что заставляло вас поступать так, а не иначе, неумолимое давление
обстоятельств. Но и в этом, как выяснилось, мало истины. Наконец, третья
и, надеюсь, последняя ваша истина: поступал с благословения всех законов,
значит, моя жизнь - пример гражданской добродетели.
- И даже ваш всезнающий, но предвзятый якобы потомков суд того не
опроверг! Потому что истина...
"Считалось: не пойман - не вор, - устало подумал Поспелов. - А тут и
пойман, и уличен, а не вор... Одна, кажется, только одна осталась
возможность, я ее теперь вижу, но видят ли ее ребята?" Ему хотелось
уткнуть голову во что-нибудь мягкое и прохладное - таким вымотанным он
себя чувствовал. А Булгарин - тот ничего, был свеж... "Только не сорвись,
Игоречек, только не сорвись!" - молил в душе Поспелов.
- Коли ваши поступки, Фаддей Бенедиктович, вполне соответствовали
человеческим законам и нормам, поощрялись ими, то вам нечего было
скрывать. Почему же тогда вы таили от всех свою службу в Третьем
отделении?
Как и следовало ожидать, ответом была снисходительная усмешка.
- Высшие государственные интересы, да будет вам известно, требуют от
такого рода службы немалой секретности.
- Эту вашу работу общество считало нравственной или только мирилось с
нею как с неизбежным злом?
- Противу такой службы мог говорить лишь смутьян!
- Следовательно, ваш донос, к примеру, на Тургенева, из-за которого тот
угодил в тюрьму, был морален. Тургенев же, написав неугодную статью,
поступил аморально.
- Как закон судит, так оно и есть.
- А если закон в одних случаях карает, а в других поощряет преступника,
то какова цена такому закону?
- Сие уже казуистика, в которой, благодарение богу, я не силен.
- Будто? Как часто вы брали взятки?
- Я?! Взятки?!
- Вы. Взятки.
- Поклеп, ложные слу...
- Полно, Фаддей Бенедиктович! До сих пор не хотите верить, что нам о
вас все известно?
- То одна видимость взяток! Благодарственные подношения, дружеские
подарки.
- Врете. Показать, где, когда, с кого вы брали взятки за те или иные
публикации в своей газете? Назвать имена этих фабрикантов, книготорговцев,
актеров? Тому же Третьему отделению все это, кстати, было хорошо известно.
- Господи, да кто же у нас не берет взяток?! Обычай, можно сказать,
такой. Все берут, и с меня брали, тут вывода никакого делать нельзя. Тут
взвесить надо проступок, соотнести с заслугами...
- Иначе говоря, дело не в поступке, а в его оценке. Тургенев разгневал
власть - и он преступник. Вы же, доносчик и взяточник, - примерный
патриот. Нет, оказывается, закона, есть благорасположенность свыше.
- Как во все времена, как во все времена!
- Судите о прошлых временах, но не трогайте будущие, вы о них ничего не
знаете.
- Истинно говорите! Как зимой невозможно без шубы, так в мое время
нельзя без нравственных отступлений.
- Таков был закон жизни?..
- Таков, таков! Я, что ли, его установил? Жил согласно, как все. Таких
людей, хотите, мог бы уличить, так высоко стоящих...
- Все одинаково черненькие, так?
- Кто к власти прикоснулся, те, почитай, все.
- И раз все виновны, значит, никто не виновен. Кажется, это уже
четвертая ваша истина? Только и здесь неувязка, Фаддей Бенедиктович.
Большинство ваших современников доносы ненавидели, взяток не брали, лжи и
угодничества не терпели. Не оттого ли общественное мнение и презирало вас,
что вы воплощали в себе и то, и другое, и третье?
- Боже мой, я-то при чем?! Как свыше предписано было, так я и жил. Если
пастух не туда ведет стадо, то разве ягненок в ответе?
- Но вы-то были сторожевым псом. В уме вам не откажешь, многое хорошо
понимали, только превыше всего была для вас выгода.
- Что ж с того? Лишь праведников не интересует выгода, однако бог
создал людей такими, что праведников среди нас немного. Велика ли тут моя
вина? Соблазнов не избежал, грешен. Сам царь лгал о событиях декабрьского
возмущения, я не святей царя. Доносы были поощряемы - не я, так другой...
Что допускалось, то делал, а чего не допускалось, того не совершал. Кругом
взятки брали, и я брал. Пусть многогрешен! Зато не жил в праздности, как
многие, мысли имел, труд уважал, написал девять томов сочинений. Неужели
эта чаша весов не перевесит? Святой Петр трижды предавал Христа, покаялся
и был возведен в апостолы. Мое же раскаяние не слабей.
- Не видно его что-то, Фаддей Бенедиктович. Ваше раскаяние больше на
оправдание и торговлю похоже.
- Клянусь, в мыслях того не было! - Что-то лихорадочно прорвалось в
словах Булгарина. Он взвинченно озирался. - Чем, чем могу доказать свою
искренность?!
- В Третьем отделении вы, однако, не утруждали себя поисками, - едко
усмехнулся Игорь. - Напомнить?
- Сего мало! - впиваясь взглядом в эту усмешку, вскричал Булгарин. -
Должен со всей душой, по-нашему, по-христиански...
Внезапно он сложился втрое и, прежде чем кто-нибудь осознал смысл его
движения, уже был на коленях.
- Как оплошавшее дите стою перед вами многогрешен!
Все так и застыли, лишь кто-то, подавленно вскрикнув, закрыл лицо
руками. Постыдней и хуже вида упавшего на колени старика, его с дрожью
простертых рук была та поспешная готовность, с которой он это проделал.
Никто не допускал возможности такой развязки от одной лишь видимости
намека на ее желанность. Но намек-то вышел не кажущийся... И во всем этом
была своя страшная логика, ибо за ней стояла многоопытность холопа,
который чутко улавливает окрик и точно знает, когда можно пререкаться, а
когда следует униженно себя растоптать.
Смотреть на это было так омерзительно, думать о своей тут вине так
нестерпимо, что Игорь с белым от ужаса лицом первым метнулся к пульту,
вырвал его из сомлевших рук товарища. Все погасло с коротким,
прозвучавшим, как пистолетный выстрел, щелчком. Исчезла обстановка
девятнадцатого века, исчез и Булгарин. Но и оставшись наедине со своим
временем, все молчали, не смея поднять глаз; как будто рядом еще находился
жуткий призрак.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг