По правде сказать, особой уверенности в своей правоте я не чувствовал.
Но этот неожиданный отказ принять в компанию, да еще в таком важном деле,
меня рассердил.
- Собственно, пожалуйста. Я и один могу... к девчонкам заглянуть...
как-нибудь после смены...
Дьячок вдруг хрюкнул в тарелку и закашлялся, давясь одновременно кашей
и хохотом. Федор Ильич привстал и, перегнувшись через меня, постучал его
по спине.
Впрочем, не столько постучал, сколько заехал хорошенько кулаком. И не
столько по спине, сколько по загривку.
- Над чем ржешь, скабрезина! Сам ведь из таких же! Смотри, могут и тебе
меру пресечения изменить...
- Типун вам на язык, Федор Ильич! - дьячок опасливо отодвинулся. -
Вечно вы скажете этакое! И в мыслях не было - смеяться...
Он снял с головы скуфейку и утер выступившие от смеха слезы.
- То-то! - Федор Ильич, сердито сопя, сел на место. - Над чужим горем
не смейся!... Тут, видишь, такое дело, парень... - он снова обратился ко
мне, - как ни крути, а выходит - не гулять тебе по девкам!
- Со мной что-то сделают? - я невольно опустил глаза.
- Да нет! - отмахнулся толстяк. - За плоть свою ты не волнуйся. Тут
плоть у всех, как у ящерицы хвост! Только вот не выпустят, из девятого-то
бокса...
- Как? А там разве нет этих всяких... выходных, перерывов?
Сосед слева снова захрюкал, прикрывшись ладонью, но справился с собой и
сказал сквозь кашу:
- Этак каждый бы согласился! С выходными... В том-то и загвоздка, что
без минутки покою!
На душе у меня стало совсем гадко.
- Значит, вечная и непрерывная пытка?
- Вечная и непрерывная, - Федор Ильич сурово склонил голову. - Да еще и
подлая...
- Почему подлая?
- А вот потому. Взять, скажем, нас. Мы,сидим тут, годами кирзовой кашей
давимся, да вспоминаем-то расстегаи! Уху стерляжью! Поросенка с хреном!
Сладость такая иной раз пройдет в душе, будто и впрямь у Яра отобедал! С
этой думкой сокровенной - куда как легче вечность коротать!... А у тебя и
сокровенное отберут...
- Как отберут?
Федор Ильич вздохнул и принялся выбираться из-за стола.
- Уволь ты меня! Не хочу я об этом говорить! Там увидишь, как...
Обед кончился, мы вышли из столовой. Федор Ильич протянул мне руку.
- Ну, прощай, парень! Нам - на работу. Да и тебе уж скоро...
Я покачал головой.
- Нет. Сам не пойду. Буду скрываться, пока не поймают и силой не
отведут.
Кстати, у меня оправдание: я же не знаю, где этот девятый бокс! А
искать и не собираюсь...
Федор Ильич потрепал меня по плечу.
- Молодой ты еще... Кто ж девятый бокс ищет? Он сам тебя найдет!
...Я снова брел широкой, может быть, главной магистралью ада, старательно
избегая всяческих ответвлений, а особенно въездов в ворота какого-то
нескончаемого химкомбината, тянувшегося вдоль дороги. Черт его знает, как
он выглядит, этот девятый бокс, и каким образом он будет за мной
охотиться. Лучше не соваться, куда попало.
Внимательно озираясь по сторонам, я в то же время мучительно размышлял
над словами Федора Ильича. Из девятого бокса не выпустят. А там пытка -
вечная и непрерывная. Что же, выходит, не успел. Ничего не успел - ни в
земной жизни, ни в загробной. Вот-вот схватят и поведут на вечную
непрерывную муку, а я так ни разу в двух жизнях ни на что серьезное,
смелое, просто человеческое и не решился.
Потому что всегда был трусом, со злостью подумал я. Боялся неудобных
ситуаций, боялся быть осмеяным, отвергнутым, выгнаным с нелюбимой работы,
побитым хулиганами. Боялся смерти, но еще больше боялся жизни. А теперь
вот даже страх перед пыткой притупился. Заглушила его жгучая обида на
самого себя. Прозевал жизнь! Пролежал на диване, пропялился в телевизор,
прозакусывал. В то время, как надо было...
Я остановился посреди дороги.
Надо было - что? Чего я хотел в той жизни? Почета и уважения? Новых
трудовых успехов и роста благосостояния? Все это казалось мне мелким, не
стоящим усилий.
Скорее уж мечталось о безумной славе, безмерном богатстве... Черт его
знает.
Зачем мне слава? Я всегда старался прошмыгнуть незаметно, сторонился
людных увеселений, из всех развлечений позволял себе только прогулки по
городу в одиночку. Так зачем мне слава?
А я тебе скажу, зачем, дорогой мой покойник. Ясно и просто, и не мной
придумано:
мужчина ищет славы, чтобы его девки любили. Нормальное сексуальное
вожделение. И прогулки по городу в одиночку - тоже вожделение. В одиночку,
но с жадными глазами, с безумной надеждой, что вдруг как-нибудь завяжется,
зацепится неожиданный роман со встречной красавицей. Бродил по городу,
ежеминутно влюбляясь и тут же навсегда теряя предмет любви, потому что
подойти, заговорить - немыслимо. А предмет ничего и не замечал, уходил
себе дальше и скрывался за горизонтом.
Наверное, я не один такой. Любое человеческое существо мужского пола и
нормальной ориентации испытывало нечто подобное. Только одни научились
перешагивать барьер немыслимого, подходили, заговаривали и в конце концов,
не мытьем так катаньем, не с первой попытки так с трехсотой, чего-то
добивались. А другие, потрусливее, сами разбивались об этот барьер. Из них
выходили либо маньяки, которым легче убить женщину, чем познакомиться с
ней, либо такие, как я - тихо загрызшие самих себя.
- Ну зачем же так мрачно!
Я вздрогнул. Голос раздался совсем близко, хотя мне казалось, что
вокруг ни души. Впрочем, может быть, еще мгновение назад никого и не было.
Теперь же у обочины дороги, небрежно подпирая плечом полосатый столбик с
табличкой "Здесь копать некуда", стоял черт.
Он был в светлом щеголеватом плаще и шляпе, прикрывающей рога,
подмышкой держал пергаментный свиток, очень похожий на свернутую в трубку
газету, словом - ничем не отличался от прохожего, поджидающего на
остановке автобус. Вот только под шляпой, там, где должно быть лицо,
клубилась мутная тьма с горящими угольками вместо глаз.
Ну вот и все, подумал я. Это за мной.
- Помилуйте! Откуда такие черные мысли? - сейчас же отозвался он. -
Никто вас никуда не потащит помимо вашей воли! Неужели непонятно?
- Правда? - обрадовался я, но тут же отступил с опаской. - А вы это...
серьезно?
- Можете мне поверить, - он кивнул. - Мы, конечно, применяем силу в
некоторых случаях, но к интеллигентному, тонко чувствующему человеку -
никогда! Я вот послушал ваши рассуждения о женской недоступности и
получил, можно сказать, истинное наслаждение...
- Мои рассуждения? - я растерянно огляделся. - Но я ничего такого...
- Я имею в виду ваши размышления. О славе, о богатстве, о барьере между
женщиной и маньяком, и все такое... Это бесподобно!
- А вы разве читаете мысли?
- Разумеется! - во тьме лица проступила улыбка. - Это наша обязанность.
Должен признаться, не всегда приятная. Такие типы иногда попадаются! - он
пощелкал когтем по пергаментному свитку, словно в доказательство. -
Поэтому мы очень дорожим каждым культурным, образованным клиентом. Они у
нас, я бы сказал, на вес золота ... если бы мы золотом канавы не засыпали.
- Вы, наверное, шутите, - я смущенно улыбнулся в ответ, невольно
испытывая к нему доверие. По всему видно, что он не мелкий бес, однако, не
чинясь, беседует с рядовым покойником. Казалось бы, какая ему разница,
рогатому - интеллигент, не интеллигент? Все мы для них - грешники,
пыточный материал...
- Ну что вы! - черт замахал руками.
Я, краснея, вспомнил, что он читает мои мысли.
- Нас почему-то считают пыточным ведомством. - сказал он. - Это не
совсем верно. Мы - ведомство страдательное. Не такое уж удовольствие рвать
вам ребра и высверливать зубы, поверьте! Нам важна реакция - глубокое
раскаяние и страдание с полной отдачей. Кто же другой умеет страдать так
глубоко и сильно, как культурный, образованный человек? Никто, уверяю вас!
Пролетарии - что?
Визжат, и только! То есть, я не хочу никого обидеть и под пролетариями
разумею людей неимущих, прежде всего, в духовном отношении. Этих хваленых
"нищих духом". Такой будет хоть целый год извиваться на сковородке, а дай
ему передышку - тут же пойдет и напьется. И даже не задумается, за что
терпел муку!
Черт сердито смял пергаментный свиток и сунул его в карман.
- Другое дело - интеллигентный человек! - голос его потеплел. - К нему
не успеешь еще с вилами подойти, а он уже переосмыслил всю свою жизнь,
вынес себе суровый приговор истории и, заметьте, исправно по этому поводу
страдает! Ну разве не прелесть? Такому человеку мы просто не можем не
пойти навстречу.
- В каком это смысле - навстречу? - осторожно спросил я.
- Да в самом прямом! Нам ведь известны и ваши тайные мечтания, и
досада, что ничего не удалось успеть при жизни. Почему бы, черт побери, не
дать вам шанс?
- Спасибо, - сказал я. - А как это?
- Да очень просто! Прежде всего, давайте-ка уедем отсюда. "Двинем туда,
где море огней!" - пропел он. - Вот, как раз, и автобус...
К моему изумлению, послышался кашель мотора, простуженный посвист
резиновой гармошки, и грязно-желтый "Икарус"-колбаса гостеприимно
распахнул прямо перед нами одну створку двери. Вторую створку, видимо,
заклинило, она могла только нервно подергиваться.
- Прошу! - сказал мой вежливый собеседник. - Да не бойтесь, это не
"воронок"!
Мы вошли в салон. В глаза сразу бросилось печальное его состояние: не
хватало многих сидений, а те, что остались, были изорваны и погнуты.
Впрочем, народу в автобусе ехало немного. На задней площадке галдела толпа
молодежи, остальные пассажиры расселись по одному, пряча лица в воротники
от стылого встречного ветерка. Я только теперь заметил, что стекла выбиты
почти во всех окнах, кое-где в рамах чудом еще держались длинные
иззубренные языки - осколки. Никого из пассажиров это, по-видимому, не
тревожило.
- При наших расстояниях поневоле приходится обзаводиться общественным
транспортом! - с затаенной гордостью сказал черт, усаживаясь рядом со мной.
- Откуда здесь автобус? - спросил я.
- С моста упал, - пояснил он не совсем понятно.
Я решил не уточнять.
Пейзаж за окном вытянулся в мутную полосу без определенных деталей, не
то из-за тумана, не то из-за головокружительной скорости, с которой летел
автобус.
- Куда мы едем? - спросил я.
- Куда-нибудь поближе к центру. Вы ведь ничего еще не видели, кроме
нашей промзоны, а в ней повстречать нужного человека очень трудно...
- Какого нужного человека?
- Это уж от вас зависит! - он усмехнулся. - Вам предоставляется полная
свобода действий. Ненадолго, конечно, но при некоторой расторопности можно
успеть...
- Успеть - что?
- Ну, при достаточной расторопности... - он хитро подмигнул мне
огненным глазом, - можно успеть все. Но вам, как я понимаю, еще нужно
понять, чего именно вы хотите. Определиться, так сказать, с заветным
желанием...
- Зачем это? - не понял я.
- Затем, что мы намерены его исполнить.
Автобус с шипением и скрежетом остановился.
За окном высились белые корпуса, утопающие в зелени обширного парка,
окруженного чугунной оградой. По дорожкам парка гуляли люди в пижамах.
- Зубовное, - раздалось в динамике. - Следующая - варьете "Нюрин муж".
- О! У вас и варьете есть! - вежливо изумился я.
Но думал в этот момент совсем о другом.
- Нет, - черт покачал головой. - Совсем избавить вас от наказания мы не
можем.
Все-таки здесь Ад.
- Понимаю, - поник я.
Судорожно дергавшаяся створка двери, наконец, открылась, и в салон
вошла девушка. Ох, привычно подумал я, погибель вы моя, девки. Из-за вас
пропадаю...
Но до чего же хороша!
- Хороша, чертовка, - тихо подтвердил сосед.
Девушка подняла тонкую, сверкнувшую лаковыми ноготками руку, откинула
длинные волосы, и в салоне полыхнуло зеленым от ее глаз. Ловко ставя ножки
на высоких каблуках, она направилась по проходу между сидениями прямо к
нам.
- Это из зубовного или из смольного? - прошептал я.
- Да нет, - черт окинул оценивающим взглядом ладно скроенную и дорого
одетую фигурку, - эта, пожалуй, покруче будет... Однако, поздравляю! Вы
уже неплохо разбираетесь в вопросе!
Не дойдя до нас всего одного шага, девушка плавно, как в танце,
повернулась и опустилась, да-да, не села, а именно опустилась на сидение
впереди меня. Волосы ее рассыпались по спинке кресла, и я, конечно, сейчас
же ощутил почти неуловимый, а может быть и просто воображаемый аромат
духов. Когда автобус тронется, сладко подумал я, ее волосы будут щекотать
мне лицо...
- Вы, однако, поэт! - пробормотал черт. - А хотите, я вас познакомлю?
- Тише! - испугался я. - Она же услышит!
- Да? - он перевел простодушный взгляд с меня на нее и обратно. - Ну и
что? Вы же не собираетесь знакомиться молча? Хотя, впрочем, такие случаи
бывали...
Автобус взревел двигателем - как видно, единственной деталью, не
пострадавшей при падении с моста, и снова понесся вперед. Сквозняк
засвистел в оконных осколках, волосы девушки, взлетая, действительно
задевали меня по лицу, но отдаться этому чарующему ощущению мешали новые,
неожиданные мысли.
- С чего это вы взяли, что она захочет со мной знакомиться? -
раздраженно спросил я.
В завываниях мотора и ветра нас уже никто не мог слышать.
- Не робейте! - ответил черт. - Мне кажется, вы ей понравитесь...
- А мне не кажется, - буркнул я.
Неизвестно, как ему удавалось придать своей физиономии выражение, но он
посмотрел на меня с укором.
- Я же сказал, мы пойдем вам навстречу. Я гарантирую, что вы ей очень
понравитесь. Ведь раньше вас останавливали именно сомнения в своей
привлекательности, так?
- Ну, так.
- А теперь вы можете в ней не сомневаться! Чего ж вам еще? Вперед, мой
везунчик!
Нашел везунчика, сердито подумал я. Но в надорванном сердце уже гулял
тот холодок, что толкает парашютиста к люку: "Эх, а ведь могу!...".
- Да мы с ней вовсе незнакомы, - шевелил моими губами привычный,
спокойный страх. - Неудобно как-то...
- Вы, конечно, можете снова отказаться, - горячо шептал мне в ответ
черт, - но смотрите, как бы потом не жалеть целую вечность!
"Прав он, прав!" - стонало покойное сердце, никогда не знавшее покоя.
За окнами вспыхнули разноцветные неоновые огни. Автобус стал
притормаживать.
Девушка поднялась и, не оглядываясь, пошла к выходу. Черт толкнул меня
локтем в бок.
- Да, но с чем я к ней подойду?! - взвыл я в отчаянии.
- А вот с тем самым, что вам от нее нужно, и подойдите!
- Что, прямо так и сказать?!
Автобус остановился. Дверные створки задергались в предсмертных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг