- Мировую катастрофу? - спросил Тоффель. - Не думаю. Как я уже сказал,
атомы расщепляют теперь чуть ли не ежедневно. И ничего, мир целехонек.
Подобные опасения мне приходилось слышать не раз. Полагаю, что они
неосновательны.
- Ваше мнение, профессор Рейнберг?
Низенький, опрятный старичок - бородка клинышком, длинные седые усы -
легко приподнялся, круто повернулся к Тоффелю, потом к председателю и
горохом рассыпал слова:
- Прежде всего я должен отметить одно печальное недоразумение. Здесь
говорилось о добывании внутренней энергии при расщеплении атомного ядра.
Когда о подобных вещах пишут романисты-фантасты, это еще допустимо, но когда
с идеей добычи неисчерпаемой внутриатомной энергии выступает ученый, я, как
энергетик, протестую. Это чрезвычайно глубокая, печальная и даже пагубная
ошибка. При расщеплении атомного ядра никакой внутренней энергии мы не будем
иметь, пока существует и не опровергнут второй закон термодинамики.
Да и не к этому стремился Хургес, насколько я понимаю. Его интересовало
самое расщепление атомных ядер, а не энергия. Он подходил к вопросу как
физик, химик, а не как энергетик. И в этом свете "пушка" Хургеса -
величайшее изобретение, если только это не миф. Но это уж пусть определят
химики.
Рейнберг быстро сел и глотнул чаю.
- А искать следует? - спросил его председатель.
- Если намереваетесь добывать из атома энергию, то нет нужды лезть под
воду. Химер и на земле достаточно, - ответил Рейнберг с места и одним духом
допил остывший чай.
- Ваше слово, профессор Багорский.
Богатырски сложенный мужчина с сивыми усами и молодыми глазами встал
не торопясь, оперся руками о стол и начал:
- Я, как и все мы, располагаю очень скудными материалами для того,
чтобы судить об открытии Хургеса по существу. Но и того, что есть, с чем мне
удалось ознакомиться, достаточно, чтобы сделать вывод, что вопрос
заслуживает серьезнейшего внимания. Я согласен с Петром Ивановичем
Рейнбергом: энергетика здесь ни при чем. - Рейнберг победоносно взглянул на
Тоффеля. - Однако от этого вопрос не становится менее важным, - продолжал
Багорский. - Товарищ Азорес пересказал мне все, что слышал от Кара, и у меня
осталось такое впечатление: если этот человек и может ошибаться, как и все,
то он не склонен заведомо вводить в обман других. А то, что он рассказал об
опытах погибшего изобретателя, - это нечто необычайное. Если "пушка" Хургеса
способна вышибать при ничтожных расходах энергии заданное количество
электронов из атомного ядра, то это действительно эпохальное изобретение.
Вот здесь Петр Иванович вспомнил фантастов и романистов. Если бы я
принадлежал к ним, я мог бы изобразить вам чудесные перспективы. Но я не
фантаст и не романист. Значение проблемы разложения атомного ядра вы знаете
и сами. И я могу сказать вам только одно: если нам удастся достать со дна
океана ключи к изобретению Хургеса и если оно оправдает только десятую часть
наших надежд, то и в этом случае расходы на поиски запрятанного сокровища
окупятся сотни и тысячи раз.
Председатель обратился к председателю ЭПРОНа инженеру Кириллову.
- Ваше мнение?..
Кириллов, здоровый, загорелый мужчина средних лет, в морской тужурке,
поднялся и не спеша начал:
- Нам все еще точно неизвестно место, где затонул "Левиафан", и
абсолютно неизвестна глубина. Все дело зависит в конце концов от глубины.
ЭПРОН до сих пор работал на глубинах примерно двадцать-тридцать сажен.
- Товарищ Кириллов, - приостановил его председатель, - большинство
собравшихся здесь - люди сухопутные, привыкли считать на метры.
- Морская сажень равняется шести футам, или одному и восьмидесяти шести
сотым метра, - пояснил Кириллов. - Ну что ж, буду переводить на метры. Так
вот, мы работаем на глубинах пятидесяти-шестидесяти метров и выше, конечно.
- Не глубже?
- Глубина в сто метров для водолаза в обычном водолазном костюме
считается уже рекордной. В американских жестких костюмах можно опускаться на
двести, даже на триста метров. Это пока что граница для водолазов.
Опускаться на глубину семьсот пятьдесят - тысячу метров можно только в
особой стальной гондоле, способной выдержать огромное давление. К сожалению,
в подобной гондоле можно лишь наблюдать подводную жизнь, фотографировать - и
только. Нам же необходимо действовать под водой - поднять затонувший корабль
или, в случае необходимости, отыскать на нем "сокровище" Хургеса. Выходит,
дело сводится к тому, насколько глубоко лежит "Левиафан". Вы знаете, что в
океанах есть глубины в десять тысяч метров. А современная граница опускания
- немногим более тысячи метров.
- Стратосферу, оказывается, легче завоевать, чем гидросферу, -
заключил, усмехаясь, председатель.
- Да, подняться над землей на двадцать пять - тридцать километров
легче, нежели спуститься в океан на два-три километра. Ужасающее давление
воды хранит тайны морских сверхглубин. Я даже сомневаюсь, смогут ли и в
будущем люди спускаться в глубочайшие места океана...
- Даже в гондоле?
- Даже в гондоле, и лишь для того, чтобы наблюдать. Гондола с людьми
должна быть привязана к тросу или цепи, чтобы ее можно было вытащить из
воды. Но никакой трос длиной в десять километров не выдержит собственного
веса. Это уж... я не знаю... трос пришлось бы делать в виде конуса с
огромным диаметром в основании. Я уже не говорю о том, что с корабля
невозможно поднять такую тяжесть, да и краны такие невозможно соорудить.
- А если спустить стальной шар без людей, но с аппаратами, которые
передавали бы на землю изображения глубоководного мира? - заинтересовался
экономист.
Кириллов усмехнулся.
- Вы предлагаете мне вопросы, выходящие за границы водолазной практики.
Это, если хотите, уже область почти фантастики. Но полагаю, что и с таким
шаром ничего не получится.
- Стальной шар со стенками колоссальной толщины, - не успокаивался
экономист.
- А стекло? - спросил Кириллов. - Все-таки ваш шар должен иметь окна,
сквозь которые можно было бы прожектором осветить морское дно для работы
телевизора. Мне кажется, что даже кварцевое стекло не выдержит давления.
Кроме того, не забывайте, что такой шар не будет иметь никаких проводов.
Видимо, в нем самом надо иметь электростанцию или аккумуляторы достаточной
силы и радиостанцию. Однако и это еще не все. Как передать изображение без
проводов? Радиолучи будут поглощаться десятикилометровой толщей воды. Нет,
то, что расположено на глубине десяти километров, для нас полностью
недоступно.
- К счастью, "Левиафан" затонул не в Тихом, а в Атлантическом океане,
более "мелководном". Правда, и в Атлантическом есть "провалы" глубиной в
несколько километров, но имеется немало и доступных для нас глубин. Есть и
подводные горные хребты, вершины которых лежат сравнительно близко к
поверхности океана, а кое-где эти горные вершины поднимаются над
поверхностью океана, создавая всем известные острова, например группу
Азорских, Канарских островов.
В связи с этим общий план экспедиции я представляю так. В сигналах
бедствия, рассылавшихся "Левиафаном" накануне гибели, означены долгота и
широта. Это место, насколько мне известно, представляет собой достаточно
приподнятое подводное плато с чрезвычайно изрезанным рельефом. Имеются и
глубокие пропасти и высокие горы. На общих картах все это обозначено,
естественно, лишь приблизительно. Мы еще не располагаем столь достоверными
картами, на которых рельеф каждого квадратного километра Атлантики был бы
изображен точно. Мы отплываем к месту гибели "Левиафана" и старательно
измеряем лотлинем глубины. Если они достигают нескольких километров, то, как
это ни печально, нам придется отступить. Подобные глубины превышают
современные технические возможности ЭПРОНа. Иное дело, если
научно-исследовательские учреждения помогут нам и дадут техническое
оснащение для завоевания подобных глубин. В любом случае эта
рекогносцировочная экспедиция будет стоить недорого.
- А если глубина будет подходящей? - спросил председатель.
- Тогда мы приступим ко второй стадии работы - поискам затонувшего
парохода. Здесь на сцену выступают водолазы. Если же "Левиафан" будет
найден, в дальнейшем мы работаем по вашим заданиям: ищем "сокровище" на
пароходе, под водой, или поднимем его на поверхность, что, однако, обойдется
уже не дешево.
Азорес попросил слова.
- Я думаю, что нам не придется поднимать пароход, - сказал он. - Хургес
был столь предусмотрителен, что повесил, если только он успел это сделать,
свои пластинки на якорную цепь на носу парохода. Таким образом, нам следует
только отыскать пароход на дне моря и найти пластинки на якорной цепи.
- Однако чтобы найти, надо опуститься на дно, а если дно на большой
глубине? - сказал Кириллов.
- Человеку нет надобности спускаться, - спокойно ответил Азорес.
- Но как найти? - не успокаивался эпроновец.
- Очень просто. Я знакомился с вашими рыбными промыслами в Мурманске.
Плавал на траулерах. И там мне довелось видеть сконструированный одним
комсомольцем подводный телевизор, с помощью которого рыбаки очень легко
находят рыбу. И не только рыбу. Нам случайно удалось найти на дне Баренцева
моря затонувший траулер. Вы, очевидно, уже слышали об этом. Так вот. Сделать
большой телевизор, который можно было бы опускать хотя бы на глубину тысячи
метров, - не столь уж трудная техническая проблема. С помощью телевизора мы
сумеем найти носовую якорную цепь и пластинки. Остается только поднять эти
спаянные пластинки. Предполагаю, что советские техники смогут создать такие
механические руки, которые будут в состоянии опускаться на дно моря, хватать
там железными пальцами добычу и поднимать ее на поверхность.
- Это в самом деле неплохая идея, - молвил Кириллов.
- Радиоглаз - вот что поможет найти "сокровище" Хургеса, - закончил
Азорес.
- Как вы думаете? - спросил председатель инженера Борина, крупного
изобретателя в области радио.
- Что касается телевизора, - ответил Борин, - то эта идея, на мой
взгляд, полностью реальна. Телевизор вскоре будет внедрен в водолазную
практику. Правду говоря, это будет не совсем радиоглаз. Исследования
радиосигналов из ушедшей в глубину подводной лодки показали, что радиоволны
сильно поглощаются водой. Поэтому передачи из глубин моря должны
направляться не путем радиоволн, а по проводам от телевизора. Но это уж
вопрос техники. Я знаю изобретателя. Не так давно он был у меня, показывал
небольшой телевизор. Я охотно возьму его к себе в помощники и с ним
разработаю конструкцию глубоководного телевизора. Я могу взять это на себя.
"Механические руки"... Думаю, мы их соорудим.
- Однако, товарищи, мы словно забыли отправной момент, - снова
заговорил Тоффель. - Ведь мы все-таки не знаем, действительно ли "пушка"
Хургеса является сокровищем, пусть даже не для энергетики, хотя бы для
физики, химии и промышленности.
- Возможно, вы сделали бы более уверенный вывод, - поднялся Азорес, -
если бы непосредственно переговорили с товарищем Каром.
- Но ведь он за океаном, - возразил Тоффель.
- Да, но разве мы не разговариваем с людьми, которые находятся за
океаном? - улыбаясь, спросил Азорес.
- Согласитесь, однако, что вопрос не таков, чтобы о нем можно было
открыто говорить по телефону или по радио, - поучающе возразил Тоффель.
- Вашего разговора никто не услышит, - ответил Азорес. - Я еще не все
рассказал вам, товарищи. - И Азорес, вынув маленький ящичек, рассказал о
коротковолновой радиостанции Хургеса и преподнес этот подарок от имени Кара.
Борин подбежал к аппарату и с интересом стал его рассматривать, бормоча
что-то под нос. Потом он поднял голову и сказал:
- Чертовски умное решение задачи, простите за грубое слово. У этого
Хургеса поистине была дельная голова.
- Таким образом, сегодня вы переговорите с Каром. Надеюсь, товарищ
Борин сумеет быстро наладить связь.
В тот же день, около шести часов вечера, когда в Буэнос-Айресе стоял
полдень, два человека, разделенные тысячами километров, говорили друг с
другом.
Кар рассказал Тоффелю все, что знал о Хургесовом методе расщепления
атомного ядра. Тоффель понял больше того, что содержалось в голове и в
словах Кара. Понял идею и был поражен ее оригинальностью. Правда, без
формул, без схем Хургеса понадобилось бы, возможно, несколько лет, чтобы
осуществить это изобретение. Но и то, о чем узнал Тоффель, было подлинным
сокровищем.
Хургес предложил новый метод, совершенно новое направление. Да и сам
Тоффель больше уже не сомневался в том, что Хургес вез в СССР подлинное
сокровище. Это бесценное сокровище, казалось, сверкало даже сквозь извечный
мрак океанских глубин.
И на очередном заседании комиссии Тоффель горячо выступал уже по-иному
- без колебаний, убежденно:
- Имеются все основания думать, что открытие Хургеса будет ценным
вкладом в науку. Оно поможет разрешить вопрос расщепления атомного ядра. Мы
незамедлительно обязаны послать экспедицию на место гибели "Левиафана" во
что бы то ни стало и сколько бы это ни стоило!
Вопрос был решен, средства отпущены. В лабораториях научных институтов
уже кипела ударная работа.
Гинзбург, оставив на некоторое время свой траулер, переселился в
лабораторию Борина. Они работали день и ночь, забывая о сне и пище. И скоро
в лаборатории высился огромный шар, напоминавший гондолу стратостата. Но
этот шар должен был совершить прыжок не ввысь, а в бездну океана.
Поскольку глубина еще не была точно известна, Борин рассчитывал на
максимальную глубину моря в районе аварии. Оболочка могла выдержать
колоссальное давление. На верхней части шара находился стальной баллон со
сжатым воздухом. Борин рассчитал так, что по мере опускания шара и
увеличения давления воздух из баллона будет автоматически перемещаться в
большой шар - телевизор. Это дополнительное внутреннее давление послужит как
бы пневматическим упором против внешнего давления. По мере же подъема воздух
также автоматически должен переходить из шара в баллон.
Пришлось делать точные расчеты: какого сечения необходим кабель, на
котором будет спущен шар, какой толщины должно достигать кварцевое стекло,
сквозь которое будут освещать подводный мир лучами прожекторов. По всей
оболочке шара телевизора были сделаны большие и маленькие круглые отверстия.
Сквозь маленькие пройдут лучи света, сквозь большие - изображения предметов,
принятые фотоэлементом, попадут в объектив. Диск Нипкова Борин заменил
кинескопом. Энергию для прожекторов подадут провода корабельной
динамо-машины; причем свет вспыхнет автоматически только при заданном
давлении, когда будет достигнута заданная глубина.
...Одновременно механики сооружали "механическую руку". Она напоминала
паука на привязи. Стальные суставчатые лапы этого "паука" были сделаны так,
что автоматически схватывали и цепко держали добычу. Импульс тока по
проводам заставлял "паука" разжимать лапы, если они случайно хватали не то,
что надо.
Штурм гидросферы готовился с той кипучей энергией, с какой когда-то
готовился штурм стратосферы.
НЕСЧАСТНЕЙШИЙ ЧЕЛОВЕК В СССР
Русый голубоглазый сын инженера Борина, комсомолец Мишка Борин, учился
в университете и в этом году перешел на второй курс. Еще когда он кончал
среднюю школу, его товарищи много спорили о выборе профессии.
"Кем ты будешь?" - спрашивали они друг друга. Почти все мечтали стать
инженерами и летчиками, кое-кто - геологом, врачом, педагогом. У Мишки
Борина и не спрашивали: его судьба всем казалась ясной. Сын известного
радиоинженера, изобретателя, конечно, должен стать радиоинженером. И Мишка
Борин сильно удивил не только товарищей, но и отца, неожиданно объявив, что
он будет географом. Так он решил уже несколько лет назад. Когда он учился в
школе, затаенным и самым большим желанием его было стать Героем Советского
Союза. Челюскинская эпопея произвела на него величайшее впечатление. Нет,
Мишка не был зазнайкой. Его привлекали не сами по себе награды, почести,
почетное звание Героя. Он хотел быть достойным этого звания и принести
своему Отечеству действительную пользу. Однажды, вскоре после челюскинской
эпопеи, он ехал за город с экскурсией и в вагоне слышал, как молодой
моряк-практикант рассказывал своей девушке о том, что вскоре уйдет в
"ледяное плавание". Как завидовал ему Мишка!
Он много думал, никому не рассказывая о своих планах. А планы у него
были очень широкие. Прежде всего знания. Они оберегают нас от ошибок. Вот,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг