поверить любой бессмыслице, любому бреду, особенно печатному. Чем, скажите
пожалуйста, объяснить такое?
Хорошо, говорил художник, нас учили, что сказка становится былью. Но не
всякая же сказка, в конце-то концов! Неужели мы так самообольщены или так
безответственно легкомысленны, что верим, будто все осуществимо? Неужели
мы уже на той стадии, когда впадают в детство! Или мы из детства все еще
не вылупились? Еще в троглодитах?..
Художник говорил и говорил, то задумчиво и даже вяло как будто, то
воодушевленно и с жаром, и Жан понемногу стал засыпать.
Потом художник на полуслове оборвал себя: с дивана донеслись странные
звуки - не то стон, не то хрип, словно душили кого-то. Он зажег бра над
своей кроватью, поднялся и подошел к Жану.
Лицо юноши было одухотворено. Оно было напряжено, и в то же время в нем
были легкость, радость, торжество. Жан улыбался. Сквозь неплотно сжатые
губы вырывались неестественные, жутковатые звуки. Так ныть, скулить,
стонать мог только человек во сне, видящий сон. И художник понял: да, этот
юноша видит сон. И еще он вдруг понял, что Жан не только видит сон, но
поет во сне. Он сейчас определенно стоит _там_, на просторной сцене,
освещенный лучами софитов; за ним - храмы и пальмы, и Нил, и загадочное
египетское небо, а перед ним - потонувший в полумраке, притаившийся зал,
вот-вот готовый взорваться...
Опять с тобой, дорогая Аида!
К тебе стремился я всею душою...
В тебе, Аида, счастье мое.
Лишь ты одна моим сердцем владеешь...
Художник протянул уже было руку, чтобы разбудить Жана, но в последний
момент остановился вопреки намерению; рука его упала вдоль тела, он
повернулся, пошел к своей кровати и погасил бра.
6
Визин и Андромедов вышли из Рощей в пять утра и, несмотря на два
довольно продолжительных привала, в начале одиннадцатого были уже у
Макарова. Увидав с пригорка избы, Визин сбросил поклажу и рухнул в траву.
- Пить... - еле выговорил он, и тут же ощутил у губ горлышко
андромедовского термоса с теплым кофе. - Погорячей ничего не нашлось...
- Кофе прекрасно утоляет жажду...
Где-то, видимо, почуяв чужих, залаяли собаки.
- Их у него целых три.
- Кого и у кого?
- Собак. У пасечника. Константина Ивановича. Они не злые.
- Хотя бы и злые... Сил нет...
Дорога - петлистый, полузаросший проселок - далась нелегко. Визин, в
самом натуральном значении слова, ног под собой не чуял. Если в начале
пути он шел резво, успевая осматриваться и отмечать особенности
девственного леса - мощь и гулкость сосновых боров, громадность
лиственниц, неистовость многотравья, - а также слушать пояснения
всезнающего Андромедова, то потом, спустя какой час, он начал отставать от
своего спутника, мысли назойливо сосредоточивались на идее привала, о чем
заикаться было стыдно: в самом деле, не канючить же крепкому, взрослому
мужику, в недалеком прошлом еще и неплохому спортсмену, отдыха у
тщедушного, хилого молокососа... И отступили таежные красоты, и заныли
ноги, и загудели первые оводы, и с каждым шагом становился тяжелее рюкзак,
и полезли в голову всякие внутренние монологи-диалоги, от которых
становилось тошно. Слава богу, что вышли рано, что припечь как следует не
успело, и еще раз слава богу, что хоть оводы да слепни еще не разошлись,
что комаров и мошки этой проклятой нет - то ли время для них неподходящее,
то ли погода, и диэтилтолуамид пока что лежал себе в портфеле Андромедова
без употребления, - если бы еще и гнус, тогда уж совсем караул кричи.
Тридцать километров - шутка ли! Да и кто их тут мерил...
Но вот - дошли, с грехом пополам, и теперь пропади оно все пропадом: ни
о чем не думать, ничего не видеть, не слышать, не чувствовать...
Забытье продолжалось около часа. Андромедов тронул его за руку.
- Герман Петрович... Перелягте. Тень ушла, голову напечет.
Визин с трудом сел, подогнул ноги: они были неимоверно тяжелыми и
чужими; и спина была чужой, и плечи.
- Вот и сходил я, кажется, на Сонную Марь...
- Ничего, Герман Петрович, это пройдет, - бывало заверил Андромедов. -
Вот, кажется, конец - на неделю, не меньше, выбит из колеи. А разомнешься,
разойдешься... Как во время" перетренировок бывает, знаете?
Визин мрачно посмотрел на него. Только что, произнеся "вот и сходил я,
кажется", он подумал "не меньше, как на неделю, выбит из колеи", и этот
тип тут же, теми же словами повторяет твою мысль вслух. И первый привал он
явно протелепатировал: Визин уже не мог идти и, отринув неловкость, только
что собирался сказать, что надо остановиться, как Андромедов предупредил
его в самый последний момент; "Пора передохнуть, Герман Петрович, вы не
считаете?" Да и перед вторым привалом было, можно сказать, то же.
- Ты что, телепат, в самом деле? Говоришь словами, которыми я думаю,
угадываешь мысли...
- Ну, это просто так кажется, Герман Петрович. Когда такая дорога, то
тут у всех и слова и мысли одни и те же...
Все Макарове виделось сразу, целиком - все пять хат с замшелыми крышами
и почерневшими трубами, сараюшки, хлевы, выгнутый колодезный журавель,
огородики и свободные площадки, где некогда стояли другие избы, а теперь
изобиловали шиповник, крапива и догнивающие остатки срубов. Между ними
тянулась просторная травянистая полоса - это была улица, то есть, конечно,
бывшая улица, с ненаезженной дорогой посредине; оставшиеся дома
располагались по обе ее стороны: два с одной, три с другой - окна в окна.
Перед домами в палисадниках цвели подсолнухи. По улице бродили куры,
ковыляло стадо гусей; под забором в тени валялись две огромные свиньи;
тявкали невидимые собаки.
- А вон там пасека. - Андромедов показал влево. - Там рощица и луг. На
опушке и располагается хозяйство Константина Ивановича Дорофеева.
Семьдесят четыре старику, а крепок - ого! А жене его, Настасье Филатовне,
- семьдесят два. А дочери Лизе - она горбунья - тридцать два. Три их сына
на войне погибли, вот они потом и решили возместить потерю, да незадача
вышла - дочь вон какой родилась. Настасье Филатовне было уже за сорок...
Вообще-то они тут все выглядят старше своих лет - лица кажутся старше.
Знаете, все время на солнце, на воздухе, на ветру и дожде... Но, между
прочим, никто ничем не болеет. Подолгу живут. Умирают, в основном, от
старости.
- Ага, благотворное влияние Мари, - пробормотал Визин.
- А почему бы и нет, Герман Петрович?
- Кого же, в таком случае, знахарка Варвара лечила? - Ну... травяное
лечение, оно прежде всего, так сказать, профилактическое. Да и лечила она
одних женщин, и в первую очередь, насколько я знаю, тех, которые к ней с
сердечными делами бегали.
- В каком доме она жила?
- Того дома уже нет... А Константин Иванович вон в том доме, видите,
где телевизионная антенна? Это он для дочери телевизор купил, чтобы не
скучала.
- Удивительно подробная информация! И как это все в тебе удерживается?
Мнемотехнику освоил? Про другие места и других людей тоже так подробно
знаешь?
- Да что, пустяки, Герман Петрович! Я уверен, что у вас гораздо больше
знакомых... А вон в том доме - бабка Анна Захаровна, а в соседнем, как раз
напротив Константина Ивановича, - Евдокия Ивановна, дальняя родственница
Варвары Алексеевны Лапчатовой. А вон те три дома - пустые. В одном из них
мы, скорее всего, и остановимся.
- Дважды два запутаться в твоих бабках и домах... - Визин с трудом
перетащился в тень. - Может, эта старая колдунья передала свое знахарство
своей родственнице, как ее там? И дорогу ей показала?
- Вряд ли. Не слышно, чтобы Евдокия Ивановна лекарничала. В травах она,
конечно, разбирается, как и все они тут, - а лучше всех, между прочим,
Настасья Филатовна, - но с лекарством это не имеет ничего общего, и про
дорогу она ничего не знает. Спрашивал я, когда был тут. Никогда она на
Сонной Мари не бывала - по крайней мере, так она говорит. - Андромедов
пошмыгал носом, интригующе посмотрел на Визина. - Знаете, где Сонная Марь?
Вон там! - И вытянул руку на северо-запад. - В той она стороне, Герман
Петрович.
- Да, - сказал Визин, покачав головой. - Это я уже слышал. Гренландия
примерно в той же стороне.
- А у меня карта есть! - выпалил Андромедов.
- Какая карта? - Мгновенно всплыло в сознании загадочное лицо Полины,
донеслись ее слова о том, что карта и проводник в его, Визина, руках; он
уже не сомневался, что ничто из сказанного ею не может быть случайным.
- Подробная карта этого района, Герман Петрович!
- И на ней есть крестик, под которым написано "Сонная Марь".
- Такого крестика нет, конечно, но...
- Погоди, Коля. Дай прийти в себя... - Помолчав, Визин сказал; - Нам
надо досконально еще раз расспросить всех этих бабок. Надо, чтобы
вспомнили буквально все, что когда-либо слышали, что знают об интересующем
нас предмете. И карту твою надо, безусловно, основательно изучить,
проштудировать. Кстати, где ты ее взял, подробную-то?
- Есть колхозные карты, есть карты геологов, пожарников. Можно
сопоставить, совместить...
- Превосходно. - Визин стал морщась растирать ноги. - А что делать со
мной? Если я совсем расклеюсь, то не нужны никакие карты.
- Вас поставят на ноги, не сомневайтесь. - Андромедов полез в портфель,
порылся и извлек целлофановый пакет, из которого вытряхнул в несколько раз
сложенный лист бумаги. Развернув его, он протянул Визину. - Вот! Сам
вычертил!
Визин взял лист, склонился над ним; в пояснице что-то хрустнуло, он
ойкнул, но листа не выпустил.
- У вас что, картографию преподавали, на вашем журналистском
факультете...
- Самому себе можно преподать что угодно.
- Резонно...
- Смотрите на северо-запад, Герман Петрович. - Андромедов пододвинулся.
- Значит, вот Рощи, вот Макарове, а дальше - тайга. Примерно тридцать
шесть километров тайги. А потом - болото. А за болотом - опять тайга.
Видите? А это остров. Остров в болоте, понимаете? Болото охватывает его со
всех сторон, - видите? - и уходит дальше на северо-запад и на север. Вот в
этом месте, - то есть если смотреть прямо на запад и северо-запад от
Макарова, - болотное кольцо. Оно огибает остров, и в этом месте оно самое
узкое, здесь всего около шести километров. Раз! А два, - дальше смотрим на
северо-запад, уже по острову. Видите, я тут отметил? Да вот, на острове, в
двенадцати километрах от края болота. Тут какие-то скалы. Откуда они тут
взялись? Нигде в другом месте по всему краю ничего подобного нет, а тут -
есть, Герман Петрович! Хорошо. Остров - это, скажем, такой продолговатый
бугор среди болот, примерно двадцать километров на десять. Овальный, между
прочим. Поросший густым лесом. То есть и на острове такая же тайга, как и
на материке, - выразимся так. И вдруг этот лес расступается и - скалы!
Глыбищи такие по всему склону. Ох, как хорошо сверху видно, если бы вы
только знали! Как я их умолял, чтобы сели там. Ни в какую! Незачем,
говорят. И садиться неудобно: склон и камни. Да и никаких паров все равно
не видно, никаких источников, ручьев и так далее. Хочешь, говорят, чтобы
мы машину угробили?.. Ну да, они, конечно, уже разочаровались, поэтому
проси не проси... Спасибо хоть - сфотографировали. И я сам щелкал своим
аппаратом, да неважно вышло. У них снимки, конечно, лучше получились. В
общем, покружили и улетели. И вот, Герман Петрович, я пришел к выводу, что
Сонная Марь может быть только в этом месте и нигде в другом. А паров не
было потому, что, скорее всего, я так предполагаю, источник парит
периодически, и в этот день, или в эти часы не парил. Или же - второе
предположение - он вовсе не парит, ну, не парит в привычном смысле, а так
сказать, испускает испарения бесцветные. Ведь так может быть, правда?
Визина слегка лихорадило.
- Он так предполагает, видите ли. Он щелкал, - бормотал он, неотрывно
глядя в карту. - Именно в этом, видите ли, месте, и нигде в другом... Ну,
а почему, а? Почему?! Если ты так досконально все продумал...
- Потому что, во-первых, все тут, кого ни спроси, указывают на
северо-запад и говорят "там, за болотом". "За болотом", понимаете?
Во-вторых, если бы не было на острове, то Сонная Марь давно бы не была
загадкой, давно бы ее открыли и... освоили, как говорится. До болота тут,
конечно, все исхожено, а за болотом... Ну кому захочется шесть километров
тащиться по топи? Да и зачем? А в-третьих...
- А зимой? - спросил Визин. - Зимой-то топи нет! Те же охотники,
например...
- Охотники говорят, что там делать нечего: зверья там никакого, да и не
вдруг-то по кочкам на лыжах. Охотники в другую сторону ходят, чуть ли не в
противоположную. Понимаете, Герман Петрович, это - как заколдованное место
какое-то. Никаких промыслов, никаких приманок. Что ни в коем случае не
противоречит идее о благотворном влиянии.
- Ну хорошо! А в-третьих что у тебя?
- А в-третьих, поскольку северо-запад и поскольку остров и скалы, то
Сонная Марь может быть только там, в тех камнях. Мы тогда весь остров
облетели - нигде ничего примечательного, никаких зацепок. Только эти
глыбы. Вот мои аргументы, Герман Петрович. Я все проанализировал сто раз.
Методом исключения.
- Ишь ты... - Визин облизнул пересохшие губы, и Андромедов тут же
протянул термос. - Он у тебя бездонный?.. Методом исключения, видите ли. -
Отхлебнув, Визин тут же выплюнул. - Что за пойло?! У тебя же там кофе был.
- Это в другом, Герман Петрович. А тут - разведенный квасной сироп. Вы
же сами хотели похолодней. К тому же, квас...
- Я квас терпеть не могу, - капризно проговорил Визин, полез в свой
рюкзак и вытащил фляжку с лимонадом. Сделав глоток, сказал: - И это дрянь.
Теплая дрянь. Лучше твой теплый кофе. - Андромедов дал. - Если ты думаешь,
что убедил меня своими картами и методами исключения, то заблуждаешься.
Меня можно убедить только тогда, когда мне долго и веско - и веско! -
доказывают, когда я ничего, совсем ничего не могу возразить. Но я вовсе не
хочу сказать, что карта твоя и прочее - пустяк. Нет, Коля, этого я сказать
не хочу.
Андромедов улыбаясь складывал карту.
- И если мы, Коля... Если я еще когда-нибудь смогу передвигаться и мы
все-таки двинем из Макарова, то очевидно именно в том направлении, где эти
твои глыбы. Другого направления, надо признать, у нас пока что нет. Опять
же, если пасечник и бабки не выложат чего-нибудь новенького...
- Вряд ли, - с победным видом произнес Андромедов. - Я тут уже два раза
был...
- Помню, помню... - Визин, морщась, лег навзничь, закрыл глаза. - Ищи,
Коля, пристанище. Я пока - ни с места...
- Да! - Андромедов вскочил. - Пойду прямо к Константину Ивановичу.
- Иди. И если туристки эти прицепятся, отвечай что угодно, только ни
слова про Сонную Марь. Мы приехали бабочек ловить. И пасечника своего
предупреди, чтобы не говорил, что ты уже наведывался сюда. Скажи,
редакционная тайна. - Визин протяжно вздохнул. - А впрочем... Что тут
утаишь? Молва бежит впереди нас...
- Не беспокойтесь. Все будет, как надо!
- Вряд ли я сегодня сделаю и полсотни шагов...
Андромедов составил рядом в тень их поклажи.
- Может, вы поели бы чего-нибудь, пока я...
- Иди! - Визин махнул рукой.
СОНМИЩЕ
1
Такая тишина...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг