Почти как тот, в который угодил загоревшийся Менке...
В этом тоже состояли опасность и великое искушение, правда, уже для одного
Карсидара - не сбиться, не поддаться воспоминаниям и не испепелить всех подряд.
Но ничего, недаром он тренировался всю зиму и весну! И сейчас Карсидар
терпеливо ждал, пока конные русичи рассредоточатся по лагерю, изготовятся...
Лишь тогда с глаз татар упала незримая завеса.
Как обычно, первые мгновения боя напоминали грандиозное резание свиней.
Многие погибли, так ничего и не успев сообразить. Остальные, даже не пытаясь
сопротивляться, бросились наутёк, объятые ужасом, а всадники долго преследовали
их и нещадно рубили. Всё было кончено в течение получаса.
Когда на месте разгромленного лагеря появился бледный Микула в
сопровождении двух всадников, Михайловы вои уже успели пересчитать убитых
татар, которых оказалось аж шестьсот тридцать семь человек. И это не считая
разбежавшихся!
- А твои люди недооценили числа этих дикарей, - сказал Карсидар сотнику,
который стоял над развороченным центральным шатром и задумчиво глядел на
пожилого богато одетого татарина, перерубленного пополам.
- Твоя работа? - спросил он.
- Моя, - ответил Карсидар, довольный тем, что ему сравнительно легко
удалось вложить силу своей ненависти в удар меча, а не в действие неведомых
огненных сил.
- Плохой удар, - задумчиво протянул Михайло. - Зря ты так.
- Плохой?! - изумился Карсидар. - Михайло, да ты что...
- Погоди, - сотник поднял палец. - Ты не понял. Я о том, что лучше было
этого татарина в живых оставить да как следует допросить.
- А зачем? - Карсидар пожал плечами. - Решили ведь порубать всех, вот и...
- Нет, Давид, не говори так. Странно он выглядит.
- Странно? - Карсидар присмотрелся к убитому. - И что же в нём странного?
Михайло вздохнул и медленно проговорил:
- Ты, Давид, хороший воин, просто замечательный, но твой приятель Андрей
не в пример лучше соображает. Ведь это посол, как и наш Микула, - он кивнул на
приободрившегося боярина, свысока оглядывающего укрытый трупами луг. - Разве не
видишь? Теперь подумай: мы собираем войска, татары и себе скликают - это раз.
Ярослав Всеволодович нам в помощи отказал - два. Ставшее на привал посольство в
дне перехода от Владимира - три. Что бы это значило, а, Давид?
Михайло стоял, подняв правую руку с тремя загнутыми пальцами, а Карсидар
потрясённо глядел на него и, переваривая услышанное, начинал склоняться к
мысли, что явно поторопился убивать этого нарядного татарина.
Глава XX
ЗАБОТЫ КАРСИДАРА
Карсидар вместе с Михайлом наблюдал, как, придерживая под уздцы коней,
воины сгружались с больших плоскодонок. А в утреннем небе за Днепром расцветали
сразу две зари: одна, как и положено, на востоке, зато другая - в непривычном
месте, на севере. Это они постарались. Ради праздника!
Сегодня татарам досталось основательно. Пожалуй, эта вылазка превосходила
даже наглый наскок на ханское посольство, который они предприняли после
посещения Боголюбова. Для теперешней ночной экспедиции Карсидар лично отобрал
сто пятьдесят человек, особо отличившихся в предыдущих операциях, и с этими
отчаянными сорвиголовами напал на тысячный вражеский лагерь. В виде исключения
он позволил себе немножечко (ну самую малость!) "порезвиться". Началось
нападение с того, что сразу четыре кострища в разных концах стоянки с
оглушительным грохотом взорвались вертикальными снопами ослепительного огня, и
дальнейшая резня была видна, как на ладони. Татары мигом сообразили, кто учинил
этот фейерверк, и перепугались до полусмерти, зная, что ждать пощады от колдуна
с его "невидимками" нечего. И кстати, правильно думали! Лишь немногие из них
спасли свою шкуру...
Теперь в бывшем татарском стане за Днепром догорало то, что ещё могло
гореть. Зарево приличное, видно издалека. Ничего, пусть узкоглазые видят! Пусть
знают, кто разгромил их лагерь. Правду сказать, если бы не Карсидар, татары
давно разрушили бы Киев. Так и должно было случиться - после взятия приступом
Переяслава и Чернигова дикари намеревались совершить бросок на столицу. Отряд
под предводительством хана Менке был послан для разведки подходов к Минкерфану,
как называли они город. Ждали лишь наступления морозов, которые сковывали Днепр
ледяным панцирем.
Гибель разведывательного отряда от "колдовского огня" заставила татар
приостановить победоносное шествие на запад, временно затаиться и начать
накапливать грандиозные силы для решающего удара. Русичи вовсю готовились к
обороне. Намечалась схватка, каких ещё не видывали в здешних краях. А возможно,
и нигде в мире. Битва под Киевом грозила превзойти даже знаменитое сражение на
Озере Десяти Дев в Орфетане! Хорошо что здесь некому стрелять Карсидару в
спину. То есть, люди митрополита Иосифа, конечно, могли бы выстрелить, однако
жрецы традиционно не участвовали в сражениях. К счастью...
- Эй, коновалы, живее там!
Это Ипатий подгоняет замешкавшихся воинов с последней плоскодонки.
"Коновалы"... Подходящее прозвище! Надо признать, в самую точку. Ведь каждая их
вылазка - самая настоящая резня. И всякий раз они одерживают победы
исключительно благодаря внезапности наскоков и быстроте действий.
Впрочем, и такое подразделение может пригодиться в предстоящей битве. Все
воины, как на подбор, рубаки отменные. Из ста пятидесяти человек, отправившихся
за Днепр вчерашним вечером, осталось сто тридцать девять, восемь ранено, трое
убиты. Раненых следует поскорей отправить к Читрадриве, пусть подлечит их вне
очереди. Убитых заменить... Может, добрать ещё человек пятьдесят сверх того,
чтобы стало две сотни. Как это будет звучать? "Коновальская двусотня"?
Карсидар поделился своими соображениями со стоявшим рядом Михайлом. Тот
усмехнулся, пригладил бороду, сказал:
- Да пусть будет как угодно, лишь бы ребятушки делали своё дело. Вот как
сегодня, - и кивнул на северную зарю, таявшую по мере того, как разгоралась
заря настоящая. - То-то Данила Романович порадуется! Ты, Давид, надо сказать,
неплохой подарочек ему сделал. Не считая разбежавшихся, татар побито почти
девять сотен. И это супротив наших одиннадцати!
- А ты пойдёшь командовать одной из моих сотен?
- К тебе под начало, что ли? - Михайло хитро прищурился, и в голове у него
пронеслось: "Ишь прыткий зятёк! Уже и тестя подчинить захотел! Такому палец в
рот не клади". А вслух сказал: - Нет, шалишь! Сейчас я сам себе господин, а ты
на меня, чего доброго, путы накинешь - ты не Остромир. Но ежели с тобою за
Днепр съездить да татарву пошерстить - так я всегда с дорогой душой, сам
знаешь. А коли тебе впрямь сотники нужны, бери Ипатия, а вторым Гната. Из них
сотники что надо, а Ипатий, вдобавок, тебя от самого начала знает. Не забыл
ещё, как он башку твою подолом рубашки обматывал? Но тогда мы все думали, что
ты на одно колдовство горазд, зато теперь каждый знает, как славно ты рубишься.
Да, в течение весны и лета Карсидар имел немало шансов сполна
продемонстрировать своё мастерство! И, утомившись от зимней скуки, когда
волей-неволей приходилось изнывать от вынужденного безделья, он сражался с
огромным удовольствием, с каким-то заразительным упоением. Его меч был легче
применявшихся татарами, а в сравнении с мечами русичей и вовсе выглядел едва ли
не игрушечным, не говоря уж о двуручных мечах тяжеловооружённых воинов. К тому
же Карсидар никогда не пользовался щитом и не надевал никаких доспехов, кроме
разве что шлема и тонкой кольчуги. Тем не менее, оставаясь во время боя вроде
бы легко уязвимым, он ухитрялся проделывать своей "игрушкой" настоящие чудеса.
От стрел и дротиков Карсидар попросту уворачивался (помогала чрезвычайная
чувствительность, появившаяся после снятия серьги), даже более того - успевал
отбивать их налету мечом. В случае необходимости мог воспользоваться также
тяжёлой боевой секирой, копьём или булавой, хотя последний вид оружия он
недолюбливал. А способность внезапно выпустить из рукава три арбалетных стрелы
повергала в трепет и врагов, и союзников. Уже к концу березоля, как именовали
русичи первый весенний месяц, ни один татарин не отваживался добровольно
вступить в поединок с "колдуном-урусом", возглавлявшим летучие отряды
"невидимок".
Надо ли особо говорить, что он снискал себе уважение и в среде простого
народа, и у знати! Разумеется, Карсидара побаивались из-за его "колдовских
штучек", однако, последовав совету Данилы Романовича, он показал, что способен
на многое и без непонятных никому фокусов. Конечно же, были недоброжелатели и
завистники, но где их не бывает...
Всё это отлично просматривалось в отношениях с Михайлом и его детьми.
Милка была влюблена в Карсидара без памяти, прямо сохла по нему. Когда в разгар
лета княжеское посольство вернулось из успешной поездки в Рязань, девушка
встретила его совершенно непонятными словами: "Ой, Давид, как жалко, что тебя
на Купайла не было!" При этом взгляд её затуманился, а щёки зарделись.
Михайло по привычке строго прикрикнул: "Пошла в дом!" - и Милка удалилась,
по дороге наткнувшись на косяк двери. В ответ на настойчивые расспросы
Карсидара, что значит "Купайла", сотник ответил, что вообще-то Купайло - это
Иоанн Креститель, окрестивший самого Господа Иисуса, но у русичей в день этого
святого принято женихаться. Описывать в подробностях обычаи праздника Михайло
не стал, лишь обронил мимоходом пару фраз про "непотребные игрища", которые
"поганцу, посланному Хорсом" должны быть по нраву. Впрочем, тон его речи был
скорее добродушно-ворчливым, нежели брезгливым или осуждающим, а в душе
шевельнусь приятные воспоминания. Карсидар принялся было расспрашивать Михайла,
но сотник тут же оставил его, сославшись на неотложные дела.
А через день Данила Романович неожиданно сказал ему: "Слушай, Давид, а не
хочешь ли на нашей земле укорениться? Ясное дело, ты правильно поступил, приняв
христианскую веру. С меня довольно и того, что вы с Андреем не рассыпались в
прах, когда взяли в руки Святое Писание, и не утратили силу от святой воды. Да
вдобавок ты привселюдно искупался в проруби на Водокреще. Значит, сила ваша от
Бога, а не от сатаны. Хотя митрополит думал по-другому, после вашего крещения и
он угомонился. Но как бы там ни было, а ты остаёшься среди нас чужаком. Если же
имеешь намерение обосноваться здесь всерьёз, породнись с кем-нибудь из наших.
Другого не дано".
Понятно было, откуда ветер дует. Тем более, что Михайло, выказывавший
Карсидару расположение, с тех пор зачастую мысленно называл его "зятьком". Зато
сыновья сотника старались всячески досадить ему, особенно младший Вышата, благо
жил у отца. Да и старший Будимирко не слишком благоволил к "выскочке-колдуну".
Милка же постоянно ссорилась с братьями, отстаивая свою сердечную
привязанность, и усиленно пересказывала при всяком удобном и неудобном случае
значительно приукрашенные молвой истории о подвигах возлюбленного. Порой дом
Михайла представлялся Карсидару растревоженным пчелиным ульем...
- О чём задумался, Давидушка? Данила Романович уже поди заждался нас. Так
что хватит стоять, трогаем. Не хочу к нему вестового слать, пускай от тебя всё
услышит.
Карсидар очнулся от задумчивости. Они с Михайлом остались у пристани
вдвоём, все прочие уехали вперёд, половина отряда уже успела обогнуть Ильинскую
церкву. Как его сотник назвал? Давидушка? И смотрит так покровительственно...
Ничего не сказав Михайлу, Карсидар лишь слабо улыбнулся и слегка хлопнул
по холке Ристо. Несколько минут спустя они нагнали отряд, но по дороге уже не
разговаривали. Карсидар думал о Милке и о странных, порой совершенно
непредсказуемых прихотях судьбы. Ещё и года не прошло с тех пор, как он
выслушал необычайную исповедь Пеменхата о любви к какой-то безвестной Силипе,
историю, нетипичную во всех отношениях. Тогда Карсидару и во сне привидеться не
могло, что вскоре он сам влюбится. Мало того, при молчаливой поддержке отца
невесты, получит благословение на брак от владетельного князя.
То есть, даже не от князя, а от государя! Иными словами, от короля,
правителя более высокого ранга. Как раз сегодня Данила Романович намеревался
подкрепить этот титул церемонией венчания короной своего великого предка.
Поворчав немного для порядка по поводу стараний Карсидара в Боголюбове, он
очень скоро забыл о "воровстве" и по возвращении посольства из Рязани объявил о
предстоящем торжестве. Сегодняшняя вылазка как раз была приурочена к венчанию.
Вот Михайло и хотел, чтобы победную весть Даниле Романовичу принёс будущий
зять. Уважение, которое будет оказано Карсидару, - это и ему почёт.
Но в дороге Карсидар не думал о встрече с князем. Вопреки велениям разума,
его всё не покидали мысли о сотниковой дочке и о превратностях судьбы, выпавших
на долю то ли бродяги-мастера, то ли йерушалаймского принца... Он так и не
знал, кем на самом деле являлся! Но что хуже всего - никак не мог решить
окончательно, кем оставаться в дальнейшем. Вполне возможно, что ему уготован
какой-то третий путь...
И не иначе, как по прихоти всё той же странной судьбы, сам Данила
Романович позаботился, чтобы Карсидар поскорее встретился с Читрадривой,
который не позволял "наёмному колдуну" Давиду забыть о принце Давиде.
Благосклонно выслушав рассказ о ночном нападении на татарский стан, в очередной
раз напомнившем захватчикам, на чьих землях они находятся и с кем собрались
воевать, государь похвалил Карсидара и сказал:
- А теперь, Давид, возьми раненых и быстро свези их к целителю нашему, к
Андрею. Да напомни, что сегодня я очень хотел бы видеть твоего друга в Святой
Софии.
Мороки не оберёшься с этим Читрадривой! Всё у него не как у людей, а как
у... "Как у гандзаков", - помимо воли пронеслось в голове, но Карсидар поспешно
отогнал эту предательскую мысль. Ведь один здешний знакомый Читрадривы высказал
весьма интересную догадку по поводу происхождения народа анхем...
К сожалению, все планы насчёт установления тесных дружеских отношений с
теми, кого здесь именовали иудеянами, быстро и сокрушительно провалились. Эти
люди, казалось, были вездесущи и всезнающи и очень скоро пронюхали, что
Читрадрива как раз является одним из двух колдунов, которых новый князь нанял
для обороны от татар. И как Читрадрива ни старался доказать, что он вовсе не
колдун и не стремится причинить ни единому человеку в Киеве ни малейшего вреда,
отныне двери всех иудеянских домов были перед ним закрыты. И учитель Нахум, и
старик Моше не то что за ворота его не пускали - они во всеуслышанье обещали
натравить собак, если только Читрадрива захочет приблизиться к их домам.
А когда в городе заговорили о предстоящем крещении "поганцев", Нахум таки
выполнил свою угрозу, причём без всякого предупреждения. Он сразу спустил с
цепи псов, едва лишь завидел Читрадриву, который явился, чтобы предпринять
очередную попытку найти пути к примирению. Пришлось останавливать собак с
помощью хайен-эрец. Читрадрива, хотя весь кипел от злости, не убил их, а лишь
надолго обездвижил, и то потому, что эти неразумные животные слепо исполняли не
менее неразумную хозяйскую волю. Когда парализованные псы пали к его ногам,
перепуганный учитель и сам едва не свалился, как подкошенный, от страха, даже
выронил камень, которым готовился запустить в нежеланного гостя, однако сумел
совладать с собой и слабым дрожащим голосом принялся проклинать род Читрадривы
до десятого колена. Видя поистине ослиное упрямство Нахума, явно достойное
лучшего применения, Читрадрива в сердцах плюнул на дорогу, развернулся и с
гордо поднятой головой удалился прочь, унося в душе прах разбитых надежд.
Ведь он буквально помешался на идее перевода Святого Писания на анхито!
"Единый бог вместо сонма богов. Ты и представить не можешь, что это за сила и
как сплачивает она людей! - увлечённо излагал он свои соображения Карсидару. -
И христианство могущественное учение. Иисус мигом одолеет всех наших божков,
как прежде он сокрушил "поганских" идолов русичей и соседних народов..."
Впрочем, Карсидар отлично понимал скрытые мотивы такой пламенной
приверженности единобожию. Бедняга Читрадрива вырос, не зная ничего о своём
отце, а его мать умерла молодой, иссохнув от тайной любви к чужаку. Вот если бы
и у гандзаков, и у "нормальных" людей был один-единственный бог вместо кучи
совершенно разных божков!.. Тогда и родители Читрадривы могли бы спокойно
пожениться, не боясь осуждения откровенно недолюбливавших друг друга народов.
И Читрадрива изо всех сил корпел над переводом, дабы в будущем
осчастливить миллионы орфетанцев и десятки тысяч гандзаков. А поскольку часть
Писания русичи позаимствовали у иудеян, он рассчитывал достать у своих новых
друзей оригинал, который назывался Танах, написанный на языке, очень близком к
его родному анхито.
Хотя расстраиваться было, собственно говоря, не из-за чего. В виде единой
книги, подобно Библии русичей, Танах не существовал. Это был просто набор
пергаментных свитков, либо находившихся в так называемом "доме собраний", либо
помещённых в прибитые к дверным косякам коробочки, именуемые "мезузами", чтобы
охранять дома иудеян от всяческих напастей. И неизвестно было, как собрать все
эти тексты воедино! Поэтому Читрадриве, после долгих злоключений, всё же
пришлось потеть над переводом на анхито Библии. Мало того, когда оказалось, что
священные книги русичей были переведены на церковный славянский язык не с
иудеянского, а с греческого, Читрадрива решил, что тройнной перевод чреват
многочисленными неточностями и ошибками. Он завязал знакомство с живущими в
Киеве греками (не в пример иудеянам, те отнеслись к нему весьма дружелюбно, тем
более что имя Андрей оказалось чисто греческим), ускоренными темпами изучил их
язык, раздобыл их священные книги и продолжил перевод Библии - теперь уже с
греческого. А впереди его ждала ещё работа над Евангелием!.. И что бы ни
твердил Читрадрива насчёт лёгкости управления заговором молодёжи, принявшей
единого бога, Карсидар знал: никогда бы его товарищ не решился на такой
титанический труд, если бы не память о разбитых навеки сердцах его матери Ханаи
и его отца, князя Люжтенского.
Читрадриву не мог остановить даже печальный пример взаимоотношений русичей
с иудеянами, священные книги которых частично совпадали. При подготовке к
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг