мне томами "Дела Карнеро". Но когда он выпрямился, чтобы встать и сказать
судье: "О да", то оказалось, что это чрезвычайно длинный и худой
джентльмен и что у него в манжетах золотые запонки.
Я готовился к самому худшему: что на меня взвалят все преступления
проклятого Карнеро и какой-нибудь падре Игнациус действительно признает
меня за южноамериканского бандита, не говоря уже о прелестной Мерседес,
получившей от меня пятьдесят пезо.
Но судья и присяжные не были склонны углубляться в историю преступления
Карнеро. Их интересовало убийство доктора Рольса. Поэтому только описание
всего, что было обнаружено дель-Аронзо в доме Рольса, вызвало некоторое
оживление и у присяжных и среди публики.
Председатель лениво позвонил в ручной колокольчик и, слегка выпятив губы,
произнес:
- Тише в ложе печати!
В углу, за небольшой загородкой, сидели двое с блокнотами в руках. Это и
была ложа печати. Один журналист делал в блокноте пометки, а второй с
наслаждением жевал резинку и скрипел стулом на весь зал.
Меня не интересовал Карнеро. Я занялся чисткой ногтей, выражая этим
полнейшее равнодушие к секретарю суда, который быстро читал обвинительный
акт.
- Подсудимый, вы, кажется, оглохли?..-раздался, наконец, голос судьи.
- Нет, господин судья, - ответил я, вставая.
- Признаете себя виновным?
- Простите, господин судья, - произнес я с максимальной вежливостью и
достоинством. - Раньше, чем ответить на ваш вопрос, прошу суд занести в
протокол следующее мое заявление. Меня зовут Самюэль Пингль, родом я из
Эшуорфа. Никогда я не был знаком с покойным доктором Рольсом, никогда не
служил у него. Никаких преступлений в жизни не совершал...
- Отвечайте прямо на мой вопрос, - жестко сказал судья.
- Простите, господин судья, я обeщал вам ответить после окончания моего
заявления, - точно таким же жестким тоном отпарировал я. - Все обвинение
основано лишь на том, что меня принимают за другого. Это ошибка мистера
Грега, который в ходе следствия трудился над собиранием документов,
уличающих какого-то бандита, но не меня, Сэмюэля Пингля, отлично
известного вашему городу...
- То есть как это "известного"? - поморщился судья.-Вы хотите доказать,
что вы Пингль? Пингль, труп которого был выброшен на берег?
Но недаром меня учили в Дижане начаткам юридических наук. О милые учителя
мои, мистер Ауэр и мистер Слоули! Только теперь я понял, что надо учиться
всему и что нет на свете наук, которые когда-нибудь не пригодятся.
- Да, господин судья и господа присяжные! - громко произнес я, выпрямляясь
и эффектно поднимая руку, этим жестом обычно в колледже мистер Слоули
сопровождал цитаты из речей Цицерона.-Я торжественно заявляю, что я именно
тот Сэмюэль Пингль, который дебютировал в здешнем "Колоссэуме" в роли...
Тут последовала пауза, которую рекомендовал делать в колледже мистер Ауэр
"перед всяким словесным ударом". Я видел разинутые рты, иронические
полуусмешки и прищуренные глаза окружающих. Надо было не передерживать
паузу и ударять.
- ... в роли "Человека легче воздуха"!
На местах для публики все всколыхнулось. Стул под журналистом оглушительно
треснул. Судья неистово потряс колокольчиком.
- Объявляю перерыв!-наконец выкрикнул он, стараясь быть услышанным.
Суд удалился на совещание. К скамье, на которой я сидел, приблизился
благообразный джентльмен и произнес:
- Судья разрешил мне переговорить с вами. Вы слишком молоды, чтобЫ
спихнуть с себя такой ворох обвинений. Если вы хотите жить, то я помогу
вам. Я юрист Годвин и буду защищать вас бесплатно. Подпишите доверенность.
По тому почтению, с которым смотрели на мистера Годвина окружающие, я
понял, что мне не стоит отказываться, и подписал клочок бумаги. Годвин
ушел.
Он вернулся через пять минут и уселся впереди меня за стол, как раз
напротив прокурора. По бокам его сели два других джентльмена. Они стали
выгружать из портфелей справочники, сборники законов, тетради, блокноты,
письменные принадлежности, и скоро на столе у них стало так же тесно, как
на столе у прокурора.
Годвин обернулся ко мне.
- Я внимательно слушал весь обвинительный акт и обвинительное заключение.
Тут, несомненно, роковое недоразумение, и, думаю, не только в отношении
вас. Когда вы сделали заявление суду, я почувствовал себя убежденным.
Теперь надо убедить присяжных. Это мы с коллегами сейчас сделаем. Вам не
надо тратить своего красноречия, отвечайте судье односложно. Если я
поправлю себе волосы на голове правой рукой, говорите "да", если левой -
настаивайте на "нет". Мы сейчас устроим небольшой турнир. Мужайтесь,
Пингль. Суд немножко отдохнул, выпил содовой и идет...
Никогда не забуду я выступления моего защитника, когда он получил слово
для обоснования моего заявления. О, у него был опыт, у этого Годвина! Он
вышел на середину зала перед судейским столом с видом человека, которого
заставляют переставить Эверест на другое место. Начал он тихим, усталым
голосом:
- В жизни бывают ситуации, которые...
Наступила такая тишина, что слышно было, как позвякивали брелоки на
часовой цепочке Годвина, как бы аккомпанируя ему. А в ложе печати уже было
полным-полно. Журналисты писали, не отрываясь от блокнотов. Где-то щелкали
фотоаппараты. А Годвин входил во вкус защиты.
Он не был скуп на жесты и умел делать паузы, как будто играл на каком-то
очень громоздком многострунном инструменте. Полы его сюртука развевались,
когда он обращался за сочувствием к публике, делая легкий полуоборот.
Крупные капли пота выступили на его лице, глаза блестели. Он делал
непостижимо легкий профессиональный жест рукой, и один из его помощников
моментально подавал ему раскрытый справочник. Годвин ловил книгу почти на
лету, прочитывал статьи законов, с шумом бросал справочник на стол и
говорил, постепеннo повышая голос. Теперь он гремел, как труба архангела:
- Необходимо сразу решить, кто он...
Правая рука Годвина дотронулась до виска. Я сидел зачарованный, слушая и
убеждаясь с каждым словом защитника, что самое невинное существо на земном
шаре это Сэм Пингль.
- Да, необходимо суду сейчас же постановить...- ораторствовал Годвин,
вцепляясь в свои мокрые кудри правой рукой и обжигая меня молниеносным
разъяренным взглядом.
- Да! Да! - закричал я изо всей силы, вспомнив наставление защитника.
Так я выступил в качестве аккомпаниатора на ударных этому великолепному
певцу Фемиды.
Годвин говорил больше двух часов. Он имел на это право по законам штата, в
котором меня судили.
- Требую от суда проверить утверждение моего подзащитного, что он не кто
иной, как тот самый Самюэль Пингль, который два года назад выступал в
нашем "Колоссэуме",-заканчивал Годвин при нарастающем возбуждении всего
зала. - Припомните, леди и джентльмены!
Никто в мире не мог проделать смертельного номера, кроме этого юноши
"легче воздуха", который был единственный раз подброшен памятной нам всем
чудовищной катапультой. После него несколько человек пытались повторить
номер, но оказались, к сожалению, тяжелее воздуха... И вот блестящий
чемпион фигурного прыжка мистер Пингль опять перед вами. Над ним тяготеет
ужаснейшее обвинение - в убийстве. Кровь убитого вопиет к небу об
отмщении. Кстати, труп Рольса не найден... Но здесь раздается вопль
невинного. Этот юноша невиновен...
- Нет! нет! - чуть не зарыдал я, так как теперь левая рука Годвина рвала
волосы на его голове.
- Пингль требует только одного - возможности доказать, что он Пингль.
Годвин заложил правую руку за борт сюртука и отчетливо произнес, чеканя
слова, как новенькие гинеи:
- Прошу об удовлетворении просьбы.
Он упал на свое место в совершенном изнеможении. Я отчетливо видел, как от
его головы шел пар. Мною овладело безумное желание поцеловать защитника,
но звонок судьи помешал этому.
- Исходя из того, что решающим...
Так начал судья, и мне казалось, что он не говорит, а что-то жует. Слова
причудливо сплетались в тончайшие узоры, то ехидно высмеивая Годвина, то
касаясь судьбы юноши, отданного в руки правосудия. Этот судья был тоже
хитрецом и стилистом. Голос его начинал приобретать густоту и окраску.
Слушая его, я то возносился на вершины надежд, то низвергался в бездны
отчаяния. И вот когда мелодия в голосе судьи уже звучала трагически, он
внезапно снизил тон:
- Постановляю: предоставить обвиняемому возможность доказать свою
личность, проделав перед судом смертельный номер цирковой программы.
II
Заседания суда по моему делу были прерваны на десять дней. В течение
этого срока я должен был подготовиться к выступлению.
Жизнь моя в тюрьме с того момента, как меня привезли из суда. изменилась
как по волшебству.
- Ого, ты не простая птичка,-сказал Джиге, входя за мной в камеру и
захлопывая дверь. - Как вы с Годвином обработали судью... Восхитительно!
Ты, конечно, проголодался? Я распорядился подать тебе обед сюда. Повар
смотрителя недурно делает паштеты. Закажи, кстати, что-нибудь и на ужин...
- Милый Джиге, вы издеваетесь, - горько усмехнулся я.
Тот почти обиделся.
- Над артистом? Над чемпионом? Это не в моем характере. У меня два сына -
оба спортсмены. Они бредили "Человеком легче воздуха", когда вернулись с
твоего дебюта в "Колоссэуме". И неужели, дружище, жизнь не научила тебя не
удивляться?
Принесли роскошный обед. Я проглотил его, как иигшу глотает мышонка.
Джиге критически оглядывал камеру.
- Рядом освободилось прекрасное помещение. В нем полгода прожил один очень
остроумный парень, оправдавшийся перед судом, хотя его накрыли за
расплавкой сейфа в кладовой банка. -Надеюсь, что пребывание в его камере
принесет тебе окончательное счастье...
После обеда я перешел в соседнюю камеру. Там стояла прекрасная мебель,
мягкая постель, мраморный умывальник. Недоставало только картин в золотых
багетах.
- Ущипните меня за нос. Джиге, чтобы я проснулся, - попросил я, с
наслаждением располагаясь в мягком кресле.-Что произошло, Джиге?
Надзиратель приятно улыбался.
- Сенсация произошла, друг. Везет вашему брату. Теперь все газеты только и
будут писать о тебе. Ха, "Человек легче воздуха"! Ты будешь принимать
посетителей?
- Мистера Годвина?
- Адвокаты не в счет. А репортеры? Журналисты? Сочинители забавных
историй? Фотографы? Кинохроникеры? Не давай им снимать тебя бесплатно.
Закутай лицо полотенцем. Тогда они скоро раскошелятся...
Можно было бы посмеяться над этими советами Джигса, но дело предстояло
серьезное. В том, что мое заявление действительно произвело сенсацию, я не
сомневался. Но через десять дней я должен был лечь в катапульту. Вот что
меня ужасало.
Вскоре явился Годвин вместе с двумя джентльменами.
- Ну и хорошенькую же кашу ты заварил, Пингль! растопырил руки один из
них, лишь только вошел в камеру. Это был директор "Колоссэума". Он долго
не мог успокоиться. - Ах, какие ты убытки причинил мне, когда сорвал свои
гастроли! Но я говорил: "Он вернется".
- А это доктор Вилсон, - представил мие Годвин другого джентльмена,
серьезного сухого человека, затянутого в сюртук. - И не будем терять
драгоценного времени. Господа, дело вот какого рода. Для нас нет никакого
сомнения, что мистер Пингль есть мистер Пингль. Верно и то, что он
проделал в свое время знаменитый прыжок. Теперь он должен повторить его
перед судом...
- Должен,-вздохнул я, сознавая, что заварил кашу.
- Катапульта цела как будто, господин директор? - спросил Годвин.
- В полной исправности, - наклонил голову директор.
- А мистер Клипс? - воскликнул я.
Директор потупил глаза.
- Пока не спрашивайте о нем, Пингль. Есть обстоятельства, мешающие...
Годвин замахал на директора руками,
- Не касайтесь деталей. Необходимо проверить, находится ли Пингль в
форме... Ваша катапульта какую допускает перегрузку?
- Не более полуфунта. Даже меньше...
Годвин в волнении забегал по камере, потирая руки.
- Вот видите... Надо, чтобы вес "Человека легче воздуха" соответствовал
силе пружины катапульты. Осмотрите парня, Вилсон. Раздевайтесь, Пингль...
Мне пришлось раздеться. Все трое осмотрели меня с ног до головы, пощупали
мускулы на руках и на ногах. Доктор измерил меня лентой вдоль и поперек,
что-то пошептал, высчитывая в уме, и подвел научный итог:
- Парень не дотягивает шести фунтов в весе...
- Тогда катапульта забросит его на галерку, - задумчиво произнес директор.
- Придется менять пружину...
- Мы откормим его, - сказал доктор важно. - Диета по моему способу.
Сладости, белки, немного жиров. Массаж всего тела два раза в день.
Постоянный контроль веса. Упражнения на турнике...
- _ Я уже предвидел это и распорядился, - заявил директор.
- Тогда я спокоен, - широко улыбнулся Годвин. - Надо приступать к
тренировке сейчас же...
"Деньги делают все дела", - говорит индусская поcловица. Деньги директора
превратили мою камеру в удивительное сочетание санатория с тренировочным
залом. Арестанты в полосатых куртках принесли сюда точные весы и
установили турник. Облаченный в тепленькую пижаму, я усиленно питался и
занимался собственным взвешиванием. Потом меня массировали; я отдыхал, по
расписанию проделывал упражнения и с удовольствием отмечал, как нарастали
и крепли мои мускулы. Годвин, директор и доктор Вилсон навещали меня
ежедневно.
А там, за стенами тюрьмы, плескалось житейское море, и только глухой
отрывочный шум его доносился до моего слуха. Восторженные почитатели
цирковых трюков присылали мне цветы. Камера становилась похожей на
оранжерею. На мое имя приходили письма и телеграммы, но Джиге имел твердую
инструкцию не тревожить меня корреспонденцией, да я и не имел времени
читать ее. Только раз массажист случайно забыл у меня газету, и я прочитал
о себе.
Редакция передавала как достоверное, что известный миллиардер Хопхар два
года назад купил у дирекции "Колоссэума" всю аппаратуру смертельного
номера "Человек легче воздуха" и несколько раз вызывал желающих повторить
мой прыжок. Но девять смельчаков один за другим разбивались насмерть,
потому что попадали головой в землю, мимо бака. Миллиардеру же, страстному
любителю рискованных видов спорта, очень нравилась такая занимательная
игрушка. Он ищет десятого. Но вот уже год, как на всем земном шаре не
находится человека, решающегося быть подброшенным катапультой. Конечно,
мистер Хопхар ни на секунду не сомневается, что подсудимый совсем не тот
чемпион, который когда-то ухитрился попасть именно в бак. Но мистер
'Хопхар сейчас в восторге, что наконец-то находится десятый смельчак.
Мистер Хопхар внес десять тысяч долларов в общество "Эквитебль", страхуя
жизнь смельчака. Мистер Хопхар не стесняется в средствах. Он принял на
себя все расходы по заседанию суда в цирке "Колоссэум" и сам будет
нажимать кнопку катапульты, которая подбросит именующего себя Пинглем
перед судьей и присяжными на сто двадцать три с третью фута вверх.
Сообщалось, что роковой бак будет наполнен раствором морской соли,
изготовленным в лаборатории химической компании "Горвард Лимитед" по
специальному заказу, и что удельный вес соляного раствора 1,71 при
температуре сорок пять градусов по Фаренгейту.
III
На одиннадцатый день заседание по делу об убийстве Рольса открылось,
согласно постановлению суда, в помещении цирка "Колоссэум".
Суд расположился на краю арены, которая была ему предоставлена Хопхаром.
Но миллиардер, снявший на этот день цирк у директора, вовсе не хотел
тратить деньги понапрасну, только из любви к смертоубийственной игрушке.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг