торговца краденым, Оболенский, не сумев вытрясти из Ходжи последние деньги,
вскочил на Рабиновича и пустился вскачь через базар. Вернулся вскоре с целым
мешком всякого добра за плечами. Не размениваясь на мелочи, он по ходу
верхового маршрута украл: кувшин вина, две пиалы, новый пояс, тюбетейку
узбекскую, черную папаху, две горсти урюка, железный шкворень, половину
сдобной лепешки и не очень новый халат. Все это Лев от души выложил перед
настрадавшимся башмачником, и тот, после принятия наполненной до краев
пиалы, сбивчиво и плача кое-как поведал сочувствующим свою печальную
историю...
- Клянусь Аллахом, я был жестоко наказан за свою гордыню, и лукавый
шайтан послал мне навстречу самое страшное испытание, коему только
подвергается мужчина, - искушение вожделением.
- Женщина. Все беды от них... - чуть слышно прокомментировал Ходжа.
- Соболезную, - так же тихо кивнул Лев, - сам горел на бабах.
- Мне удалось найти не особо щепетильных караванщиков из кочевых
арабских племен. Они охотно купили почти все и дали хорошую цену. У меня на
руках было целых двенадцать динаров... - всхлипывая, продолжал Ахмед. - Но
я... о проклятая глупость и жадность! Я возжелал оставить себе парчовый
пояс благородного господина Шехмета! Он так шел к моему старому халату. Я
только подумал, что вы не будете против, а тут мимо меня вдоль улицы
проходит она...
- Она? - переспросил Оболенский.
- Ну не он же! Вах, ведь речь шла о женщине... - раздраженно напомнил
домулло.
- Она была чудом из чудес, друзья мои! Ее лицо, как и положено
достойной мусульманке, чтящей законы ислама, было скрыто чадрой. Но стан,
схожий с кипарисом!... Но руки, нежнее озерных лилий!... Но маленькая ножка
в парчовом узорчатом башмачке!... Но индийский аромат ее благовоний...
- И ты был к ней так близок, что уловил аромат? - не поверил Насреддин.
- Видимо, это были те еще благовония! - сделав акцент на второй букве
"о", подковырнул Левушка.
Ахмед укоризненно взглянул на одного и второго, дождался, пока им
станет стыдно, и вновь вернулся к печальному рассказу:
- Наверняка прекрасная госпожа, пленившая мое сердце, шла с базара, где
делала необходимые покупки. Я бы и не дерзнул преследовать ее своим
вниманием, но шедшая позади старуха приблизилась ко мне и шепотом сказала:
"Благовоспитанный муж, судя по твоему богатому поясу, ты человек, имеющий
средства. Если тебе понравилась моя госпожа - смело следуй за нами, но
держись поодаль. Я буду поручительницей твоего счастья, если ты будешь щедр
к старой женщине". Мы долго шли, и вот наконец моя высокородная пэри вошла в
один дом, а старуха поманила меня пальцем: "Есть ли у тебя золотой динар,
чтобы я подкупила раба, сторожащего дверь? Не будь скуп, моя госпожа -
богатая вдова, и если ты понравишься ей в постели, то все вернешь
сторицей..."
- И ты дал ей монету?! О неразумное дитя...
- Ни фига себе дитя?! - искренне возмутился Лев. - Да он меня лет на
восемь старше, лох великовозрастный!
- Я... я... решил, что из двенадцати динаров четыре уж точно мои, и
отдал один. А эта старая карга, чтоб шайтан изъязвил ее лживый язык
чирьями, увидела все деньги и ласково повела меня внутрь дома. Мы прошли в
богато убранную комнату, где старуха оставила меня, а вскоре туда пришла
та, о ком "вздыхают в зависти цветы - им не дано подобной красоты...". Ее
лицо все еще было сокрыто от моих глаз, и села она напротив, и говорила со
мной нежно, и угощала фруктами, и вскоре ушла, ибо не в силах была
сдерживать страсть, пронзившую ее, подобно дамасскому кинжалу!
- Елы-палы, вот так сама и сказала? Я фигею...
- Лева-джан, не перебивай, очень поучительная история... - заступился
за башмачника Насреддин, хотя оба уже отлично понимали, к чему идет дело.
Далее расписывать смысла нет, все сводилось к банальному охмурению
клиента. Старуха с девицей явно работали в паре. Убедив "вожделеющего мужа"
в том, что цель близка, из него выудили еще два динара на вино и покрывала,
после чего отправили на омовение перед актом. Пока парень наскоро обливался
ледяной водой из медного кумгана, бабуля успешно стырила все его вещи,
включая завязанные в платочек динары. Ахмед узрел удирающих сообщниц через
окошечко - они были уже на улице, благополучно скрываясь в толпе. Покуда
бедняга искал, чем прикрыться, покуда выбежал из дому... Короче, ту девицу
он так и не нашел, но был жестоко поколочен купцом, чью жену он принял за
беглянку и пытался заглянуть ей под чадру. Избитый, ограбленный, униженный
башмачник в конце концов сдался и побрел домой, но у небольшой лавки
цирюльника вдруг нос к носу столкнулся с той самой старухой! Первоначально
он ее едва не задушил... потом все же овладел собой, дал старой ведьме
возможность высказаться, и она не стала отпираться. Наоборот, призналась во
всем и "честно" сказала, что ее госпожа с деньгами прячется у цирюльника, и
если "великодушный муж" пощадит их и не станет устраивать скандала, то она
сию же минуту все ему вынесет. Так как из лавки был всего один выход,
лопоухий Ахмед позволил обманщице войти к цирюльнику. Через минуту оттуда
выскочил главный мастер с двумя рослыми учениками, башмачника сгребли в
охапку, занесли внутрь и, невзирая на вопли протеста, клещами удалили два
совершенно здоровых зуба! Старушка исчезла бесследно... Как оказалось, она
заплатила "за избавление своего безумного племянника от дикой зубной боли",
а цирюльники в те времена осуществляли и функции стоматолога. Теперь
представьте себе, в каком состоянии несчастный Ахмед добрался до своего
дома... Не надо хихикать, это не смешно. На самом деле это был вызов! Вызов
великому и неповторимому Багдадскому вору! Лев постарался сделать серьезное
лицо...
* * *
Две обиженные мыши - бьют баки слону!
Хитовый аттракцион индийского цирка.
Когда кое-как отпоенный вином, отревевшийся и выговорившийся башмачник
наконец-то уснул, друзья сели за обсуждение планов военных действий. Или
попросту - святого возмездия двум профессиональным преступницам
неприкасаемо-слабого пола. Как оказалось, Ходжа Насреддин даже знал обеих.
Конечно, не имел чести быть знакомым лично, но, так сказать, премного
наслышан...
- Эту старую обманщицу зовут Далила-хитрица. Она известна всему Багдаду
своими проделками, но мало кто знает ее в лицо. У нее сотни обличий и тысячи
уловок, она не стыдится надевать мужское платье и лжет так же легко, как мы
дышим. Ее покойный муж разводил почтовых голубей для эмира, после его смерти
старуха возжелала получить его должность и жалованье. Но закон запрещает
женщине самой добиваться встречи с эмиром, и она решила привлечь внимание
всех, облеченных властью, обманывая самых уважаемых людей. Злобная ведьма
сладкими речами околдовывала простодушных мусульман, и те отдавали ей свои
одежды, золотые украшения, деньги, скот, даже дома!
- Бодрая бабулька... - уважительно признал Оболенский, в свете
сегодняшних событий он не был расположен к шуткам и слушал очень
внимательно, жалея лишь о невозможности законспектировать сведения о
потенциальном противнике. - Слушай, а вот та, вторая, за которой,
собственно, и побежал наш простофиля, она кто?
- Она ее дочь.
- Значит, работают на семейном подряде...
- Это младшая дочь, ее зовут Зейнаб-мошенница. Старшая давно замужем за
уважаемым купцом и ведет достойный образ жизни. А вот Зейнаб никто не хотел
сватать, и она вбила себе в голову заполучить в мужья двоюродного племянника
самого Шехмета. Юноша еще молод, но уже имеет собственные казармы и отряд в
двадцать молодцов, его имя Али Каирская ртуть.
- Хм, не уверен, но вроде бы я слышал что-то подобное от дедушки
Хайяма... Так что, этих аферисток никак не могут взять с поличным?
- О, избави тебя Аллах от такой наивности... Они обе уже добились
своего: старуха получает жалованье в тысячу динаров от самого эмира, а ее
дочь на следующей неделе входит третьей женой в дом шехметовского
племянника.
- Не улавливаю железной логики, а зачем же тогда они так нагрели нашего
Ахмеда?
- Да от скуки... - пожал плечами Насреддин. - Для них эти жалкие
двенадцать динаров ничего не стоят, но зло и обман настолько завладели их
сердцами, что они и дня не проживут, не обидев кого-нибудь в Багдаде. Люди
жалуются, но, увы...
- Блин, а куда же смотрит городская стража?
- Они не пойдут против будущих родственников племянника их начальства.
- А сам Шехмет?
- Он имеет свою долю с любой проделки бесстыдниц.
- А эмир?!
- За порядок в городе отвечает Шехмет, если он докладывает, что все
хорошо, - эмира это устраивает.
- Да-а, до чего, сволочи, страну довели... - привычно заворчал Лев, но
призадумался. Как высококлассный вор, он не имел себе равных, но воровство и
мошенничество - вещи несколько разные. Он уже слегка "боднул" высокородного
господина Шехмета, а значит, даже при полном изобличении мамы и дочки
рассчитывать на передачу обеих в руки закона не приходится. Любой суд
пристрастно оправдает преступниц, а на скамью подсудимых посадят именно Льва
с Ходжой. Но и оставлять безнаказанным такой наезд на их общего друга было
бы просто не по-товарищески... Вывод напрашивался один - надо так насолить
Далиле-хитрице, чтоб она на пару с Зейнаб-мошенницей с позором, раз и
навсегда покинула Багдад! Как это сделать? Толковых предложений не было, но
Оболенскому почему-то казалось, что нечто подходящее по сюжету он уже где-то
видел, читал, слышал... А вот где, не помнил абсолютно. Хотя оно и к лучшему
- импровизация куда безопаснее, чем тысячу раз выверенный план!
Думаю, что данное повествование тоже стоит как-то озаглавить. Для моего
друга это было первое, по-настоящему серьезное, испытание, и впоследствии он
всегда говорил, что его воровской талант получил признание именно с этой
истории. Итак, попробуем, к примеру, вот такое название: "Сказ о Багдадском
воре - Льве Оболенском, Далиле-хитрице, ее дочери Зейнаб-мошеннице и женихе
ее Али Каирской ртути".
Меня, кстати, сразу заинтересовало столь оригинальное прозвище.
Оказалось, что сам Али родом из Каира, где за свою, еще подростковую, жизнь
прославился грязными хулиганскими выходками. Однако, несмотря на
многочисленные улики, успешно ускользал от наказания, подобно ртути.
Отсюда и образовалась столь своеобразная кликуха... Я, собственно, упомянул
о нем лишь потому, что в то памятное для Багдада утро именно он и послужил
нашим героям первым козлом отпущения.
...Говорят, что племянник благородного главы городской стражи вставал
поздно. Где-то часам к двенадцати дня он соизволил распахнуть сонные вежды и
выглянуть в окно. Видите ли, шум, доносившийся с улицы, его и разбудил, а
причина шума отнюдь не казалась тривиальной. Толпа народа плотно окружала
двух потрепанных судьбой дервишей, бродячих монахов, отдавших свои тела и
души всемилостивейшему Аллаху. Один, высокий, как сосна, и грязный, как
уличный кот, молча делал руками непонятные пассы. Второй, пониже ростом и с
заметным брюшком, растолковывал эти жесты правоверным. Горожане то
почтительно замолкали, слушая, то возбужденно галдели на все голоса, яростно
обсуждая услышанное.
- Кто эти уроды? - высокомерно поинтересовался Али Каирская ртуть.
Чернокожий раб, подающий хозяину халат, склонился в подобострастном поклоне:
- Это святые люди из земель далекого Магриба. Аллах одарил их
пророческим даром, и они предсказывают судьбу.
- В нашем городе хватает лжецов и глупцов. Прикажи им убираться, я не
потерплю, чтобы под моими окнами торговали дешевыми выдумками!
- Как будет угодно моему господину! - Раб давно знал, что с хозяином не
стоит спорить даже в мелочах, но на этот раз почему-то позволил ма-а-ленькую
вольность. - Только дервиши ни с кого не берут никакой платы. Они исполняют
обет и несут в мир волю Аллаха.
- Неужели?
- Да отсохнет мой язык! Я смотрю на них уже больше часа, и за все это
время они не взяли даже самой мелкой монетки. И никому не отказали в
ответе на самое сокровенное...
- Ах, вот как? - Господин Али изобразил легкую заинтересованность,
позволил рабу одеть себя и, жестом отпуская несчастного, повелел: - Спустись
вниз и приведи этих святых людей сюда, я изволю говорить с ними. А потом иди
в мои казармы и скажи, что я велел дать тебе двадцать пять палок по пяткам -
за слишком болтливый язык.
- Да продлит Аллах годы моего мягкосердечного повелителя! - Раб
постарался ретироваться поскорее, дабы не нарваться на лишние
неприятности. Свое дело он сделал, честно заработав два динара. Теперь
наступала очередь дервишей...
* * *
Курсы актерского мастерства для
профессиональных дервишей.
С последующим трудоустройством
Тот, что высокий, вел себя высокомерно и нагло. Казалось, благодать
Аллаха, с лихвой осенившая его высокое чело, ничуть не добавила смирения и
приличествующей истинному мусульманину кротости по отношению к тем, кого
судьба поставила выше. Голубоглазый дервиш пренебрежительно оглядел покои
молодого господина, бесцеремонно сгреб горсть урюка прямо с блюда на столике
и царственно расхаживал туда-сюда по комнате, неторопливо бросая в рот одну
урючину за другой. В его упругой походке чувствовалось врожденное величие, и
опытный в таких делах Али решил, что раньше этот монах был знатным визирем.
А вот второй, тот, что пониже, с проникновенным лицом и
неподражаемо-честными глазами, знал этикет, поэтому говорил много, но по
существу и с требуемым подобострастием...
- Да будет Аллах, всемилостивейший и всемогущий, благосклонен к твоему
дому и наполнит его золотом так же, как душу твою радостью и весельем! Чем
могут бедные дервиши служить тому, чье имя гремит от Каира до Багдада?
- Кто вы?
Голубоглазый удивленно вскинул брови, вопросительно глянул на товарища,
кивнул в сторону юноши и покрутил пальцем у виска. Говорливый дервиш
укоризненно поцокал языком и поспешил объясниться:
- Мы два сводных брата. Всю жизнь провели в пустыне, направив бренные
помыслы к величию Аллаха, и он снизошел до нас. После семнадцати лет
бессонных молитв нам был ниспослан дар предвидения. Мой бедный брат нем от
рождения, но Аллах даровал ему свои милости. Теперь он показывает, какие
беды ожидают того или иного человека на его жизненном пути, а я,
недостойный, облекаю его жесты в слова, понятные слуху правоверных.
- Если это окажется ложью, вы оба будете сварены в котле с кипящим
маслом! - на всякий случай поугрожал шехметовский племянник, от
любопытства пощипывая себя за первые усики над верхней губой. Дервиши
незаметно переглянулись: молодой господин заглотил наживку, оставалось
красиво подсечь, и он на крючке!
- Все в руках Аллаха, да не оставит он нас, презренных, и не бросит
души наши в пасть иблиса... Чтоб его задница дала поперечную трещину! -
значимо заключил второй бродяга, почти дословно истолковывая выразительную
жестикуляцию первого.
- Аллах велик, - признал Али Каирский. - Итак, что он говорит устами
твоего немого брата о моей скромной персоне?
Первый дервиш, тот, что с царственной осанкой, понял намек и начал свое
выступление с традиционного русского поклона в пояс. Далее пошла пантомима
или, если хотите, театр одного актера. Синхронный перевод второго монотонно
прокручивался в ушах молодого эгоиста, который во все глаза смотрел на
разыгрывавшееся перед ним представление. Ей-богу, стоило посмотреть уже на
то, какими жестами немой иллюстрировал классическую фразу: "Велик Аллах на
небесах, и чудесны деяния его!" Описывать все шоу не имеет смысла, поэтому
коснемся только наиболее значимых моментов.
- ...И тогда я сказал себе: не может быть! Избранница такого
благородного юноши не может так низко пасть... (От звука рухнувшего плашмя
тела задрожали фарфоровые пиалы!) Она чиста, как первый снег, и неприступна,
как вершина минарета! Но Аллах, всемилостивейший и... и... (демонстрация
бицепсов в двух положениях!) и всемогущий, видит насквозь любое семя греха,
свившее гнездо в печени правоверного мусульманина. Он говорит: не верь! Не
верь невинным глазкам, пухлым губкам, мясистым тить... уп! В общем, женская
красота коварна-а-а... Эй, я уже сказал, что коварна! (Почти двухминутная
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг