И Таратура и Честер с удивлением взглянули на комиссара. Гард был
невозмутим. Он закуривал сигарету, приоткрыв ветровое стекло так, чтобы
ветер, если этот жалкий поток теплого воздуха можно было называть ветром,
обдувал его лицо. Было жарко. Мотор "Ягуара" явно перегревался, у Гарда с
Таратурой, сидящих впереди, было ощущение, что ноги их стоят в ванночке с
горячей водой.
- От имени гангстеров, - мрачно сказал Честер, - приношу тебе сердечную
благодарность.
- Весьма польщен, - спокойно ответил Гард. - Когда-нибудь на досуге я
прочитаю тебе популярную лекцию о том, что нельзя одновременно гонять двух
зайцев.
Минуту они проехали молча.
- А вдруг в "Бюике" заметят "шестого" и сообщат "Мерседесу" - сказал
Гард - Ты думал об этом? Я держал их на привязи лишь до тех пор, пока не
убедился, что "Мерседес" никуда от нас не уйдет. Он для нас главный! Тебе
ясно, достопочтенный представитель гангстеров?
Честер сконфуженно промолчал, а Таратура разразился по своему
обыкновению неприлично громким смехом.
- Говорит Мердок, - раздалось из динамика, - я подозреваю, шеф, что они
пройдут мимо площади Уж слишком велика скорость.
- Затормозить никогда не долго, - заметил Гард.
- Это верно, шеф, но логичней предположить, что они дуют на трассу.
- Посмотрим.
"Ягуар", срезав угол, уже въезжал на улицу Буль-Дайк, другой конец
которой выходил на площадь Примирения.
- Не торопитесь, -сказал комиссар Таратуре. - У нас есть в запасе
несколько минут.
Они остановились буквально в двух шагах от дома, в котором жили Фишеры.
Трасса просматривалась отсюда метров на пятьсот в обе стороны.
От недавней аварии не было и следа, если не считать четырех гранитных
плит мостовой, уже замененных, но еще не вывезенных. Они лежали стопкой на
краю тротуара. Мимо ходили люди, растерзанные послеполуденным жарким
солнцем. На самой площади спиралью кружилась поливочная машина, все ближе
и ближе подбираясь к центру - к памятнику, изображающему двух атлетически
сложенных мужчин, пожимающих друг другу руки. Историки утверждали, что
несколько веков назад именно на этом месте произошло примирение враждующих
племен, положившее начало нынешнему государству. По этому поводу Фред
Честер однажды язвительно заметил, что, если бы племена знали, какое это
будет государство, они враждовали бы до сих пор. И вот уже могучие атлеты,
обильно смоченные водой, заблестели на солнце, а вокруг них запрыгали,
завизжали ребятишки, тоже норовя попасть под спасительные струи.
И никому из пешеходов не приходило в голову, что рядом с ними идет
невидимая война, что в любую секунду могут прогреметь выстрелы и пролиться
человеческая кровь. Элизабет Фишер лежала в этот момент в постели,
находясь в полуобморочном состоянии, и не подозревала, что в такой
близости от нее сойдутся сейчас и враги ее дочери и, возможно, спасители,
впрочем, добро и зло всегда шествуют недалеко друг от друга и так близко
от нас, грешных!...
- Сотый, я вас вижу, - сказал Гард, поглядывая на водителя поливочной
машины.
"Сотый", слегка убрав скорость и уменьшив напор воды, поспешил ответить:
- Я вас тоже, комиссар! Ну и жара... Хотите окачу?
- Прекрасная идея! - не без сарказма заметил Честер.
- Однако внимание, - сказал Гард. - Они на подходе. Мердок, какая у вас
скорость? Тут же ответил Мердок:
- Девяносто пять, комиссар.
- Обходите "Мерседес", я возьму его сзади.
- Ясно, комиссар.
- Таратура, включайте! - скомандовал Гард. Мимо пронеслась машина
Мердока - отличный "Шевролет" трехгодичной давности, затем черный
"Мерседес" с высоко торчащей антенной, вплотную за ним - малолитражка,
последняя модель фирмы "Норд-Вест", а еще потом, метрах в пятидесяти за
малолитражкой, шел автобус.
"Ягуар", точно выбрав момент, рванулся, вклинился между "Норд-Вестом" и
автобусом и, сразу набрав скорость, понесся в общем потоке, огибающем
площадь Примирения.
- Четвертый и седьмой! - крикнул Гард в микрофон. - Выходите на трассу
и следуйте за нами с интервалом в две минуты. Сотый, кончайте работу и
возвращайтесь домой. Передайте дежурному о снятии всех постов, находящихся
на главных площадях города. Теперь, надеюсь, справимся сами. Вам ясно?
- Еще бы, комиссар!
Погоня!..
Впрочем, какая же это погоня? Как из слагаемых - сумма, так и погоня
должна складываться по крайней мере из двух компонентов: из убегающих и
догоняющих.
Вот когда они словно бы настраиваются на одну волну, передавая друг
другу ритм и скорость движения. Вот когда их нервы вытягиваются в тонкую
ниточку, готовую лопнуть в самый неподходящий момент. Вот когда рождается
обоюдный азарт, и появляется жажда риска, и даже гибель кажется менее
обидной, чем проигрыш в глазомере, в умении водить машину, в выдержке.
А что было на этот раз? "Мерседес" ни от кого не убегал, а спокойно,
Подчиняясь своему собственному плану, ехал к цели. И даже не предполагал,
что не только за ним, но и впереди него движутся полицейские машины.
Хозяева "Мерседеса" не тратили ни капли нервной энергии, не мучались
страхами и не молились богам.
Это был самый классический вариант слежки, ибо погоня, по убеждению
Гарда, означала брак в работе - обоюдное обнаружение, когда приходится
открытым способом исправлять ошибку. Гард не любил погонь, чего нельзя
сказать о Таратуре. Вот и сейчас он не был самим собой, нервничал больше
обычного, раздражался по пустякам, ворчал и капризничал. То ему
показалось, что как-то "не так" заработал мотор, и он даже хотел
остановиться и проверить, в чем там дело, но Гард приказал ему не дурить.
"Они ж никуда не уйдут! - проворчал Таратура. - Ближайшие сто километров с
трассы и свернуть-то некуда!" То ему стала поперек горла малолитражка,
которую вел тучный усатый мужчина, - это заметили, когда пропускали
"Норд-Вест" перед собой. Водитель малолитражки буквально вцепился в
"Мерседес", решив потягаться с ним в скорости и, вероятно, проверить,
стоит ли его машина тех денег, которые он заплатил. То бесила Таратуру
скорость, с которой "даже неприлично ехать за преступниками" и которая
"была пригодна для прогулки или для похорон...".
Если бы он знал, куда и к каким испытаниям приведет его эта "невинная
прогулка"!
- Шеф, - сказал из динамика Мердок, - вам не кажется, что цель их -
аэродром?
- Спасибо, Мердок, - ответил Гард. - Я тоже думал об этом.
Действительно, на сто сорок пятом километре расположился самый дальний
из семи аэродромов столицы. Впрочем, на девяносто седьмом километре была
вертолетная станция, входившая в систему окружных станций, откуда можно
было добраться до любого аэровокзала. А на сто двенадцатом километре -
речной порт, связанный каналами с западным и восточным побережьем
Ньюкомба. Не говоря уже о том, что шоссе приводило в конце концов к городу
Орлуану, второму по величине после Нью, от которого расходились веером еще
с десяток дорог в разных направлениях... И все же, повинуясь интуиции,
Гард вызвал дежурного полицейского управления:
- Говорит семнадцатый. Срочно доложите расписание ближайших
пассажирских рейсов с аэродрома Нью-порт-6.
- Минуту, комиссар... Будете записывать или так?
- Валяйте "так", - улыбнулся Гард.
- В пятнадцать ноль семь - Париж-прямой. В пятнадцать сорок -
Аддис-Абеба - транзит. В шестнадцать десять - остров Холостяков -
внутренний. В шестнадцать пятьдесят - межконтинентальный Токио...
- Пока хватит, - прервал Гард. Потом взглянул на часы. Они показывали
три дня. Машина в Париж уходила через семь минут. Стало быть...-
Забронируйте мне на каждый рейс, кроме парижского, по два...
- Что-о-о?! - встрепенулся Честер.
- По три билета. И можете спать дальше.
- Благодарю, комиссар, - ответил дежурный. На сто втором километре вся
кавалькада по очереди обошла "Норд-Вест", который сначала пытался
соперничать, но скоро сдался. Таратура, не удержавшись, показал усатому
кулак, за что получил в ответ традиционный шоферский жест, означающий "сам
болван": усатый повертел у виска указательным пальцем. Таратура позеленел.
Миновали речной порт, далеко позади осталась вертолетная станция.
"Аэродром или Орлуан?" - думал Гард. За пять километров до поворота он
вызвал "четверку".
- Обходите всех и дуйте вперед, - сказал комиссар. - Пойдете на Орлуан.
В случае чего будете ведущим.
К зданию аэровокзала машины подъехали одна за другой, через пять секунд
каждая, как подъезжают дипломаты на прием к Дворцу президента. Первой
остановилась машина Мердока, ей в затылок-черный "Мерседес", а следом за
ним, совсем уже вплотную, поставил "Ягуара" Таратура.
Дверцы открылись почти одновременно. Нет, допрос никогда не был стихией
комиссара Гарда! Он умел думать, строить логаческие схемы, делать выводы
там, где другие не находили для них даже повода, предугадывать поступки
людей и безошибочно определять по характеру поступков их исполнителей.
Гард мог, наконец, организовать прекрасную ловушку, точно расставив посты
и разыграв, как по нотам, варианты, один из которых непременно сбывался.
Выследить преступника, взять его, получить в руки вещественные
доказательства - всему этому можно было поучиться у комиссара Гарда. Но
вот допрос...
С женщинами он просто терялся, не умея разговаривать с существами, не
признающими логики. С мужчинами Гард чувствовал себя много уверенней, но
если и мужчины тупо молчали, обнаруживая неспособность или нежелание
логически мыслить, он поднимал руки кверху и говорил, что в этих случаях
может помочь только комиссар Вутс со своими "молодчиками".
Дело в том, что единственным методом, которым комиссар Гард пользовался
во время допроса, был метод убеждений. "Мой жанр - разговорный!" - шутил
он в кругу друзей. Выжимать показания, а тем более выбивать их Гард не
желал, не умел, никогда этому не учился и не мыслил себе, даже как
исключение, в самых безвыходных ситуациях. Альфред дав-Купер, учитель
Гарда и великий детектив, тоже признавал только те показания, которые были
получены, как говорил он, "на основе взаимности". Старик сравнивал
сведения, выбитые кулаками, с любовью, приобретенной с помощью насилия:
это порочно, говорил он, и не приносит никакого удовлетворения.
Вот почему допрос всегда был стихией комиссара Вутса, и вот почему
комиссар Вутс за какие-то пять лет сделал совершенно феерическую карьеру,
поднявшись (или опустившись?) от вышибалы заведения "Милости просим на два
часа!" до полицейского комиссара, имея к тому же перспективу, которая не
снилась Гарду.
Сидя сейчас перед тремя преступниками, хранящими упорное молчание, Гард
лихорадочно размышлял, что ему делать. Ясно было одно: операцию следует
завершить ювелирно тонко, так, чтобы не осталось даже шрама. Никакие
графики не должны быть смещены, ничто не должно быть остановлено или
отложено.
Самолет, из-за которого "Бюик" кружил по городу, убивая время, обязан
подняться точно по расписанию, хотя неизвестно было, какой это самолет...
Их взяли в лифте - молниеносно, без посторонних глаз, что называется, с
ходу. Спящую Рони Фишер - ей, очевидно, они вкололи изрядную дозу
снотворного - инспектор Мердок незаметно перенес в машину к "седьмому" и
оставил там под наблюдением помощника. Поднявшись в лифте на самый
верхний, двенадцатый этаж аэровокзала, считающийся служебным, Гард без
подробных объяснений занял пустую комнату, отделавшись от дежурного
лаконичным: "Мне необходимо!" - и показав ему жетон на лацкане пиджака.
Честер остался внизу и прогуливался вблизи черного "Мерседеса", пока к
нему не спустился Таратура. Они вместе внимательно обследовали машину, но
ничего существенного не нашли, если не считать трех ампул из-под
морфинила, шприца, оберток от шоколадных конфет и небольшого странного
свертка, в котором лежали два полотенца.
Затем Таратура вернулся к Гарду. В первые пять минут удалось выяснить,
что молчаливая троица располагает документами на имя Роберта Сболла,
Юджина Харри и Ли Кнехта; бумаги, разумеется, могли быть липовыми. В
списках пассажиров, направляющихся в Аддис-Абебу, на остров Холостяков и в
Токио, эти фамилии не значились, что тоже еще ни о чем не говорило,
поскольку продажа билетов осуществлялась без предъявления документов.
Было три часа тридцать минут дня. Пассажиры потихоньку подтягивались к
желто-синему автобусу, который должен был доставить их к приземистому
четырехтурбинному "Конкорду", идущему через десять минут рейсом в
Аддис-Абебу. Наблюдая эту картину с высоты двенадцатого этажа, Таратура
подумал о том, что мечта его детства опять горит синим пламенем. Гард
начинал допрос по второму заходу:
- Итак, кто вами руководит?
Молчание.
- Ваш дальнейший маршрут?
Молчание.
- Цель кражи?
Гробовое молчание.
- Хорошо,-сказал Гард,-Попробую играть с вами в открытую, господа!
Господа дружно заулыбались.
Тот, у которого были документы на имя Юджина Харри - сорокалетний
мужчина с белыми бровями и крашеной головой, - положил ногу на ногу:
- Начинайте, комиссар!
Гард уже раньше всматривался в него, пристально поглядел и на этот раз.
Определенно что-то вспомнив, он сказал:
- Мне известно, что девочку зовут Рони Фишер, она была украдена сегодня
утром на площади Примирения...
- Мы тоже читаем газеты! - бесцеремонно перебил Харри.
- Я знаю также, - не обращая внимания на реплику, сказал комиссар, -
что в этом хищении вы не принимали участия. Ребенок был передан вам в час
пятнадцать у кафе "Нимфа". Зато вы...- Гард повернулся к Юджину Харри, -
вы были старшим группы, которая похитила пятилетнего Майкла Честера в
парке Сента-Клосс, в районе Круглых прудов, 24 мая, в двенадцать сорок дня!
- Фью-ю-ю! - присвистнул Харри, то ли удивляясь, то ли выражая
восхищение осведомленностью комиссара.
- Состав вашего преступления налицо, - сказал ему Гард. - Нам хватит
этого, чтобы посадить вас за решетку. Но если вы...
- Как рэкетиров? - перебил Харри.
- Возможно, - сказал Гард.
- Ну и валяйте!
Гард понял много больше того, что хотел сказать Харри. "Конечно, из
двух бед он предпочитает наименьшую..." - подумал комиссар, но взгляд его,
скользнув по стене, остановился на часах. Они показывали сорок минут
четвертого.
Взревели турбины "Конкорда". Еще минута, и с этим рейсом, быть может,
улетит последняя возможность проникнуть в тайну исчезновения детей.
Или шансы сохраняются до следующего рейса?
Харри тоже посмотрел на часы. Ни один мускул на его белесом лице не
отразил волнения. Было похоже, что и в этой компании он исполняет
обязанности старшего.
"Конкорд" взмывал в воздух.
Ну что ж, придется начинать новый тур, надеясь на выигрыш второго
промежуточного финиша. Когда он? В 16.10? Всего тридцать минут форы?
- Я знаю, наконец, - начал Гард тоном, каким актеры обычно произносят
"под занавес" самые сильные и впечатляющие реплики, - что оба ребенка
имеют генетический код конфигурации АЦХ!
- Чего?! - вырвалось у Сболла.
Троица переглянулась.
Кажется, Гард знал даже больше того, что знали они, но совсем не то,
что ему сейчас было нужно.
Он посмотрел на Сболла, держащего руки между сжатыми коленями, на
Кнехта, тоскливо смотрящего в окно, на развалившегося на стуле Харри...
Пешки!
Элементарные пешки в сложной шахматной партии, которую играет чья-то
опытная рука! В самом деле, подумал Гард, старые "моржи" Пуси стригли
детей и делали невинных кукол, даже не подозревая, что кто-то пользуется
их данными. Тур Сайрус прятал кукол в сейф, понятия не имея о том, что они
исчезают и возвращаются. Старик сторож таскал кукол в генетическую
лабораторию, уверенный в том, что не делает ничего противозаконного. Гард
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг