РАФАИЛ БАХТАМОВ
ОТКРЫТИЕ
- Самостоятельное дело всегда интересно, - сказал прокурор.
- Самостоятельное, - конечно. - Валерий вежливо наклонил голову. Это
самое дело было от него бесконечно далеко. Особенно после вчерашнего
выговора.
- Дело, которое мы хотим вам поручить...
- Мне?
- Вам. 17 мая сего года...
Это что: воспитание доверием? "Молодой следователь Валерий К. проводит
первое самостоятельное дело.
Спасает невинных, разоблачает виновных. Воспитывает и воспитывается
сам, осознавая глубокую поэзию труда следователя". Все ясно, а внутри
что-то дрожит-первое самостоятельное дело.
- ...на нефтеперерабатывающем заводе произошел взрыв, - продолжал
прокурор. - Люди, к счастью, не пострадали. Предприятию причинен
материальный ущерб в сумме 860 рублей...
- В новых деньгах? - машинально спросил Валерий.
- В новых. Следствие по делу вел Сурен Аркадьевич Мелкумян. Вчера он
лег на операцию. Так что кончать придется вам.
- И много... Я хочу сказать, многое он успел?
- Осмотр места. Допросы. Получил заключение экспертизы. Набросал проект
обвинительного заключения.
- Что же мне остается? Отдать заключение на машинку, проверить и
принести на подпись?
- Проверить - да, - холодно сказал прокурор. - Полагаю, вы знаете:
принимая дело к своему производству, вы принимаете на себя и
ответственность.
- Разумеется, - Валерий равнодушно кивнул.- Какая там ответственность...
Прокурор долго смотрел на него - словно вспоминал что-то. И вдруг
улыбнулся.
- Вернемся к делу. Говорить об умысле, конечно, не приходится.
Обвиняемой Таировой 22 года. Окончила техникум, оператором работает
недавно. Значит, одно из двух: небрежность или казус. Граница, вы знаете,
тонкая.
Валерий любил железную строгость юридических формул. Ни одного лишнего
слова. Все просто и точно, как в отшлифованных тысячелетиями
доказательствах теорем.
Предвидел и желал наступления преступного результата (в данном
случае-взрыва) - прямой умысел; не желал, но допускал - умысел косвенный;
не предвидел, но обязан был предвидеть - преступная небрежность;
предвидел, но неосновательно надеялся предотвратить- преступная
самонадеянность; и, наконец, не предвидел и не должен был предвидеть -
преступления нет, казус.
- Граница тонкая, - повторил прокурор. - Формально - прошла инструктаж,
выучила правила... Но я перечитываю дело и думаю: могла она все-таки
предвидеть взрыв?..
- Теоретически случай любопытный, - согласился Валерий. - Практически,
однако, ничем особенным суд ей не угрожает. От силы ей дадут, по-моему,
год...
- Мелочь, разумеется, - кивнул прокурор. - Жаль, что вы раньше молчали.
Я бы вам устроил месяца три тюрьмы... В порядке преддипломной практики!
Валерий побледнел. Теперь все. Конец. Пишите заявление...
- Я сказал чушь, - пробормотал он.
- Глупость, - поправил прокурор. - О ходе следствия будете докладывать
мне. Возьмите дело.
* * *
За проходной - плакат. На плакате - самолет, вовсю ширину разбросавший
стальные руки-крылья.
По небесно-голубому красным: "Больше светлых" и три решительных
восклицательных знака.
- Конечно, светлых нефтепродуктов, - пояснил сопровождающий.
Он не очень-то понимал, что от него требуется. Специалисту он охотно
показал бы новый цех, при случае и поспорил бы. Для неспециалистов
("публики", говорили на заводе) давно выработались и стиль объяснений, и
маршрут. С таким посетителем он имел дело впервые.
Не специалист - ясно. Но и не публика. Следователь.
Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и
башен, увитых разноцветной перевязью труб. Мелькали названия, цифры
температур и давлении, крекинг каталитический, термический, специальный.
Он не очень вслушивался. Смотрел, сравнивал. Вначале терялся - масштабы
здесь были совсем другие, чем в книгах. Но вот он уловил что-то знакомое.
Потом еще и еще. Это было как при встрече с человеком, которого знаешь по
фотографии. Мысль, упрощенная в книгах до схемы, ощущалась здесь в живой
сложности.
Постигать ее было трудно и радостно...
В операторных это ощущение терялось. Девушки в белых халатах, в
косынках, повязанных по-домашнему, щебетали о посторонних делах. В одном
месте он услышал восторженную оценку новой итальянской картины, в другом -
насмешливую характеристику какой-то Зины и жалобу на чулки, у которых
вечно спускаются петли.
Так же легко, небрежно, девушки перебрасывались разными "дестиллятами"
и "ректификатами". Время от времени одна из них подходила к приборам,
поглядывала на медленно ползущую ленту, записывала. Нажимала на кнопку и
торопливо возвращалась к столу - продолжать разговор.
Думали они в этот момент над последствиями того, что делали? Это
казалось сомнительным. Должно быть, чего-то такого не предвидела и
Таирова. Обязана была предвидеть! Легко сказать "обязана", а могла?
Попробуй, пойми. Одно дело классический стрелочник из учебника уголовного
права, забывший перевести стрелку, или шофер, в состоянии опьянения,
севший за руль... Там ты ставишь себя на место преступника и говоришь: я
перевел бы стрелку, я не сел бы в машину пьяный. А тут:
сумел бы я представить последствия, если бы нажал, скажем, на эту
красную кнопку?..
Конечно, виновата и администрация. Нельзя доверять установку неопытному
человеку. Во всяком случае надо контролировать. Хотя попробуй, успей.
Нажал кнопку и взрыв...
- Взрыв? - переспросил инженер.
- Да, я хотел бы осмотреть установку, где произошел взрыв.
- Пожалуйста... Только зачем же взрыв? Просто авария.
Это не первый. Все, начиная с директора, избегали говорить "взрыв". Как
угодно: авария, неприятность, происшествие - только не взрыв. И вообще
этот случай старались забыть. Директор, например, все время подчеркивал,
что ничего страшного, жертв нет. "Материальный ущерб? - он пожал плечами.
- Для такого завода как наш... По секрету: мы не стали бы предъявлять иск,
если бы не бухгалтер (Валерий не знал, что на всех совещаниях, с поводом и
без повода, директор возвращался к взрыву).
"Объект преступления" - установка высокотемпературного крекинга - по
виду не отличалась от других.
Такая же махина: металл, кирпич, трубы. "Можно подняться?" - "Конечно.
Но установка работает нормально".
Все-таки он поднялся - взлетел на лифте. Походил по площадке. Ничего не
увидел. Даже меньше, чем снизу. Там просматривались хоть общие контуры.
Здесь какая-нибудь одна труба заслоняла все.
Зашли в операторную. Тут все как будто обычно. Но девушки в косынках
сразу смолкли. Двое занялись манометром. Другие что-то старательно
записывали. На вопросы отвечали коротко и сугубо официально. Даже между
собой стали говорить на "вы". "Анна, дайте, пожалуйста, номограмму шестой.
Нет, нет, спасибо".
Начальник установки - немолодой человек с седыми лохматыми бровями -
назвал себя, показал все, что требовалось, но в разговор не вмешивался.
Отвечал сопровождающий.
Да, установка управляется отсюда. Эти задвижки.
Сначала следует повернуть левую, потом правую. Ошибиться трудно -
цвета, как видите, разные. Покрашены недавно? Верно, краска немного
стерлась. Есть схема, абсолютно ясная. Разумеется, висит давно - видите,
бумага пожелтела. Если открыть в обратном порядке?
Взрыв возможен. Нет, не обязателен. Все зависит от мгновенных
параметров: концентрации, температуры, давления...
Начальник установки? Но ведь это случилось в третью смену. Да, сменный
инженер. Имела ли право Таирова?
Разумеется. Если инженер будет заниматься каждой мелочью, на что
операторы... О причинах он судить не берется, это не входит в его
компетенцию. В ближайшее время будет установлена автоматическая система
контроля, исключающая ошибки.
Назиму Таирову он знает. Добросовестный оператор, хороший работник.
Начальник установки кивает: правильно. Грустно вздыхает: что поделаешь,
несчастье. С каждым может быть.
Валерий молчит. Ничего нового. Обо всем этом сказано в заключении. Даже
задвижки он видел раньше - на эскизе. И представлял: сначала оператор
поворачивает левую. Выжидает, пока температура снизится на 150 градусов.
Открывает правую. Следит по приборам за повышением температуры. Закрывает
обе. И все.
Просто.
Правила Таирова, конечно, знала. И выполняла, надо думать, точно. Кроме
одного: вместо левой задвижки вначале открыла правую. Температура сразу
подскочила, произошел взрыв.
- Двинемся дальше? - вежливо спрашивает сопровождающий.
- А? Нет, нет... Вернемся.
Теперь они подходят к плакату с другой стороны.
Самолет ничего, а буквы наизнанку выглядят диковато.
Инженер, кажется, немного разочарован. Чего он собственно ждал:
хитроумных вопросов, подвоха? Прощаясь, они смотрят друг на друга и
улыбаются: ровесники, вчерашние студенты, специалисты...
Секретарь директора кивнула Валерию, как старому знакомому.
- Открыть?
- Пожалуйста.
Провела его в комнату (письменный стол с зеленоватым стеклом,
чернильница, счеты; на стенах диаграммы: что-то поднимается, что-то
падает).
- Располагайтесь, - сказала она. - Я ее сейчас сызову.
Стук...
- Войдите.
У нее было худое, смуглое, тонко очерченное лицо. Но это он увидел
потом. Даже глаза - очень большие, очень темные-он умудрился не заметить.
- Садитесь, - сказал он суховато. И когда они сели: - Моя фамилия -
Крымов. Валерий Петрович Крымов. Мне поручили... проверить обстоятельства
дела (он не хотел сразу огорошивать ее "следователем").
- Дела?
- Да, аварии. Вам что, не сообщили, зачем вызывают?
- Нет... Не сказали.
- Вы не волнуйтесь, - сказал он бодро. - Все выяснится. Для этого мы и
назначены.
- А Сурен Аркадьевич?
- Мелкумян? Он болен. Расскажите, пожалуйста, подробно, как все
произошло.
Рассказывая, она смотрела в одну точку. Лицо у нее было серое, губы
дрожали. Видно, не так легко пережила она взрыв. Кстати, единственная на
заводе она прямо говорила "взрыв", без фокусов.
Чуда не случилось. Не было в ее рассказе ничего неожиданного, никакой
ниточки. Все знакомо, даже скучновато. Левая задвижка. Правая...
- А не наоборот?
- Нет. Я сначала открыла левую. Правую после.
- А вы не забыли? Знаете, бывает...
- Нет.
- Где вы сейчас работаете?
- В диспетчерской.
- Нравится?
Она слабо улыбнулась "("Уже лучше. Так сказать, лед тронулся. Лед
тронулся, господа присяжные заседатели!").
- Ничего? И все-таки оператором лучше. Так?
- Конечно. Но это временно, правда? Пока не разберутся.
- Надо полагать, - схитрил Валерий. Выбирая наказание, суд учтет
неопытность обвиняемой. Но как раз поэтому ей запретят работать
оператором. И правильно.
Не всегда же взрывы кончаются так... Впрочем, об этом ни слова. Пусть
обвиняемая успокоится... Теперь самое время.
- Кстати, если не ошибаюсь, вы говорили, что взрыв произошел очень
скоро, сразу, как вы открыли вентиль."
(это не очень "кстати", но ничего, сойдет).
- Нет, - она покачала головой. - Я успела закрыть оба вентиля, подошла
к столу, взяла журнал...
- И температуру успели заметить?
- А как же! Все было по инструкции: температура сперва снизилась, потом
стала повышаться.
- Не может быть! - не удержался Валерий. Вентили можно спутать, это
бывает с каждым. Положишь спичюи в левый карман, а ищешь в правом. Но
температура... Если бы температура понизилась, взрыва не было бы. Значит,
она говорит неправду. Впрочем, еще одна проверка...
- Вы успели сделать запись в журнале? (он отлично знает: записи нет).
Тогда, заметив ошибку, она растерялась. Конечно, у нее не хватило выдержки
в такой момент делать в журнале фиктивную запись".
- Нет, я не успела...
Ясно. Сошлется на взрыв.
- Помешал взрыв?
- Не совсем.., - она покраснела. - Я как-то так... задумалась. А потом
это... и я испугалась.
Валерий не смог скрыть недоверчивую улыбку. Сразу почувствовал - зря,
но было поздно.
Лицо у нее сразу замкнулось, потеряло выражение.
Будто кто-то задернул между ними тяжелую штору.
Нет, повторяла она. Нет, не помнит. Нет, не знает.
Нет, не слышала. Левая задвижка, и все.
Штора. Попробуй раздвинь. Неужели один человек не может объяснить
другому. Ведь ничего плохого он ей не желает. Даже больше, в сущности, он
хочет ей помочь. Все это так, а сумей убедить...
Он пробовал. Многословно и путано, оперируя юридическими терминами, он
доказывал, что еще ничего не известно. Что суд учтет все моменты: как
объективные, так и субъективные. Что граница между небрежностью и казусом
трудно различима...
- Можно уйти? - спросила она.
- Да, пожалуйста, - он вздохнул с облегчением.
Она дошла до двери, взялась за ручку и остановилась. Кто знает, о чем
она думала. Может быть, ей казалось, что именно сейчас решается ее судьба.
Еще есть возможность вернуться и заставить этого человека поверить, что
она не виновата. А, может быть, ей просто было трудно переступить порог и
остаться одной.
Время тянулось так долго, что Валерий подумал - не всерьез, но подумал:
"А если она не виновата?"
* * *
- Вы к кому?
- К товарищу Левину. Я звонил утром.
- Так это вы, Крымов? А я, извините, решил, что к моей Ольге. У меня,
знаете ли, редко бывают модные молодые люди. Входите, раздевайтесь.
Валерий снял куртку и остался в тенниске - одежда для июня самая
обычная. Но хозяин был в коричневом костюме, в рубашке со строгими
запонками, при галстуке.
- Пожалуйста, сюда.
Валерий очутился в окружении книг. Они закрыли стены так плотно, что
черные, желтые, синие корешки казались рисунком на обоях.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг