Спуск совершался очень медленно. Мотя, не отрываясь, смотрел на фигуру
водолаза.
Странно! Ноги Азореса словно бы раздуваются. Живот, спина полнеют,
растут... И вдруг Азорес перевернулся вверх ногами и стремглав полетел
вверх...
Ослепительное солнце... Синяя, изборожденная волнами поверхность
океана... На ней неожиданно появляются ноги "отважного" водолаза... Его
быстро вытаскивают на палубу, снимают шлем. Лицо Азореса бледное,
испуганное. Его мутит, из носа течет кровь - лопнули кровеносные сосуды от
быстрой смены давления. Однако ничего страшного. Азорес всплыл, как щепка, с
небольшой глубины.
- Что это? Почему? - спросил растерянный Азорес.
- Догадайся сам. Ты изучал теорию водолазного дела у Протчева, -
отвечает Маковский.
- Вода не принимает, - смеется Гинзбург.
Матросы осматривают Азореса - ему надо отлежаться. Испанец сидит на
палубе. Солнце отражается в лужах, натекших со скафандра. Все молчат. Азорес
хлопает себя по лбу и смеется.
- Понял! - кричит он. - Я забыл, что надо нажимать головой на клапан
"головного золотника", - выпускать лишний воздух - "травить воздух", как
говорил Протчев. Меня раздуло и выбросило на поверхность.
- Фельетон не вышел? - смеется Кириллов.
- К сожалению, откладывается, - отвечает Азорес. - Но я все-таки
спущусь на дно.
- Тихим ходом подвести траулер к затонувшему пароходу! - распорядился
Барковский.
- Когда они все успели собраться? - удивился Миша. Он так увлекся
экраном, что не замечал ничего вокруг.
Изображение на экране колыхалось - телеоко двигалось вперед,
наталкивалось на преграду воды и покачивалось.
Чем ближе подходил траулер к скале, тем больше погибших кораблей и
пароходов виднелось на выступах и в расщелинах подводной горы. Она вся была
усеяна ими. Здесь встречались и старинные каравеллы, и парусники минувшего
столетия, и колесные пароходы времен Фултона, и современные винтовые.
- Кладбище кораблей, - тихо промолвил Маковский. - Сколько их погибло
по дороге из Америки в Европу!
- Да, весь путь, видимо, усеян, - ответил Борин.
- Одного железа сколько, - добавил Кириллов.
- А сколько сокровищ лежит в трюмах, сколько бочек золота и серебра!
Ведь с самого открытия Америки люди тонули сами и губили в океане
награбленное и найденное в Новом Свете золото. Только испанцы посеяли на дне
не один десяток тонн золота, - сказал Азорес.
- А сколько людей пошло ко дну из-за человеческой жадности! - услышал
Миша голос Гинзбурга.
- И ради смелости, пытливости! - поправил его Барковский.
- Однако не легко будет найти нашего покойничка, - добавил он, глядя на
кладбище кораблей, которое все увеличивалось.
- Растения! Нет, кораллы... - удивленно воскликнул Миша. - Разве
кораллы растут на такой глубине?
- Они жили, видимо, тогда, когда эти горы еще лежали намного ближе к
поверхности моря, - сказал Тоффель. - Перед нами, очевидно, затонувший
материк.
Маковский осторожно вел траулер, подводя телеоко ближе к затонувшему
большому кораблю. Телеглаз прошел вдоль корпуса. Мелькнули, блеснув
стеклами, иллюминаторы. Вот и нос. Надпись. Надпись... На железе,
заржавевшем, покрытом ракушками, нельзя было прочесть название парохода.
- Во всяком случае, это не "Левиафан", - заверил Маковский. -
"Левиафан" крупнее. Поищем еще.
- А может быть, посмотрим, что скрывает в себе этот покойничек? -
спросил Протчев. В нем уже заговорили инстинкты "подводного охотника". -
Если обнаружим что-либо ценное, поставим буек, возьмем на заметку. Глубина
подходящая.
- Поищи, но долго не задерживайся. Тебе уже скоро вылезать, - сказал
Барковский.
- Захвати телеглаз! - говорит инженер.
Протчев весело дернул дважды за сигнальную веревку, хотя при телефоне в
этом не было нужды. Привычка. Люлька стала опускаться ниже.
Протчев плавно пролетает над верхней палубой, сходит с люльки, идет,
разрезая воду правым плечом. Впереди - люк. Протчев перестает "травить
воздух", немного раздувается и легко перепрыгивает через люк, как через
пропасть на шаре-прыгуне. Все медные части, поручни, раструбы вентиляторов
поросли, словно мохом, мелкими зелеными водорослями. Под ногами хрустят
ракушки. Из раструбов выплывают рыбы и удивленной стаей кружатся возле
головы водолаза. Их столько, что они мешают рассматривать.
- Кыш, вы! - машет рукой Протчев.
Еще один люк. Протчев осторожно спускается по железным сходням трапа.
За водолазом тянутся "сигнал", шланг, провода телефона и электрического
фонаря. Не зацепить бы за что-нибудь острое. А тут ещё эта морока - телеоко
со своими проводами...
Вот он уже идет по коридору. Каюты... Заглядывает в одну - по столу
бежит испуганный краб. Под потолком - деревянный стул, ящик. Все, как в мире
невесомого.
Протчев спускается в трюм. Здесь он находит горы цинковых ящиков.
Известное дело. Наверное, еще во время империалистической войны на
пассажирском пароходе перевозили снаряды. А вот и огромная, величиной с
ворота, дыра на дне. Пароход был пущен ко дну торпедой подводной лодки. А в
этих больших ящиках что может быть?
- Не увлекайся, Протчев! Пора подниматься! - предупреждает дежурный.
- А, чтоб вам! - бурчит Протчев и поворачивает назад. Но на экране Миша
видит только угол ящика, обросший водорослями и облепленный ракушками. Что
такое? Протчев остановился...
- Что там случилось? - спрашивает Барковский.
Невнятное бормотание. Кряхтение.
- А, чтоб тебя! Нога застряла в железном хламе.
Миша хотел крикнуть, чтоб Протчев повернул телеглаз к себе... А
впрочем, Протчеву никто не может оказать помощь... Нет, оказывается, могут.
- Спустить на помощь водолаза!
- Шланги, сигналы, провода еще больше перепутаем. Сам управлюсь! -
отвечает Протчев.
У Миши гулко колотится сердце. Какая опасная работа! А Азорес еще
собирался спуститься на каравеллу... Проходят долгие минуты. Слышны глухие
удары. Что он там делает?
- Проклятая проволока, хоть бы костюм не проколоть.
- Какая опасность! Прорвется костюм, и водолаза зальет вода.
- Ух! - слышится облегченный вздох Протчева.
Телеглаз спустился с мохнатого ящика и осветил сходни трапа. Протчев
освободился. Вместе с ним облегченно вздыхают все.
Протчева поднимают на поверхность медленно, то и дело останавливаясь.
Шесть сажен вверх - остановка на пять минут. Четыре сажени - десять минут,
еще две сажени - пятнадцать минут.
Наконец Протчев на палубе. Матросы снимают шлем. Вот мелькнуло лицо
Протчева. Оно спокойно, как всегда. Риск - обычное для него дело, его
профессия.
Поиски продолжаются с помощью телеглаза. Траулер обходит подводную
вершину. Телеглаз осматривает каждый большой пароход. "Мтарбрук", "Южный
крест", "Мери", "Эль-Пазо" нашли здесь последнюю пристань.
Азорес, уже отдышавшийся, говорит:
- Древние римляне хоронили усопших со словами: "Пусть будет тебе земля
пухом". Утонувшим можно было бы сказать: "Пусть будет вам вода пухом".
Земля, тяжесть могильной земли почти везде одинакова - около двух метров
толщины. А вот утонешь ли на глубине десяти тысяч метров или на сотне метров
- большая разница. Десять тысяч метров - это давление в сто атмосфер. Дерево
под таким давлением становится крепче камня. Что же станет с телом человека?
Да, Хургес был предусмотрителен, сделав свои записи на металлических
пластинках.
Траулер обошел подводную горную вершину и направился к южному ее
склону. Здесь, как ранее показала разведка лотом, шло плоскогорье, плавно
снижаясь. Кое-где плоскогорье поднималось так высоко, что его достигал
рассеянный солнечный свет. Глубина - менее ста метров.
Вынуждены были даже приподнять телеглаз, чтобы обследовать одно такое
высокогорное плато. Флора и фауна здесь были богаче. Погибшие корабли лежали
в густом лесу красных водорослей. Возносили вверх свои ветви красные
кораллы. Между водорослями плавали рыбы. За ними гонялись огромные хищники.
Из щелей разбитого фрегата выпростал длинные щупальца спрут. Плоскогорье
постепенно поднималось. И вдруг на экране телевизора появилась каменная
статуя, изображающая человека, ладони рук которого лежали на коленях. Прямо
поставленный корпус, стиснутые колени ровно поставленных ног напоминали
египетское искусство, но только напоминали. Это было искусство неведомой
культуры.
- Вот это находка! - воскликнул Протчев. - Я буду не я, если не спущусь
на это горное плато.
Вскоре подводный глаз обнаружил еще несколько лежащих статуй, разбитых
колонн, мраморные пьедесталы и, наконец, подошел к руинам городской стены с
неведомыми надписями. "Глаз" перешагнул через стену и очутился на середине
улицы затонувшего города. Кровли не сохранились, но стены многих зданий были
целы. Дорога, вымощенная каменными плитами, заросла мхом и покрылась
ракушками. Лишь по поднятым кое-где плитам можно было догадаться, что они
когда-то устилали дорогу. Мелькали дворы с бассейнами и остатками фонтанов,
руины большого храма среди площади, на которой когда-то стояли статуи.
Статуи лежали разбитые возле своих пьедесталов. Очевидно, затоплению
предшествовало землетрясение. Все были так захвачены находкой, что на
какое-то время забыли о таблицах Хургеса.
- Прекрасно! - радостно воскликнул Барковский. - Наши археологи будут
поражены этой находкой.
Пауза. Борин глубоко задумался. По его лицу пробежала тень тревоги, и
он поспешно спросил Барковского:
- А не полагаете ли вы, что сюда прибудут такие же гости океана, как и
мы, и тогда здесь начнется настоящее столпотворение?
- Ну что ж, возможно, но это ничего не значит. Мы молча будем искать.
На нас, безусловно, обратят внимание. Я не поручусь за то, что путешествие
советской флотилии осталось незамеченным. Пока наши корабли шли в открытом
океане, иноземные суда могли думать, что мы совершаем рейс в Америку. Теперь
же, как только они заметят, что мы остановились, сразу же начнутся, да,
кажется, уже и начались догадки: зачем и почему? Но пусть. Пусть думают, что
им угодно. Будут на нас обращать внимание или нет, мы все так же упорно
будем продолжать поиски таблиц.
Борин подумал и в знак согласия кивнул головой. Потом он с наслаждением
набрал в легкие океанского воздуха, оглядел чистую, прозрачную голубизну
неба и сказал:
- Вот бы все время стояли такие дни, а то ведь, знаешь, море... оно
изменчиво. Разгуляются волны, вот и стой, жди...
- У моря погоды, как говорит пословица, - добавил, усмехаясь,
Барковский и тоже осмотрел безмерные дали. Он положил свою руку на плечо
Борина и сказал по-товарищески: - Волны - это пустое. Главное - если
кто-нибудь еще приедет искать затонувший "Левиафан". Вот это будет серьезная
помеха. А впрочем, сейчас нечего гадать. Может быть, будет как раз и погода,
и никто нам поперек пути не станет. Ну, а теперь надо спускаться в долину и
продолжать поиски.
И вновь на экране телевизора сменяются картины подводного мира. Там, в
водных глубинах, в темноте, - своя жизнь. Водяные жители то плывут стаей,
кто знает куда, то снуют поодиночке. А вот там какой-то хищник гонится за
добычей. Закипает упорная борьба за существование. Миша смотрел на экран, и
ему казалось, что экран опускается все ниже. Можно было легко представить,
будто не экран, а он, Миша, опускается в глубины океана. Дивный мир...
Миша вспомнил свое путешествие на Кавказ. Там самая буйная
растительность у подножия гор. Чем выше взбирался Миша, тем она становилась
беднее. Высокие деревья сменялись низкорослыми, деревья - кустами, а еще
выше - царство мертвых ледников. В подводном мире наоборот: вершина
подводной горы, близкая к поверхности океана, была покрыта бесчисленными
водорослями - целым лесом ламинарий. Стаи разноцветных рыб, словно цветистые
попугаи, наполняли этот подводный лес движением, суматохой. Чем ниже, тем
беднее растительность, тем меньше жителей подводного мира, тем медленнее их
движения, тем тусклее свет. И, наконец, телеглаз и Миша спустились в царство
подводной ночи и извечной тишины. Удивительные, неизвестные рыбы медленно
проплывали в зеленой мгле. Кое-где светились фонарики глубоководных рыб. Они
похожи на головастиков - огромная голова-туловище, ужасающе широкий открытый
рот и очень короткий хвост. Казалось, вся рыба - придаток зияющей пасти. Над
головой ее - согнутый тонкий эластичный черный "кабель", который
заканчивается "лампочкой". Мелкие рыбы шли на свет этой лампы и попадали в
широкую пасть...
А со дна, как и прежде, вздымались мачты, трубы затонувших кораблей.
Это было не только кладбище, это был музей, история мореплавания и
кораблестроения. Вот из расщелины виднеется длинный узкий нос совсем
небольшого, видимо весельного, корабля. Возможно, древние викинги совершали
на таком судне смелые морские походы... Неужели они отваживались уплывать
так далеко на юг? Или их занесла сюда буря... Вот финикийское весельное
судно... Римская трирема... Неужели на таких триремах римляне плавали из
Италии в Британию? Наверное, их буря отнесла на юго-запад от европейских
берегов.
Прозвенел звонок: Николай Петрович просил сотрудников штаба в столовую.
Миша остался один "лежать на вахте". Из столовой слышались голоса.
Барковский о чем-то спорил с Кирилловым.
НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
- Большой пароход на горизонте. Держит курс на нашу флотилию! - услышал
Миша голос Маковского.
Да мало ли пароходов проходит по этой морской дороге. Миша продолжал
наблюдать за подводным миром. Плоскогорье, до сих пор полого спускавшееся,
вновь поднялось. На горной площадке лежал огромный океанский пароход. Не
"Левиафан" ли это? Телеоко стало медленно приближаться к нему. Пароход лежал
вверх трубами. Их было четыре. Он словно двигался по подводной равнине, но
это был обман зрения - двигался не пароход, а телеглаз. Вскоре на экране
появились четкие буквы "Георг Вашингтон". Рядом с ним подводная лодка и
небольшой крейсер. На этом месте разыгралась драма во время
империалистической войны. Крейсер потопил пассажирский пароход. Подводная
лодка потопила крейсер, а затем погибла сама, наскочив на мину.
А на поверхности океана неизвестный пароход все приближался, и скоро
Маковский мог уже прочесть в морской бинокль его название: "Урания".
- Пароход подошел к нашей флотилии и остановился, - доложил Маковский
штабу.
Миша тотчас позвал отца, и все возвратились в кабинет. Появление
иностранного парохода не могло не взволновать экспедицию. С какой целью
прибыла "Урания"? О подводном городе еще никто не знает. Все радиопередачи
между экспедицией и штабом ведутся на коротких волнах приемо-передаточной
радиостанции Хургеса. Вряд ли кто-нибудь в мире мог перехватить эти волны.
Да если бы и перехватил, иностранцы не успели бы за несколько часов
снарядить научную экспедицию и прийти сюда. До ближайшего порта несколько
дней пути.
- Неужели тайна открытия Бласко Хургеса стала кому-либо известна? -
сказал, насупясь, Барковский. - Надо переговорить с Каром.
Невидимая нить протянулась от Москвы к Буэнос-Айресу. Карликовая
радиостанция заработала. Кар был чрезвычайно взволнован появлением "Урании".
Он клялся, что тайна Хургеса никому не могла быть известна, кроме него,
Кара, и Жуана Хургеса. Жуан не выдаст. Кар был всегда нем как рыба. Бласко
Хургес буквально "спрятал концы в воду". Тут, видимо, что-то иное. "Уранию"
он знает - это большой аргентинский пароход. Кар постарается выяснить, кто и
для чего ее зафрахтовал.
- Так, - сказал Барковский и прошелся по кабинету. - А я все-таки
думаю, что нас подслушали. Ваше мнение, товарищ Борин?
Инженер пожал плечами.
- На фронте радио идет такая же борьба, как и во всех других областях
техники. То, что сегодня является собственностью одной страны, завтра
становится общей собственностью.
Барковский подошел к карте мира и концами линейки соединил Москву и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг