автомобиль, а он прямо на меня...
- Не беспокойтесь. Он получит свое. Номер грузовика записан: четыре
тысячи семьсот одиннадцатый, если вас это интересует. Как вас зовут? -
спросил профессор Керн.
- Меня? Тома звали. Тома Буш, вот оно как.
- Так вот что, Тома... Вы не будете ни в чем нуждаться и не будете
страдать ни от голода, ни от холода, ни от жажды. Вас не выкинут на улицу,
не беспокойтесь.
- Что ж, даром кормить будете или на ярмарках за деньги показывать?
- Показывать покажем, только не на ярмарках. Ученым покажем. Ну, а
теперь отдохните. - И, посмотрев на голову женщины, Керн озабоченно
заметил: - Что-то Саломея заставляет себя долго ждать.
- Это что ж, тоже голова без тела? - спросила голова Тома.
- Как видите, чтоб вам скучно не было, мы позаботились пригласить в
компанию барышню... Закройте, Лоран, его воздушный кран, чтобы не мешал
своей болтовней.
Керн вынул из ноздрей головы женщины термометр.
- Температура выше трупной, но еще низка. Оживление идет медленно...
Время шло. Голова женщины не оживала. Профессор Керн начал
волноваться. Он ходил по лаборатории, посматривал на часы, и каждый его
шаг по каменному полу звонко отдавался в большой комнате.
Голова Тома с недоумением смотрела на него и беззвучно шевелила
губами.
Наконец Керн подошел к голове женщины и внимательно осмотрел
стеклянные трубочки, которыми оканчивались каучуковые трубки, введенные в
сонные артерии.
- Вот где причина. Эта трубка входит слишком свободно, и поэтому
циркуляция идет медленно. Дайте трубку шире.
Керн заменил трубку, и через несколько минут голова ожила.
Голова Брике, - так звали женщину, - реагировала более бурно на свое
оживление. Когда она окончательно пришла в себя и заговорила, то стала
хрипло кричать, умоляла лучше убить ее, но не оставлять таким уродом.
- Ах, ах, ах!.. Мое тело... мое бедное тело!.. Что вы сделали со
мной? Спасите меня или убейте. Я не могу жить без тела!.. Дайте мне хоть
посмотреть на него... нет, нет, не надо. Оно без головы... какой ужас!..
какой ужас!..
Когда она немного успокоилась, то сказала:
- Вы говорите, что оживили меня. Я малообразованна, но я знаю, что
голова не может жить без тела. Что это, чудо или колдовство?
- Ни то, ни другое. Это - достижение науки.
- Если ваша наука способна творить такие чудеса, то она должна уметь
делать и другие. Приставьте мне другое тело. Осел Жорж продырявил меня
пулей... Но ведь немало девушек пускают себе пулю в лоб. Отрежьте их тело
и приставьте к моей голове. Только раньше покажите мне. Надо выбрать
красивое тело. А так я не могу... Женщина без тела. Это хуже, чем мужчина
без головы.
И, обратившись к Лоран, она попросила:
- Будьте добры дать мне зеркало.
Глядя в зеркало, Брике долго и серьезно изучала себя.
- Ужасно!.. Можно вас попросить поправить мне волосы? Я не могу сама
сделать себе прическу...
- У вас, Лоран, работы прибавилось, - усмехнулся Керн. -
Соответственно будет увеличено и ваше вознаграждение. Мне пора.
Он посмотрел на часы и, подойдя близко к Лоран, шепнул:
- В их присутствии, - он показал глазами на головы, - ни слова о
голове профессора Доуэля!..
Когда Керн вышел из лаборатории, Лоран пошла навестить голову
профессора Доуэля.
Глаза Доуэля смотрели на нее грустно. Печальная улыбка кривила губы.
- Бедный мой, бедный... - прошептала Лоран. - Но скоро вы будете
отомщены!
Голова сделала знак. Лоран открыла воздушный кран.
- Вы лучше расскажите, как прошел опыт, - прошипела голова, слабо
улыбаясь.
ГОЛОВЫ РАЗВЛЕКАЮТСЯ
Головам Тома и Брике еще труднее было привыкнуть к своему новому
существованию, чем голове Доуэля. Его мозг занимался сейчас теми же
научными работами, которые интересовали его и раньше. Тома и Брике были
люди простые, и без тела жить им не было смысла. Немудрено, что они очень
скоро затосковали.
- Разве это жизнь? - жаловался Тома. - Торчишь как пень. Все стены до
дыр проглядел...
Угнетенное настроение "пленников науки", как шутя называл их Керн,
очень озабочивало его. Головы могли захиреть от тоски прежде, чем настанет
день их демонстрации.
И профессор Керн всячески старался развлекать их.
Он достал киноаппарат, и Лоран с Джоном вечерами устраивали
кинематографические сеансы. Экраном служила белая стена лаборатории.
Голове Тома особенно нравились комические картины с участием Чарли
Чаплина и Монти Бэнкса. Глядя на их проделки, Тома забывал на время о
своем убогом существовании. Из его горла даже вырывалось нечто похожее на
смех, а на глазах навертывались слезы.
Но вот отпрыгал Бэнкс, и на белой стене комнаты появилось изображение
фермы. Маленькая девочка кормит цыплят. Хохлатая курица хлопотливо угощает
своих птенцов. На фоне коровника молодая здоровая женщина доит корову,
отгоняя локтем теленка, который тычет мордой в вымя. Пробежала лохматая
собака, весело махая хвостом, и вслед за нею показался фермер. Он вел на
поводу лошадь.
Тома как-то прохрипел необычайно высоким фальшивым голосом и вдруг
крикнул:
- Не надо! Не надо!..
Джон, хлопотавший около аппарата, не сразу понял, в чем дело.
- Прекратите демонстрацию! - крикнула Лоран и поспешила включить
свет. Побледневшее изображение еще мелькало некоторое время и наконец
исчезло. Джон остановил работу проекционного аппарата.
Лоран посмотрела на Тома. На глазах его виднелись слезы, но это уже
не были слезы смеха. Все его пухлое лицо собралось в гримасу, как у
обиженного ребенка, рот скривился:
- Как у нас... в деревне... - хныча, произнес он. - Корова...
курочка... Пропало, все теперь пропало...
У аппарата уже хлопотала Лоран. Скоро свет был погашен, и на белой
стене замелькали тени. Гарольд Ллойд улепетывал от преследовавших его
полисменов. Но настроение у Тома было уже испорчено. Теперь вид движущихся
людей стал нагонять на него еще большую тоску.
- Ишь, носится как угорелый, - ворчала голова Тома. - Посадить бы его
так, не попрыгал бы.
Лоран еще раз попыталась переменить программу.
Вид великосветского бала совершенно расстроил Брике. Красивые женщины
и их роскошные туалеты раздражали ее.
- Не надо... я не хочу смотреть, как живут другие, - говорила она.
Кинематограф убрали.
Радиоприемник развлекал их несколько дольше.
Их обоих волновала музыка, в особенности плясовые мотивы, танцы.
- Боже, как я плясала этот танец! - вскричала однажды Брике,
заливаясь слезами.
Пришлось перейти к иным развлечениям.
Брике капризничала, требовала ежеминутно зеркало, изобретала новые
прически, просила подводить ей глаза карандашом, белить и румянить лицо.
Раздражалась бестолковостью Лоран, которая никак не могла постигнуть тайн
косметики.
- Неужели вы не видите, - раздраженно говорила голова Брике, - что
правый глаз подведен темнее левого. Поднимите зеркало выше.
Она просила, чтобы ей принесли модные журналы и ткани, и заставляла
драпировать столик, на котором была укреплена ее голова.
Она доходила до чудачества, заявив вдруг с запоздалой стыдливостью,
что не может спать в одной комнате с мужчиной.
- Отгородите меня на ночь ширмой или, по крайней мере, хоть книгой.
И Лоран делала "ширму" из большой раскрытой книги, установив ее на
стеклянной доске у головы Брике.
Не меньше хлопот доставлял и Тома.
Однажды он потребовал вина. И профессор Керн принужден был доставить
ему удовольствие опьянения, вводя в питающие растворы небольшие дозы
опьяняющих веществ.
Иногда Тома и Брике пели дуэтом. Ослабленные голосовые связки не
повиновались. Это был ужасный дуэт.
- Мой бедный голос... Если бы вы могли слышать, как я пела раньше! -
говорила Брике, и брови ее страдальчески поднимались вверх.
Вечерами на них нападало раздумье. Необычайность существования
заставляла даже эти простые натуры задумываться над вопросами жизни и
смерти.
Брике верила в бессмертие. Тома был материалистом.
- Конечно, мы бессмертны, - говорила голова Брике. - Если бы душа
умирала с телом, она не вернулась бы в голову.
- А где у вас душа сидела: в голове или в теле? - ехидно спросил
Тома.
- Конечно, в теле была... везде была... - неуверенно отвечала голова
Брике, подозревая в вопросе какой-то подвох.
- Так что же, душа вашего тела безголовая теперь ходит на том свете?
- Сами вы безголовый, - обиделась Брике.
- Я-то с головой. Только она одна у меня и есть, - не унимался Тома.
- А вот душа вашей головы не осталась на том свете? По этой резиновой
кишке назад на землю вернулась? Нет, - говорил он уже серьезно, - мы как
машина. Пустил пар - опять заработала. А разбилась вдребезги - никакой пар
не поможет...
И каждый погружался в свои думы...
НЕБО И ЗЕМЛЯ
Доводы Тома не убеждали Брике. Несмотря на свой безалаберный образ
жизни, она была истой католичкой. Ведя довольно бурную жизнь, она не имела
времени не только думать о загробном существовании, но даже и ходить в
церковь. Однако привитая в детстве религиозность крепко держалась в ней. И
теперь, казалось, наступил самый подходящий момент для того, чтобы эти
семена религиозности дали всходы. Настоящая жизнь ее была ужасна, но
смерть - возможность второй смерти - пугала ее еще больше. По ночам ее
мучили кошмары загробной жизни.
Ей мерещились языки адского пламени. Она видела, как ее грешное тело
уже поджаривалось на огромной сковороде.
Брике в ужасе просыпалась, стуча зубами и задыхаясь. Да, она
определенно ощущала удушье. Ее возбужденный мозг требовал усиленного
притока кислорода, но она была лишена сердца - того живого двигателя,
который так идеально регулирует поставку нужного количества крови всем
органам тела. Она пыталась кричать, чтобы разбудить Джона, дежурившего в
их комнате. Но Джону надоели частые вызовы, и он, чтобы спокойно поспать
хоть несколько часов, вопреки требованиям профессора Керна выключал
иногда у голов воздушные краны. Брике открывала рот, как рыба, извлеченная
из воды, и пыталась кричать, но ее крик был не громче предсмертного
зеванья рыбы... А по комнате продолжали бродить черные тени химер, адское
пламя освещало их лица. Они приближались к ней, протягивали страшные
когтистые лапы. Брике закрывала глаза, но это не помогало: она продолжала
видеть их. И странно: ей казалось, что сердце ее замирает и холодеет от
ужаса.
- Господи, господи, неужели ты не простишь рабу твою, ты всемогущ, -
беззвучно шевелились ее губы, - твоя доброта безмерна. Я много грешила, но
разве я виновата? Ведь ты знаешь, как все это вышло. Я не помню своей
матери, меня некому было научить добру... Я голодала. Сколько раз я
просила тебя прийти мне на помощь. Не сердись, господи, я не упрекаю тебя,
- боязливо продолжала она свою немую молитву, - я хочу сказать, что не так
уж виновата. И по милосердию своему ты, быть может, отправишь меня в
чистилище... Только не в ад! Я умру от ужаса... Какая я глупая, ведь там
не умирают! - и она вновь начинала свои наивные молитвы.
Плохо спал и Тома. Но его не преследовали кошмары ада. Его снедала
тоска о земном. Всего несколько месяцев тому назад он ушел из родной
деревни, оставив там все, что было дорого его сердцу, захватив с собою в
дорогу только небольшой мешок с лепешками и свои мечты - собрать в городе
деньги на покупку клочка земли. И тогда он женится на краснощекой,
здоровой Мари... О, тогда отец ее не будет противиться их браку.
И вот все рухнуло... На белой стене своей неожиданной тюрьмы он
увидел ферму и увидел веселую, здоровую женщину, так похожую на Мари,
доившую корову. Но вместо него, Тома, какой-то другой мужчина провел через
двор, мимо хлопотливой курицы с цыплятами, лошадь, мерно отмахивавшуюся
хвостом от мух. А он, Тома, убит, уничтожен, и голова его вздернута на
кол, как воронье пугало. Где его сильные руки, здоровое тело? В отчаянии
Тома заскрипел зубами. Потом он тихо заплакал, и слезы капали на
стеклянную подставку.
- Что это? - удивленно спросила Лоран во время утренней уборки. -
Откуда эта вода?
Хотя воздушный кран предусмотрительно уже был включен Джоном, но Тома
не отвечал. Угрюмо и недружелюбно посмотрел он на Лоран, а когда она
отошла к голове Брике, он тихо прохрипел ей вслед:
- Убийца! - Он уже забыл о шофере, раздавившем его, и перенес весь
свой гнев на окружавших его людей.
- Что вы сказали, Тома? - обернулась Лоран, поворачивая к нему
голову. Но губы Тома были уже вновь крепко сжаты, а глаза смотрели на нее
с нескрываемым гневом.
Лоран была удивлена и хотела расспросить Джона о причине плохого
настроения, но Брике уже завладела ее вниманием.
- Будьте добры почесать мне нос с правой стороны. Эта беспомощность
ужасна... Прыщика там нет? Но отчего же тогда так чешется? Дайте мне,
пожалуйста, зеркало.
Лоран поднесла зеркало к голове Брике.
- Поверните вправо, я не вижу. Еще... Вот так. Краснота есть. Быть
может, помазать кольдкремом?
Лоран терпеливо мазала кремом.
- Вот так. Теперь прошу припудрить. Благодарю вас... Лоран, я хотела
у вас спросить об одной вещи...
- Пожалуйста.
- Скажите мне, если... очень грешный человек исповедуется у
священника и покается в своих грехах, может ли такой человек получить
отпущение грехов и попасть в рай?
- Конечно, может, - серьезно ответила Лоран.
- Я так боюсь адских мучений... - призналась Брике. - Прошу вас,
пригласите ко мне кюре... я хочу умереть христианкой...
И голова Брике с видом умирающей мученицы закатила глаза вверх. Потом
она опустила их и воскликнула:
- Какой интересный фасон вашего платья! Это последняя мода? Вы давно
не приносили мне модных журналов.
Мысли Брике вернулись к земным интересам.
- Короткий подол... Красивые ноги очень выигрывают при коротких
юбках. Мои ноги! Мои несчастные ноги! Вы видели их? О, когда я танцевала,
эти ноги сводили мужчин с ума!
В комнату вошел профессор Керн.
- Как дела? - весело спросил он.
- Послушайте, господин профессор, - обратилась к нему Брике, - я не
могу так... вы должны приделать мне чье-нибудь тело... Я уже просила вас
об этом однажды и теперь прошу еще. Я очень прошу вас. Я уверена, что если
только вы захотите, то сможете сделать это...
"Черт возьми, а почему бы и нет?" - подумал профессор Керн. Хотя он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг