Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
научные цели, мною - чисто человеческие. Они не всегда совпадают.
   - Какова же ваша "человеческая" цель, профессор?
   - Слушайте.  Она  может  коснуться  и  вас,  если  пожелаете.  Вам  лет
пятьдесят, не  так  ли?  Вы  скоро  умрете,  но  вы  можете  вернуть  себе
молодость, силу, здоровье. Хотите?
   - Конечно.
   - Считайте, что эта мелочь у вас в кармане.
   - Вы говорите языком, очень близким к языку Фойта.
   - Но вы его понимаете? И прекрасно. Так вот, сейчас весь мир помешан на
операциях по замене сердца, почек и так далее. Люди готовы  платить  любые
деньги, чтобы купить себе чужое сердце или кусочек чужого  тела.  О  чужой
крови я уж не говорю, это банально.  Нищенская  возня,  комиссар!  Аппарат
перевоплощения дает неизмеримо больше.  Он  дает  своему  владельцу  чужое
ТЕЛО! Целиком! Любое! Вот там, по улице, сейчас  идет  рослый  и  красивый
молодой человек лет двадцати. Хотите взять его  тело?  Берите!  Но  и  это
пустяки, комиссар.  Аппарат  перевоплощения  дает  БЕССМЕРТИЕ!  Вы  можете
менять тела, как обносившиеся платья, вечно живя в  молодом  и  прекрасном
теле, сохраняя при этом свое сознание, свою память, свои чувства и  эмоции
- свое собственное "я". Но и это  еще  не  все.  Владение  аппаратом  дает
ВЛАСТЬ, по сравнению с которой власть всех тиранов мира, существовавших на
земле и существующих, - ничто! Вы можете перевоплотиться в миллиардера,  и
все его миллиарды - ваши. Вы можете стать президентом и управлять  страной
всю вашу многовековую жизнь, самому себе передавая власть  по  наследству.
Вы можете дарить тела  и  отбирать  их.  Молодого  превратить  в  старика,
красавца - в урода, богача - в нищего, здорового - в  прокаженного  и  как
угодно наоборот. Кто не склонится перед такой могущественной властью? Кто?
Кто не  станет  ее  рабом?  Люди,  деньги,  бессмертие  -  все  это  может
принадлежать вам. Гард.
   - Каким образом?
   - До  сегодняшнего  дня  я  думал,  что  буду  единолично  пользоваться
аппаратом. Но вы проявили качества, достойные компаньона. Я предлагаю  вам
союз.
   - Программа действий, профессор?
   - Вы серьезно? Я полагал, что вы  попросите  хоть  несколько  минут  на
размышление. Впрочем, способность решать быстро и безошибочно - ваша сила.
Программа такова. На первых порах - и  здесь  ваша  роль  неоценима  -  мы
выберем нескольких подходящих людей, спрячем их, будем о  них  заботиться,
кормить их и поить, мыть и чистить. Ведь их тела - наши платья, которые мы
будем носить по мере надобности, а потом вновь складывать  в  гардероб.  К
роли Бога надо привыкнуть, комиссар!
   - Скорее к роли дьявола.
   - Вы шутите?
   - Зачем? Но скажите, профессор, какие вы можете дать гарантии, что меня
не ждет судьба Лео Лансэре, если я покажусь вам "щепетильным"?
   - Я ждал этого вопроса и, честно говоря, не понимал, почему  вы  с  ним
медлите. А какие гарантии можете дать вы, комиссар?
   - Аппаратура в ваших руках, профессор, она спрятана вами  и,  вероятно,
не в том доме, где вы живете, и даже не в вашей лаборатории.
   - Разумеется.
   - Вот вам и гарантия вашей безопасности. А моей?
   - Вам придется, комиссар, поверить мне на слово.
   - Этого мало, - твердо сказал Гард.
   - Вы торгуетесь, что говорит об искренности ваших слов.
   - До искренности еще далеко,  профессор,  -  сказал  Гард.  -  Если  вы
хотите, чтобы я был до конца искренен, поднимите руки.
   - Что?!
   - Руки! - крикнул Гард, мгновенно вскинув  пистолет  на  уровень  груди
профессора Грейчера.
   Профессор медленно поднял руки, с удивлением и ненавистью глядя в глаза
комиссару.  Гард   вышел   из-за   стола,   приблизился   к   Грейчеру   и
профессиональным движением стал ощупывать его тело.
   - В левом боковом кармане, - прохрипел Грейчер.
   Из  левого  бокового  кармана  Гард  извлек  большие  серебряные  часы,
напоминающие по форме луковицу.
   -  Не  открывайте  их!  -  предупредил  профессор.  -  Они  срабатывают
немедленно!
   Когда они  вновь  успокоились,  рассевшись  по  своим  местам,  Грейчер
утомленно произнес:
   - Вы удивительный человек, комиссар, вы догадались даже об этом...
   - А вы полагали, что я всерьез думаю, будто аппаратура  занимает  целую
комнату?
   - Увы! - признался Грейчер. - Что вы теперь со мной сделаете?
   Вместо ответа Гард нажал кнопку. В кабинет вошел Таратура.
   - В камеру три.
   Профессор встал.
   - Простите, комиссар, - сказал он упавшим голосом, - но  отплатите  мне
за откровенность откровенностью:  каким  образом  вы  пришли  к  пониманию
парноубийства?
   - Вы правы, Грейчер, теперь и я могу быть с  вами  вполне  искренен,  -
улыбаясь, ответил Гард, держа серебряные часы за цепочку и крутя их вокруг
пальца. - Но похвастать мне нечем. Я  мог  бы  поблагодарить  за  открытие
элементарную логику... Но это уже не ваша забота.
   Грейчер повернулся и пошел из кабинета прочь. В дверях он  остановился,
посмотрел на Гарда и странно спокойно произнес:
   - И все же вы глупец, Гард!
   Таратура и комиссар весело рассмеялись.
   - Благодарю вас, профессор, вы чрезвычайно любезны!  -  успел  крикнуть
Гард.
   У Гарда было отличное настроение. Он прошелся по кабинету легкой, почти
танцующей походкой и подошел к окну. Все было прекрасно - все,  все,  все!
Начинался день. Тихий, солнечный день. Двор полицейского управления  то  и
дело пересекали какие-то люди, на секунду задерживаясь рядом  с  дежурным.
За решетчатой оградой стояли автомашины, среди  которых  обращал  ни  себя
внимание белый "мерседес". Когда Гард хотел было  вернуться  к  столу,  он
неожиданно увидел Таратуру, пересекающего двор. "Куда это он?"  -  подумал
Гард и, высунувшись из Окна, крикнул:
   - Таратура!
   Помощник Гарда поднял голову, улыбнулся и весело помахал рукой. Все это
он сделал на ходу, не останавливаясь, и что-то странное почудилось Гарду в
походке Таратуры, или в его улыбке, или в его одежде, -  комиссар  не  мог
понять, в чем именно. Между  тем  Таратура  подошел  к  дежурному,  что-то
сказал ему и вышел за пределы двора. Через секунду он уже  сидел  в  белом
"мерседесе". Гард оторопело смотрел на своего помощника, и вдруг  его  как
током ударило: Таратура был не в  своей  одежде!  Мощное  тело  инспектора
обтягивал узенький костюм,  ноги  сжимали  явно  чужие  туфли,  изменяющие
походку, а галстук неимоверно стягивал горло, оттого-то все выражение лица
Таратуры, несмотря на улыбку, показалось  Гарду  каким-то  задушенным,  не
своим...
   О Боже, да это же костюм профессора Грейчера!
   Ничего не понимая. Гард бросился к столу и быстрым  движением  выдвинул
средний ящик. Наверху, на  папке,  лежали  серебряные  часы.  Схватив  их,
комиссар открыл крышку. Футляр был пуст!


   Небольшая тюрьма "для местного пользования", как  называл  ее  комиссар
Гард,  размещалась  в  полуподвале  полицейского  управления  и   вызывала
бесконечные споры  на  всех  архитектурных  конгрессах.  Одни  считали  ее
гениальным произведением утилитарного зодчества, другие обвиняли ее автора
в примитивизме. Среди заключенных тоже не было единого мнения. Те из  них,
которые предпочитали одиночество и попадали в камеру, чтобы поразмыслить о
прошлом и будущем, выражали недовольство тюремной архитектурой. Зато воры,
грабители и убийцы, привыкшие к  веселому  обществу  и  боящиеся  остаться
наедине с собой, лишь в  превосходных  степенях  оценивали  тюрьму:  время
здесь шло для них незаметно и весело.
   А  дело  было  в  том,  что  архитектор,  создавший  столь   уникальный
полуподвал, был ярым поборником социальной справедливости. Он считал,  что
если уж человек попадает в это милое заведение, то он должен покинуть  его
лишь после полного торжества справедливости.  Преступник  должен  отсидеть
свой срок день в день и ни в коем случае не сбежать на волю. И поэтому  он
спроектировал  полуподвал  наподобие   средневекового   собора,   акустике
которого мог позавидовать любой современный концертный зал. Каждый шорох в
каждой из ста пятидесяти  четырех  камер  усиливался  настолько,  что  два
надзирателя, находящихся в дежурной комнате, могли  отчетливо  представить
себе,  что  в  данный  момент  делает  любой  из  ста  пятидесяти  четырех
заключенных. Вот один насвистывает песенку, другой справляет нужду, третий
почему-либо мычит или естественным  образом  кашляет,  четвертый  сочиняет
стихи, а пятый пилит решетку. Когда однажды все заключенные,  сговорившись
на прогулке, устроили шум во всех камерах одновременно, им  все  равно  не
удалось сбить с толку  надзирателей,  поскольку  в  том-то  и  заключалась
гениальность зодчего, что он ухитрился все шумы  точно  рассортировать  по
происхождению.
   В тот момент, когда Гард, выскочив из кабинета, бросился в  полуподвал,
по узкому тюремному коридору ему навстречу несся хохот. Чутким  ухом  Гард
уловил, что смеются оба дежурных надзирателя, стоя у камеры номер 3.
   Надзиратели  наслаждались  веселым  и  забавным  зрелищем.  Только  что
водворенный в третью камеру  профессор  Грейчер  вызвал  их  из  дежурного
помещения  криками:  "Вы  что,  олухи,  с  ума  посходили?!"  -  и  теперь
утверждал, ни капельки не смущаясь, что он - инспектор полиции Таратура!
   -  А  может,  вы  Юлий  Цезарь?  -  хохотал   наиболее   грамотный   из
надзирателей.
   - Ох, уморил! - держась за живот, вторил другой.
   Вся тюрьма прислушивалась к их  веселью,  лишающему  одних  заключенных
покоя и дающему другим желанное развлечение.
   - Ребята, вы  действительно  меня  не  узнаете?  -  чуть  не  плача  от
возмущения, кричал профессор Грейчер. - Вы  рехнулись?  Да  это  ж  я,  я,
Таратура... Перестаньте ржать, в конце концов, и срочно вызовите Гарда!  Я
что вам сказал!
   В ответ ему был дружный хохот.
   - Ослы безмозглые! - бушевал Грейчер. - Болваны! Вы отсидите у меня под
арестом по десять суток каждый!
   - Ха-ха-ха!
   - А тебе, Смил, я ни за что не верну те пять кларков,  которые  взял  в
прошлую среду!
   Словно поперхнувшись, оба надзирателя умолкли. В этот  момент  комиссар
Гард и подоспел к  камере.  Еще  издали  он  увидел  профессора  Грейчера,
вцепившегося руками в решетку. На профессоре была желтая куртка  Таратуры,
но сидела она  на  нем  как  мешок.  Оцепенелым  взглядом  уставившись  на
профессора Грейчера, Гард медленно подошел к камере, металлическим голосом
попросил надзирателей удалиться и отпер замок своим ключом.
   - Вы понимаете, Гард, эти болваны приняли меня за профессора  Грейчера!
- облегченно проговорил профессор Грейчер. - А куда делся сам профессор, я
не знаю!
   - Что же случилось? - еле выдавил из себя Гард, стараясь не глядеть  на
заключенного.
   - Когда мы вошли с ним в камеру, он  предложил  мне  сигарету  и  вынул
портсигар...
   - Какой портсигар?
   - А черт его знает! Нормальный серебряный портсигар.
   - И что дальше? - не глядя на Грейчера, спросил Гард.
   - А дальше я не помню. Какой-то странный зеленый луч...  потом  удар  в
челюсть... Сказать по совести, это был достойный удар, комиссар, уж в этом
я понимаю!
   "Еще бы! - подумал Гард. -  Ведь  бил  уже  не  профессор  Таратуру,  а
Таратура профессора!"
   - И что дальше?
   - Когда я очнулся и поднял тревогу, эти болваны...
   Гард взглянул  в  лицо  говорящему.  Холеные  щеки,  благородные  усики
скобкой,  щелочкой  сощуренные  глаза  и   этот   характерный   породистый
подбородок, свидетельствующий об отличной кормежке... Жуть какая!
   -  Послушайте  меня,  старина,  -  тихо  произнес  Гард.  -  Послушайте
внимательно и спокойно, собрав всю  волю  и  выдержку.  Профессор  Грейчер
сбежал, украв ваше тело.
   - Что?! - воскликнул заключенный. - Что вы говорите. Гард?  Вы  мне  не
верите?!
   - Дай руку, Таратура, - строго сказал комиссар. - Ты чувствуешь, у тебя
выросли усы? Разве ты когда-нибудь носил усы? Ты чувствуешь,  что  у  тебя
стало меньше сил? Что твоя тужурка  висит  на  тебе  как  на  вешалке?  Ты
понимаешь...
   Таратура медленно сполз по стене на пол камеры.
   - Это правда, комиссар? -  тихо  спросил  он,  глядя  оттуда  на  Гарда
обезумевшими глазами. - Но ведь этого не может быть!  Комиссар,  этого  не
может быть!!! - С ним начиналась истерика,  хотя  он  прежде  был  сильным
человеком, способным переносить любые страхи и ужасы.  -  Ведь  это  чушь,
комиссар! - Таратура стал рвать на  себе  волосы,  царапать  свои  холеные
щеки, ломать пальцы. Гард с  трудом  сдерживал  его,  и  по  всей  тюрьме,
усиленное гениальной акустикой, неслось: - Это чушь, чушь, чушь!..



    7. ПЛОДЫ БЕСПЕЧНОСТИ

   Министр внутренних дел Воннел обожал отчеты. С величайшим  наслаждением
он читал и перечитывал все, что писали ему агенты и руководители ведомств,
и  с  не  меньшим  удовольствием   сам   составлял   докладные   в   адрес
правительства.  Пожалуй,  в  нем  погиб  великий  сценарист  или  репортер
уголовной хроники, зато  в  нем  процветал  не  менее  великий  пожиратель
сенсаций. Открыто преступление или не открыто, задержан преступник или нет
- все это  почти  не  беспокоило  Воннела,  если  отчет  содержал  в  себе
драматическое изложение  события,  снабженное  сложным  сюжетным  ходом  и
всевозможными хитрыми перипетиями. Читая такие отчеты,  Воннел  хохотал  и
плакал, страдал и наслаждался, подпрыгивал в своем кресле,  а  в  особенно
жутких местах сползал под массивный стол.
   Прослышав об этой страсти  министра,  комиссары  и  инспектора  полиции
стали нанимать профессиональных писателей, которые  по  скромным  заметкам
сочиняли потрясающие отчеты, а еще чаще просто выдумывали  их.  В  стране,
таким  образом,  одновременно  процветали   нераскрытая   преступность   и
многословная    отчетность,    развиваясь    параллельными,    нигде    не
пересекающимися курсами.
   Отчет комиссара  Гарда  произвел  на  министра  жуткое  -  стало  быть,
прекрасное - впечатление. Дочитав до того  места,  где  профессор  Грейчер
превращается в инспектора Таратуру, а Таратура -  в  профессора  Грейчера,
Воннел опустился под стол и просидел там, пока по  его  вызову  не  явился
первый заместитель Оскар  Пун.  Тогда,  выбравшись  из-под  стола,  Воннел
произнес трагическим голосом:
   - Вы читали?!
   Оскар Пун читал все на час раньше министра. Он кивнул и сказал:
   - Я рад, господин министр, что отчет вам понравился.
   - Но каков комиссар Гард! - восхищенно воскликнул министр. - Он никогда
не славился выдумкой, а тут -  на  тебе,  наворотил  такую  прелесть,  что
просто мурашки бегут по телу! Как вы думаете, Пун, не  стоит  ли  доложить
это дело президенту?
   -  Полагаю,  господин  министр,  -  ответил  Пун,  более  реалистически
смотрящий на вещи, - что сначала следовало бы выслушать комиссара Гарда.
   - Он здесь?
   - И не один, а  с  профессором  Грейчером,  который  одновременно  есть
Таратура.
   - Давайте их по одному, - приказал Воннел.
   Через минуту Гард входил в кабинет министра.
   - Поздравляю вас, комиссар! - вместо приветствия сказал Воннел,  выходя
из-за стола и протягивая комиссару руку, что  означало  награждение  Гарда
премией в размере месячного жалованья. - Вы написали  превосходный  отчет!
До парноубийства не додумался пока ни один комиссар полиции!  Гард!  Вы  -
первый! Даже Альфред-дав-Купер...
   - Я ничего не выдумал, господин  министр,  -  перебил  его  Гард.  -  К
сожалению, все то, что написано в отчете, произошло в действительности.
   - Разумеется! - воскликнул Воннел. - Такое не придумаешь! Мы обменялись

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг