной снаружи весьма совпадало с тем, что она рассказывала о родных
местах, а если так, то ее беды уже закончились. Бесхитростно, не ведая ни о
чем, она дважды пересекла время, пожила среди своих отдаленных потомков,
видела грядущее своего рода и с тем же незамутненным сознанием теперь
возвращалась домой. Счастливая!
Я выключил обзор, достал ампулу, снял с нее протектор и приложил к
запястью Эи. Бурая жидкость всосалась, не оставляя следа, минуту спустя по
телу девушки пробежала дрожь, глаза открылись. Она подняла затуманенные
глаза, мгновение - и сон в них пропал. Еще мгновение - ее взгляд встретился
с моим, надо полагать, далеко не безмятежным. Ее рука инстинктивно рыскнула
в поисках ножа, дубинки, любого оружия и, не найдя лучшего, ухватилась за
Мой разрядник; нам что-то грозит, вот как она все это поняла, и тотчас
изготовилась к бою.
Благо враг был, конечно же, рядом.
Он был, это я ничего не видел и не понимал, она же с ходу сообразила,
какова опасность. Вот вам, мудрые мои современники, задача: что увидела и
поняла Эя?
Я, само собой, догадался лишь задним числом. Тесная кабина хроноскафа,
разумеется, показалась Эе пещерой. А в пещерном сумраке, понятно, могут
скрываться хищники. И ведь мерцающие огоньки индикаторов так похожи на
зрачки притаившихся в засаде животных! В особенности спросонья, в
особенности для такого человека, как Эя.
Она успела замахнуться разрядником, словно дубинкой. Мне стоило немалых
трудов ее удержать и успокоить.
- Нет же, нет, - уговаривал я ее, когда она наконец затихла. - Это не
глаза, видишь, я их трогаю, видишь? Можешь сама прикоснуться...
Она уже поняла свою ошибку, но окончательно ее убедило лишь осязание. Она
тут же потеряла к огонькам всякий интерес.
- Где мы?
Хлынувший свет заставил ее зажмуриться и заслониться, но уже мгновение
спустя она радостно вскрикнула:
- Взах! Взах!
Так, еще в моем времени, она называла двузубую, самую приметную вершину
родных мест. Больше никаких сомнений не осталось: мы находились там, куда
стремились попасть.
Я заранее, чтобы не пугать Эю, отстегнул привязные ремни, она могла
свободно двигаться и, конечно, рванулась наружу. И, конечно же, ее руки
уперлись в стену.
Радость тут же сдуло с ее лица. Она еще раз, уже с недоверием коснулась
стены, такой прозрачной для взгляда и такой непроницаемой на деле, и
рассерженно мотнула головой.
Ладно, это неважно. Место, значит, то самое. Время - осень, тоже
сходится. Но почему Эя словом не обмолвилась об этом столбе дыма в отрогах
хребта, приметная же деталь... Броская, такую нельзя запамятовать.
- Там что-то дымит, - сказал я. - Что бы, интересно, это могло быть?
- Дракон, - ответила Эя. Так, так, дракон, стало быть... Что ж, дракон
так дракон, огнедышащий, надо думать. Фумарола какая-нибудь, ничего
удивительного. Тогда молчание Эи понятно. Дракон есть дракон, вряд ли его
можно считать приметой местности, он же грозное существо, злой дух, который
летает ночами, кушает маленьких непослушных детей или что там еще придумала
их фантазия... Я в своем хроноскафе тоже гожусь на роль дракона, могу в этом
качестве поспорить с любой фумаролой. Раз уж мне придется здесь жить до
скончания века, то, безопасности ради, не установить ли таким манером
собственный культик? Я и Снежка, дракон и драконесса, попробуй кто-нибудь
подступиться... Из Эи можно сделать превосходную жрицу, она бы собирала дань
с окрестных племен. Неплохая, что и говорить, перспектива, черный юмор.
Я отомкнул мембрану и вышел, С коротким вскриком, едва не сбив меня с
ног, следом рванулась Эя. Мои ботинки глубоко ушли в пепел (говорю о своих,
потому что Эя успела избавиться от этих непонятных и обременительных
штуковин). В ноздри ударил мерзкий запах гари. К ногам, ластясь, подкатил
черный смерчик, свернулся в порошистый клубок и пошел гулять дальше.
По лицу Эи текли слезы. Выскочив, она сразу упала на колени, ласкающим
движением погладила черную землю. Теперь она верила, что глаза ей не лгут, и
рвалась к дому, мне стоило немалых трудов вернуть ее в хроноскаф и убедить,
что до становища куда быстрее добраться с помощью "магии". Упоминание о
магических силах, которыми я наделен, ее убедило. Конечно, мы познакомили ее
с нашими машинами, она вроде бы даже поняла, что это не наваждение, но в ее
уме плохо укладывалось, что "скалы" движутся по воле человека. Вот летающий
человек - это дело другое, в это она быстро поверила. Еще бы! Сказки
зародились в глубокой древности, в них герой мог летать и летал, тут была
прямая аналогия с птицами и видениями сна. Но чтобы огромные скалы мчались
по небу с людьми, чтобы эти бездушные громады исполняли желание? Это так и
осталось вне ее представлений, хотя я, конечно, не прав, называя скалы
"бездушными"; для Эи все на свете было одушевлено, только по-разному.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг