коридоре. Мимоходом он заглядывал в приоткрытые двери. Длинные столы, на них
- катушки, лампы, аккумуляторы, стеклянные трубки, аппараты, приборы...
Очевидно, лаборатории. Все комнаты были пусты. Ни одного человека. На всех
предметах тонкий слой пыли. Коридор повернул направо, еще раз направо. Вот и
комната 732. Азорес постучал. За дверью послышались быстрые шаги, стук,
шуршание, словно кто-то наскоро убирал комнату; потом дверь раскрылась, и на
пороге выросла испуганная фигура маленького человека с рыжей козлиной
бородкой. На нем был заношенный синий халат.
- Могу ли я видеть мистера Кара? - спросил Азорес.
- Я Кар. К вашим услугам, - отвечал человек с козлиной бородкой и,
раскрыв дверь шире, пропустил гостя. - Чем могу служить?
- Я по делу дона Бласко Хургеса.
- Бласко Хургеса? - подскочив, вскрикнул Кар. - Садитесь, пожалуйста. -
Он засуетился, придвигая гостю стул. - Бласко! Он погиб, погиб, бедняга...
Погиб в тот момент, когда его жизнь была так необходима!.. Однако какое же
может быть дело? - И он подозрительно взглянул на Азореса.
Азорес рассказал Кару все, начиная с выловленной в море бутылки и
кончая посещениями старухи.
Кар слушал, кивал головой, тряс козлиной бородкой и все повторял:
- Так, так... Бедняга Бласко Хургес!.. Жуан сидит в тюрьме. Этого
следовало ожидать. Можно мне взглянуть на письмо?
Азорес подал письмо. Кар схватил его, почти вырвал из рук, и впился
глазами в бумагу.
- Так, так... Это его рука, его шифр...
- А ключ от шифра? - спросил Азорес.
Кар еще раз испытующе взглянул на Азореса: можно ли ему верить?
- Я коммунист, - решительно сказал Азорес. - Понравится это вам или
нет, но это так. Видите, я откровенен, будьте же и вы откровенны со мной.
- О, конечно, конечно! - засуетился Кар. - Шифр у меня. Вот здесь, в
этом шкафу, где хранятся провода, изоляторы и всякий хлам. Надежнейшее
место! Лучше, чем на квартире. Ведь это здание, как вы уже, наверное,
заметили, по существу безлюдно. Да, да. Кризис. В пору процветания
электрическая компания организовала здесь широчайшие исследовательские
работы: радиолампы, фотоэлементы, телевизоры... Сотни научных сотрудников,
известнейшие специалисты, изобретатели... А теперь вся работа свернута,
научные сотрудники рассеялись в поисках работы.
- А вы? - спросил Азорес.
- В настоящее время - полулаборант, полусторож, - с печальной усмешкой
ответил Кар.
- Вы были хорошо знакомы с Бласко Хургесом?
- Хорошо ли я был знаком! - воскликнул Кар, и его рыжие ресницы
заморгали. - Я был ближайшим помощником Хургеса. Хургес! Это великий
изобретатель. Великий ум, великое сердце! Вот в этой комнате, у этого стола
мы проработали с ним двенадцать лет. Много дней и... много ночей.
Азорес не был бы опытным корреспондентом, если бы не попытался выведать
у Кара все, что касалось Хургеса. Кар охотно отвечал, и Азорес узнал больше,
чем ожидал.
Отец Хургеса, Соломон Хургес, был польским евреем. В свое время он
эмигрировал в Соединенные Штаты, но там ему не повезло, и он перебрался в
Южную Америку. Именно здесь, в Буэнос-Айресе, у него была мастерская по
ремонту автомобилей, велосипедов, мотоциклов. Жуан Хургес помогал отцу, а
когда отец умер, устроился на большой завод и там включился в революционную
борьбу. Старшему его брату, Бласко Хургесу, удалось получить высшее
техническое образование, и он работал в исследовательской лаборатории
электрической компании, бывшей филиалом нью-йоркской. Его очень ценили. Он
дал фирме много замечательных изобретений, внедрил экономичные лампы, а
когда было налажено производство радиоприемников, сконструировал очень
удачный тип любительского гетеродинного радиоприемника.
- Но душу свою он не продал фирме, - многозначительно промолвил Кар.
- Что вы хотите этим сказать? Хургес был коммунист?
- Он мыслил, как коммунист, - ответил Кар. - Вот и все, что я могу
сказать. Он жил очень дружно со своим братом. Однажды при мне Бласко сказал
Жуану: "Мы идем к одной цели, но разными путями, и, наверное, нам выгоднее
реже видеться друг с другом, чтобы твоя "революционная популярность" не
накликала подозрений и на меня, на "нашу революционную работу", - и он
указал на меня. Да, на меня, - с гордостью повторил Кар. - Ибо мы трудились
вместе, у нас не было секретов.
- И что же это за "революционная работа"?
- Революция в области науки и техники, которая призвана послужить
революции пролетарской, - ответил Кар. - Мы изобретатели. Само собой,
изобретал Бласко, а я помогал ему. Ах, у него была подлинно эдисонова
голова! Со времени Октябрьской революции Бласко жил мыслью о Стране Советов.
Он трудился для нее и мечтал приехать туда не с пустыми руками. О, он
готовил богатый подарок! И вот, когда... Ах, Бласко, Бласко!.. Такой
осторожный даже в мелочах и... Почему ты не послушал меня?.. - Красные веки
с рыжими ресницами снова задрожали, заморгали, словно Кар собирался
заплакать.
Азорес догадывался, что здесь кроется великая тайна.
- А что это за изобретение, над которым вы трудились?
- Это изобретение... - Глаза Кара вспыхнули огнем вдохновения, однако
он погасил этот огонь, быстро подошел к двери, приоткрыл ее, выглянул в
пустой коридор и, оставив дверь полуоткрытой, - так слышнее приближение
шагов, - возвратился на место, сел возле Азореса и прошептал: - Камень
мудрости. - Кар затаил дыхание и беззвучно рассмеялся.
"Не сошел ли с ума этот чудак?" - подумал Азорес. Но тот продолжал:
- Да, философский камень. Мечта алхимиков о превращении элементов. А
по-современному - снаряд для расщепления атомного ядра. Переворот? Новая
эпоха в химии, в истории человечества!
В увлечении он всплеснул сухими ручками и усмехнулся. Азорес отшатнулся
к спинке стула и несколько секунд молча смотрел на Кара.
- Да, да, да, - пламенно зашептал Кар, выдерживая взгляд Азореса. - Не
мечта, не проблема, не гипотеза, а факт. Вот здесь, вот на этом самом столе,
мы завершили последние опыты. Вот здесь, на этом месте, стоял аппарат -
новейшая "пушка" для бомбардировки атомного ядра. И что она творила! Какие
чудеса превращения вещей делала она на наших глазах!
- И где этот аппарат? - спросил Азорес, чувствуя, что у него холодеет
спина и бегут мурашки по телу.
- Нигде. - Кар тяжело вздохнул. - Такие вещи нельзя было брать с собой.
Безопаснее возить их в голове. Но разве голову нельзя погубить в дороге?
Хургес располагал большими деньгами и почти все их истратил на исследования.
А на последние купил билет на лучший, казалось безопаснейший пароход -
пароход миллиардеров, как его звали в обеих Америках, - "Левиафан". Но нет
такого корабля, который не мог бы затонуть... Хургес принял все меры
предосторожности. Свои расчеты, формулы, выкладки - одним словом, весь
"экстракт" своего наизнаменитейшего открытия он изготовил в двух
экземплярах: один - на бумаге, он хранился у него в широком поясе...
- А второй? В металлическом ящичке? - с нетерпением спросил Азорес.
- Хургес был предусмотрительнее. Что такое ящик? Пароход может затонуть
на огромной глубине, и тогда давление воды расплющит ящик и бумаги погибнут.
Нет, Хургес поступил иначе. Он выгравировал все цифры, формулы, схемы и
краткие пояснения на тонких металлических пластинках, сложил пластинки и
края их запаял. Прекрасно придумано! - Кар сухо рассмеялся. - Если бы такой
"портфель" затонул даже на десяти тысячах метров глубины, с ним все равно
ничего бы не случилось.
- Несчастный Бласко! Значит, ты погиб... До сегодняшнего дня у меня еще
были надежды, - уже другим тоном продолжал Кар после паузы. - Теперь этой
надежды больше нет. Ошибка, горькая ошибка!
- Но в чем же его ошибка? - спросил Азорес.
- А в том, что он не оставил мне копии.
- Разве вы без него не в состоянии соорудить "пушку"?
Лицо Кара выразило страдание.
- Что такое я? - простонал Кар. - Я был только руками Бласко, и Бласко
очень хвалил эти руки. - Кар посмотрел на свои руки, поросшие рыжими
волосами. - Ну, допустим, я видел, как строился аппарат, своими руками его
делал. Но... Вы не знаете, какая это сложная вещь! По формулам и схемам я
мог бы сделать, а формулы лежат теперь на дне океана... Не захотел оставить
копию, вот и ошибка. Естественно, это было опасно. Жуан сидит вот... Шпики
могли заинтересоваться и его братом, хотя бы и покойным, могли заглянуть
сюда...
- Однако что же написал Хургес в своем шифрованном письме?
- Сейчас прочтем. Хотя я наперед, почти наверняка, могу сказать, что он
написал.
Кар приподнялся, отворил большой шкаф и из кучи всяких
электротехнических материалов и старых деталей вынул тонкую алюминиевую
пластинку такого же формата, как и письмо. На пластинке были вырезаны в
разных местах четырехугольные отверстия величиной с литеру печатной машинки.
Кар наложил пластинку на письмо и прочел:
- "В случае моей смерти известите S3R".
- Что это обозначает? - спросил Азорес.
- Дорогой Бласко! Узнаю тебя. Даже в шифре ты прибегнул к формуле, - с
мягкой грустью промолвил Кар, словно разговаривая с покойным другом.
Обращаясь к Азоресу, он спросил: - Разве вы не догадываетесь? Эс-три-эр. Это
СССР. Сообщить правительству СССР о том, что в глубине Атлантического океана
хранится сокровище, предназначенное для Советского Союза. Но выдаст ли
теперь океан свою тайну? - спросил Кар, обращаясь к Азоресу. - Если я не
ошибаюсь, "Левиафан" затонул где-то около Азорских островов. "Портфель"
Бласко Хургеса лежит на глубине двух-трех тысяч метров. Разве можно
спуститься на такую глубину? Правда, чтобы найти "портфель", не нужно
поднимать пароход. Бласко был предусмотрителен, - я уже говорил об этом. Он
собирался прикрепить дощечку к якорной цепи. И все-таки это мало облегчает
задачу. Водолаз не может опуститься глубже, чем на триста метров, и я боюсь,
что тайна Хургеса погибла навсегда.
- Ну, это еще рано предрешать, - ответил Азорес. - Я, во всяком случае,
исполню последнюю волю великого ученого и извещу Советское правительство обо
всем, что знаю. Пусть решают, что делать. Благодарю вас, мистер Кар...
- Товарищ Кар, - с мягким упреком поправил Азореса Кар.
- Товарищ Кар... Благодарю вас и разрешите проститься.
- Нет, обождите, - живо возразил Кар. - Вы догадываетесь, как мне
дорого это дело. И потом... Ведь я могу быть и полезен. Мне хотелось бы,
чтобы вы, товарищ Азорес, ставили меня в известность о дальнейшей судьбе
этого дела.
- Ставить в известность - это не легко, - смеясь, ответил Азорес. - Вы,
конечно, понимаете, что о таких вещах писать нельзя.
- Зачем писать?! Можно поступить иначе. Мы будем говорить. И говорить
так, что ни один человек нас не поймет. - Кар снова засмеялся. - Это также
одно из последних открытий Хургеса. Не такое важное, как "пушка", но все же
интересное. Он подарил, его мне перед отъездом. Коротковолновая
радиостанция. Для нее необходима энергия в десятые доли ватта - меньше, чем
для батареи карманного электрического фонарика. Антенна - пять сантиметров,
дальность действия неограниченна. Главное же - острая направленность
гарантирует тайну передач. Вот этот прибор следит за направлением луча.
Мельчайшие отклонения регистрируются и тотчас автоматически устраняются. Как
вам нравится? - Кар снова засмеялся и потер руки. - Я дам вам одну
приемно-передаточную радиостанцию. Или нет... Я дам вам схему и кое-какие
пояснения на двух страничках записной книжки. В СССР, конечно, имеются
опытные радисты?
- Разумеется.
- Так вот, мы будем разговаривать. Вручаю вам свой подарок. - Кар вынул
из письменного стола бумагу, быстро набросал схему, пояснения к ней и все
это передал Азоресу.
- Так вот, мы будем разговаривать и даже... видеться, если захотим. Да,
да, по телевизору. В полдень по местному времени я буду ловить волну. До
свидания.
Они расстались друзьями.
Азорес почти бежал по тротуару, не чувствуя под собой ног. Его охватила
бурная радость. Он не видел ни пустых магазинов, ни опрокинутых автомобилей
и трамваев. Что ему до этих картин умирающего Старого Света! Скорее в отель
и оттуда - в порт.
СУДЬБА ЭКСПЕДИЦИИ РЕШАЕТСЯ
В Москве Азорес доложил все специальной комиссии. На заседание были
приглашены специалисты.
- Ваше мнение? - обратился председатель к академику Тоффелю.
Седой, высокий, полный, румяный академик поднялся и негромко произнес:
- Во всем мире ведется упорная атака, точнее - правильная осада,
твердынь атомного ядра. Люди работают, не жалея труда, средств, энергии, и
понятно почему. Если удастся оседлать атомную энергию, то последствия будут
чрезвычайные. Мы теперь даже не можем представить, каким станет мир, когда в
наших руках окажется эта подлинно космическая сила. Со времен, когда люди
стали изобретать, ни одно изобретение, ни одно открытие - ни пар, ни
электричество, ни радио - ничто не может сравниться с этим. Атомные
двигатели совершат полный переворот в технике, в быту. Мы станем неизмеримо
сильнее и богаче. Взять хотя бы нашу единую высоковольтную сеть. Она стоила
нам миллиарды, и ее эксплуатация стоит миллионы, десятки миллионов. Провода,
опоры, кабели, дорогие, громоздкие динамо-машины, турбины - все это станет
ненужным или почти ненужным. Мы сбережем наше топливо: уголь, нефть, лес.
Они уже не будут топливом. Они будут только исходным сырьем для химической
переработки в высокоценные продукты. Древесина пойдет только на выделку
бумаги, штучного шелка, сахара и других продуктов и товаров. Одно лишь это
спасение угля, нефти, леса от варварского истребления в топках обещает
миллиардные сбережения.
Относительно самой атомной энергии нечего и говорить. То, что она может
принести, не поддается исчислению. Зачем мы прокладываем теперь наши
электромагистрали на тысячу километров? Затем, чтобы передать энергию туда,
где ее нет. Уголь, нефть, лес, вода - современные источники энергии - не
всегда имеются там, где есть руда и другие полезные ископаемые. Атомная
энергия и атомные двигатели дадут неограниченные ресурсы энергии там, где
она необходима, без всяких хлопот, без громоздких сооружений. В тундре и
тайге, в горах и пустынях - везде мы сможем иметь карманные Днепрогэсы.
Целиком преобразится транспорт. Ненасытные паровозы исчезнут. Появятся
новые виды скоростного наземного, воздушного и водного транспорта. Даже
полеты на планеты станут реальностью. Исчезнут преграды и для строительных
работ. Мы сможем покрыть каналами всю страну. Мы будем буквально двигать
горами. Мысль, творческая фантазия современного строителя до сих пор были
связаны "энергетическим лимитом". Теперь многие из проектов нам просто не
приходят на ум потому, что для их выполнения необходимы непосильные для нас
затраты энергии. Свобода технических мечтаний станет подлинной. Человек
будет полновластным хранителем природы.
Можно ли определить денежную стоимость этого изобретения? Я затрудняюсь
назвать цифры. Исчислять пришлось бы уже не в миллиардах, а в триллионах.
Если представляется хотя бы малейшая возможность овладеть подобным
изобретением, то любые затраты, как бы велики они ни были, окупятся в
невиданных размерах.
Академик сделал паузу и продолжал:
- Но все это при одном условии: если аппарат Хургеса пригоден для
получения не слишком дорогой внутриатомной энергии. Мы сами научились
разрушать атомное ядро и если не сконструировали опытного атомного
двигателя, то только потому, что это преждевременно. А преждевременно
потому, что добывание атомной энергии стоит пока неизмеримо дорого. Ведь для
расщепления атома мы пользуемся высокими и сверхвысокими напряжениями в
миллионы вольт. А результат этой дорогой атаки, к сожалению, слишком
невелик. Наши "снаряды" плохо попадают в цель. Из тысячи выстрелов одно
попадание.
Товарищ Азорес сообщил нам, что есть свидетель, сотрудник Хургеса
товарищ Кар, который подтверждает факт, что Хургес успешно разрушал атомные
ядра. Но описание великого открытия лежит пока на дне моря. Я не допускаю
мистификации. Однако кто поручится, что Хургес и Кар не из породы
прожектеров? Разве алхимики не были уверены, что они "почти" открыли секрет
превращения неблагородных металлов в золото?
- Ваш вывод? - спросил председатель.
- Мой вывод: искать таблицы Хургеса, если это технически возможно и
если затраты на поиски под силу нашему государству.
- Извините, академик, - обратился с вопросом пожилой экономист, - а
расщепление атома, так сказать в заводском масштабе, не повлечет за собой...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг