моя.
Я не виню тебя. Путник никого не винит, путник идет и думает. Да и как
винить? Когда сам с ношей. Везучий человек, потревоженный неведомым
микробом, не может никого винить, ему не до того.
Чтобы тебе стало понятнее, что я ищу, придумай сказку, в которой,
например, папка продает душу дьяволу или вступает, - что, безусловно,
значительно современнее, - в контакт с инами.
Наверно, мои разглагольствования очень путанны - пусть. Постарайся
понять и переварить. Ну, а не переварится - я не судья тебе...
Понимаешь! Надо прислушиваться к себе. Прислушиваться, прислушиваться,
чтобы услышать себя истинного. Как в древности наши предки прислушивались,
приникнув ухом к земле. Прислушивайся терпеливо, усердно и постоянно -
авось услышишь. Обязательно надо услышать! И тогда не будешь бояться, что,
выдавливая раба из себя, рискуешь остаться пустым, мятым тюбиком, - тогда
тюбик не опустеет.
Помни, что одни и те же уникальнейшие инструменты - глаза, уши, сердце
- служат и свету и тьме.
Ну вот, скажешь ты, не удержался все-таки от назиданий. Ах, Людочка!
Это не назидания. Это - всего лишь попытка выйти из-под опеки случая, из
ряда клише. Никаких тебе окончательных выводов делать не следует - во
всяком случае, я не для того писал. А для того я писал, чтобы ты, когда
тоже придет время отправиться в путь, понесла с собой хотя бы часть
сказанного. Я бы очень хотел, чтобы оно, сказанное, присутствовало в твоем
сознании; я хочу, чтобы ты не забывала, что я так думаю, что очень важно
почувствовать себя полноценным человеком.
Обязательно не забудь дать прочесть маме.
Белье из прачечной привезут 12.06.
Деньги - в моем столе, средний ящик, справа.
Обнимаю, целую. Отец.
5
Письмо к шефу
Уважаемый Антон Маркович!
Причины сугубо личного порядка вынуждают меня заявить Вам следующее.
После отпуска я не вижу для себя возможностей ни заведовать
лабораторией, ни оставаться в институте. Мотивы чрезвычайно серьезны, и
поскольку, повторяю, они исключительно личного порядка, то излагать их ни
стану.
Официальное заявление о просьбой об увольнении прилагаю.
Прилагаю также листок с кандидатурами, которые, на мой взгляд, успешно
могли бы руководить лабораторией. Впрочем, решающее слово, безусловно, за
Вами.
Благодарен Вам за помощь и доверие.
Адрес, по которому следует послать мои документы и прочее, сообщу
позже.
С уважением - Г.Визин.
6
Письмо к Алевтине Викторовне
Прежде всего убедительнейше прошу Вас простить меня за ту мерзкую
выходку - то была пьяная истерика, я не отдавал себе отчета в своих
поступках. Прошу Вас об этом, зная безграничное Ваше великодушие, Ваше ко
мне доброе расположение, Вашу дружбу и заботу. Так случается, что вовсе
того не желая, мы жестоко обижаем самых преданных нам людей, а потом
готовы от стыда и раскаяния сквозь землю провалиться, но земля не
разверзается, и остается ходить по ней, пряча от людей глаза, как будто
каждый знает о твоем падении. Простите, простите меня, добрейшая Алевтина
Викторовна...
Я знаю, ни один гадкий поступок не останется безнаказанным, и когда со
мной случится что-нибудь нехорошее, я буду думать, что это справедливо,
что таким образом мне судьба воздала за нанесенную Вам обиду, а совесть
моя уже никогда не успокоится.
Я расстаюсь с Вами, с лабораторией, с НИИ. Уезжаю. Совсем. Так сошлись
обстоятельства. Некогда в меня было заронено определенное семя, и говорят,
что всякое семя произрастает на подготовленной почве. И вот, наконец,
почва оказалась подготовленной, и семя произросло. И следовательно - здесь
мне делать больше нечего. Прошу Вас, - осмеливаюсь после всего, -
позаботиться о скорейшей пересылке моих документов по адресу, который я
дополнительно сообщу.
Еще раз прошу у Вас прощения, милая Алевтина Викторовна; всегда буду о
Вас вспоминать хорошо - мне ведь и было хорошо рядом с Вами, о другом
помощнике я не мог и мечтать.
Ваш Г.В.
7
Письмо к приятелю
Уезжаю, брат, бросаю все к чертовой матери. Причины, уверяю тебя,
весьма существенные - нечто вроде внутреннего переворота. Но если я их
тебе стану объяснять, то прежде всего запутаюсь сам, а ты так ничего и не
поймешь. Потому что тут - почище шахмат.
Знаю: будут рядить и гадать, искать объяснения и побуждения. И что бы
ни нашли, будет неправдой - можешь поверить мне. Лучше всего было бы, если
бы ты распустил слух, что, ну, например, у меня случился промах в романе с
какой-нибудь студенткой, или что, скажем, переспал с женой шефа, и далее в
таком роде. Потому что мне сейчас важнее всего скомпрометировать себя,
чтобы все мосты были надежно сожжены, чтобы, если и захочется, не смог
вернуться. Но ты ведь у нас исключительно порядочный и, видимо, такая
услуга тебе не по плечу. Или, может быть, все же попробуешь?.. Помни, я
прошу об услуге.
Как бы там ты ни отважился поступить, знай, что отныне я больше не
ученый, не начальник, не муж и не отец - все в прошлом. Отныне я -
легкомысленный тип, готовый поверить в любую чертовщину. Потому что если
не хочешь быть клише, если хочешь совершить Поступок, то надо быть
немножко непоследовательным, немножко сумасшедшим, немножко беспечным -
одним словом, немножко легкомысленным. По крайней мере, на первых порах.
Могу тебе по секрету сказать, что намерен я посетить одно волшебное место,
испытать его чары. Сам понимаешь, когда человек на такое решился, то
бесполезно от него требовать благоразумия.
Скомпрометируй меня, прошу!
И еще просьба. Если вдруг окажусь через какое-то время без денег, то не
откажи в помощи. А? Я напишу - куда, сколько и на какой срок. Многим
обяжешь. Если вдруг, разумеется...
Предчувствую много увлекательного и занимательного.
Поинтересуется Тамара, отвечай, что ничего не знаешь.
Жму твою гроссмейстерскую пятерню.
Твой Визин.
ОТРЫВ
1
Визиноиды повели себя необычно: они не спорили, не ссорились больше, не
старались перекричать друг друга, а как бы выстроились в очередь - один,
отстояв какое-то время, вытеснялся другим, другой - третьим, третий -
четвертым, таким образом, задумчивого Визина сменял веселый, веселого -
отрешенный, отрешенного - деловитый и так далее, и каждая ипостась
отводила себе час-два, не больше, так что не успевал с ней как следует
свыкнуться. Наконец, вахту принял самый легкомысленный визиноид, и с ним
сразу стало просто, и Визин решил, что теперь это - самая подходящая
ипостась, и постарался в ней утвердиться. И сразу пропали все сомнения и
оглядки, все эти вопросы-восклицания, - мыслимо ли?! я ли тот, кто так
поступил?! что скажут и подумают?!. прошлое - побоку?!. - и поэтому ранним
утром девятого июля Визин номер такой-то объявился в аэропорту.
Он шел легкой, небрежной походкой, на лице сияла шалопутная улыбка - в
общем, весь вид его и самоощущение были почти в точности такими же, какими
они были, когда он несколько дней назад выходил из почты, заказав
нежданно-негаданно переговоры с Долгим Логом, - легкость, беспечность,
невозмутимость. Ни секунды не мешкая и не колеблясь, он подошел к кассе,
великодушно улыбнулся аппетитной кассирше и купил билет. И что-то даже
сказал при этом - что-то подчеркнуто беззаботное, бонвиванское, чего та
явно не оценила: надула губки и отвернулась.
- Ну да, - продолжая улыбаться, произнес он, - если бы я в Париж
летел...
Потом он слонялся по залам, читая всякие вывески, правила и
распоряжения; потом посидел в кресле и, расслабившись, приготовился
подремать, но ничего не получилось, и он уже решил было пойти в буфет, как
вдруг увидел в толпе у дальней кассы зеленое платье Лины. Сонливость как
рукой сняло. Он бросился туда, стараясь не упустить ее из виду, но
все-таки упустил, толпа сгустилась, и сколько он ни рыскал между людьми,
сколько ни отбегал на свободное место, чтобы обозреть все издали, -
зеленого платья больше не было. Он несколько раз обошел залы, заглянул в
багажное отделение, прогулялся по галерее над подъездами к аэровокзалу -
все напрасно. "Спокойно, брат Визин, коллега, - утешительно нашептывал
неунывающий и беспечный визиноид. - Спокойно. Не удивляйся, никаких
эмоций. Что произошло-то? Да ничего особенного. Померещилось. Ты ведь как
раз соснуть собрался, а в такие минуты всегда мерещится. Помнишь тот
телефонный разговор, когда она назвалась работницей "службы утешения"?
То-то. Нервы все. Давай-ка - в буфет. Подкрепимся, освежимся. До вылета не
так-то много и осталось..."
Она сидела за столиком в дальнем углу, сидела одна, потягивая через
соломинку коктейль. Визин подошел очень уверенно - он даже удивился себе,
что может быть таким уверенным, хотя какой-то противный голосок, как
только Визин ее увидел, начал панически попискивать - "мыслимо ли?!.
мыслимо ли?!."
- Мыслимо, - громко проговорил он, подходя. И не почувствовал ни
растерянности, ни страха, когда она подняла на него глаза, в которых
сверкали недоуменные зеленые искорки. - Здравствуйте, беглянка!
Смутилась на этот раз она - не то, что тогда, в коридоре института;
зеленые искорки забегали и засверкали беспокойнее.
Он решительно сел, положил руки на стол, вздохнул.
- Вы смотрите на меня так, словно не узнаете. Или я настолько изменился
за это время?
- Извините, но вы, уверяю вас, ошиблись, - проговорила она, и голос ее
был иным, чем у "утешительницы".
Но Визин все-таки убежденно ответил:
- Нет! - Он не хотел слушать этих внутренних "немыслимо", "образумься"
и так далее; он помнил, что совсем недавно другой голос велел ему ничему
не удивляться. - Я не могу ошибиться. У меня хорошая память. Лина,
285-771, не так ли?.. Понимаю: вам зачем-то нужно сейчас не знать меня.
- Ничего не понимаю! - Она отодвинула в волнении стакан с остатками
коктейля. - Или это у вас такой метод знакомиться? Знаете, не очень
оригинально.
- Никакой это не метод. - Визин недовольно мотнул головой - он терял
уверенность. - Мне хотелось бы знать, зачем вам надо притворяться? В конце
концов, не я вас, а вы меня нашли.
- Я вас?!
- Сначала вы, мягко говоря, интересуетесь у нашего вахтера относительно
моей персоны - тоже; между прочим, не оригинальный метод знакомиться.
Потом подкарауливаете меня в институте и вручаете телефон с именем. Потом
исчезаете. А когда я звоню вам...
- Ну ясно! - Она засмеялась. - Вы просто-напросто обознались. Ничего
необычного. У меня, выходит, есть двойница.
- Или копия, - поникнув, сказал Визин, продолжая из-под насупленных
бровей рассматривать ее. - Скорее всего копия...
- Пусть копия! - Смех ее становился все заразительнее, взгляд излучал
щедрый зеленый свет.
- Вы не сбежите, пока я возьму себе кофе? Может, и вам чего-нибудь
взять, если уж...
- У меня сейчас рейс. - Она перестала смеяться, взглянула на него с
сочувствием; это было неожиданно, и он спросил первое попавшееся:
- Куда вы летите? Может быть, мы в одном самолете? У меня тоже сейчас
рейс.
- Названье вам ничего не даст. Во всяком случае, лечу на запад.
- Да, - не без сожаления выговорил он. - А я - на восток. Во всяком
случае.
- Вот видите.
- Ничего я пока не вижу. - Он побарабанил пальцами по столу, снова
собираясь с духом. - Значит, имя Лина вам ни о чем не говорит? И телефон
285-771? И "служба утешения"?
- Все-таки вы мне не верите... - Смуглое лицо ее стало пунцоветь, и
желая, видимо, скрыть это, она повела головой так, чтобы каштановые,
обильные волосы ее заслонили щеки.
- А может быть, вам что-нибудь говорит слово "ин"? - продолжал Визин,
глядя на нее в упор. - Кстати, как называется ин женского рода? "Инка"?
"Инеса"? Или "инея"?
- Ну, это, уж извините, совсем бред, - скороговоркой произнесла она,
отворачиваясь, чтобы скрыть лицо. И тут объявили ее рейс, она встала. - Я
понимаю; вы возбуждены таким неожиданным совпадением. Внешность. И прочее,
видимо... - Она говорила с расстановкой, негромко и снова сочувственно, и
в эту минуту ему показалось, что у нее прорезывается тот ее, телефонный
голос. - Возбуждены. Сбиты с толку. Так бывает. Мне тоже случалось
обознаться. Удивляться нечему. Ничему не надо удивляться, а просто надо
успокоиться. Счастливого вам пути.
Он поднялся следом за ней. Она была крупно и сильно сложена, но линии
ее фигуры были плавными и гибкими; глаза ее находились на уровне его плеч.
- Значит, ничему не удивляться? - спросил он.
- Конечно.
- Это мне однажды уже советовали. По телефону. Из "службы утешения".
- Вы чудак! - Она опять засмеялась и пошла к выходу.
- Как ваше имя? - крикнул он вдогонку.
Она, не оглядываясь и не ответив, скрылась за дверью.
"Спокойно! - возобновило в нем работу его второе, третье или бог весть
какое "я". - Спокойно, брат коллега. Кто знает, что тебя еще ждет на твоей
новой дорожке. Вперед! В воздух!"
Подбадривая себя таким образом, Визин опять превратился в невозмутимого
и беззаботного человека, каким и пришел сюда. И когда объявили его рейс,
он широким жестом отстранил недопитое, прошел, - еще более легкой и
небрежной походкой, - на посадку, и еще великодушнее, чем до того -
кассирше, улыбнулся хорошенькой стюардессе, и она улыбнулась в ответ, а он
прошел в салон, запихнул на полку вещи и полетел. И когда они
только-только оторвались от земли и нырнули в облака, и наступили
водянистые сумерки, Визин обнаружил рядом с собой молодую женщину с орущим
младенцем на руках и тоже ей улыбнулся все той же, словно приклеенной
улыбкой.
Потом зажгли свет, и стюардесса, печалясь об удобствах и покое
запсиховавших пассажиров, перевела молодую мамашу в другой салон, где
народу было меньше, а рядом с Визиным очутился краснолицый полный субъект
в свитере и старомодных брюках, стриженный под полубокс и недоверчиво
косящийся по сторонам маленькими белесыми глазами. И Визин почувствовал в
какой-то момент, что уже не улыбается, а мрачно разглядывает краснолицего,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг